Лев Тихомиров - Критика демократии
Где же тут памятование общечеловеческого братства? Где памятование того, что люди живут взаимными услугами? Огромное большинство всякого общества вовсе и не участвует в борьбе партий. Каким же образом можно себе дозволить репрессию против всего общества только потому, что бедствие, нами производимое, задевает между прочим и противную партию? Это можно делать на правах чужеземного неприятеля, выйдя из общества, отказавшись от своего в нем членства. Но политический забастовщик всем, что ему нужно, продолжает пользоваться от общества, а то, что нужно для общества, перестает давать. Большей степени эксплуатации нельзя даже представить себе. И вот на этом-то эксплуататорстве воспитывает рабочего “политическая забастовка”!
Но если даже требуемые забастовщиком реформы полезны для всех, а не для него одного, то какие же реформы, какие внешние перестройки способны вознаградить людей за тот всеобщий страшный вред, который происходит от разложения нравственности при забвении своего долга? Ведь чувство общечеловеческого братства, сознание своего общественного долга — это величайшая драгоценность для нашей коллективной жизни. При самых плохих внешних формах государства можно еще жить, пока живо в людях это святое чувство. Но когда оно убито — коллективная жизнь будет адом и при самых совершенных по внешности формах.
Если мы общественно деморализуем людей, убьем в них чувство общечеловеческого братства, то наше общество уже не будет иметь никакой этической скрепы и будет в состоянии жить только при каком-либо страшном деспотизме, который неизбежно и явится в том или ином виде и более всего обрушится, конечно, на самих же рабочих...
IX
О праве на труд
Внося помутнение в нравственный мир рабочего, всеобщая забастовка не менее сильно спутывает понятия рабочего, можно сказать, на всех пунктах, к каким только прикасается пролетарская
идея. С ней теряется даже понятие о том, кто такой рабочий и кто -~ бездельничающий эксплуататор общества. Множество людей, которые трудятся с утра до ночи всю жизнь и создают огромные количества необходимых для человечества ценностей, стали в пролетарском тумане обзываться “буржуями”, “эксплуататорами”, а совершеннейшие бездельники называются “рабочими” только на том основании, что они, нередко по самому ничегонеделанию своему, ничего не имеют.
Это проявилось потом в движении так называемых “безработных”, которые, между прочим, впервые выдвинули у нас, с чужого голоса, право на труд.
На этой идее я остановлюсь подробнее в виду ее практической важности для рабочего мира.
В минуту заявления “права на труд” уместно будет русскому обществу задать себе вопрос, насколько оно может быть в настоящее время признано, а самим рабочим — вдуматься, какие последствия может иметь провозглашение такого права.
Нравственная обязанность общества и государства приходить на помощь нуждающемуся признана спокон веков. Это есть принцип христианский. Но христианство указывает лишь нравственную обязанность, а не дает ей юридического значения. Это совершенно разумно, потому что юридическая обязательность непременно требует указания форм исполнения того, что признано обязательным. Формы же эти зависят от множества меняющихся условий развития и построения общества, а потому в разные времена различны. Христианство поэтому и не предрешает форм помощи, а говорит только, что помочь нуждающемуся мы нравственно обязаны. Следовательно, каждый нуждающийся имеет нравственное же право на помощь ближних.
Но засим перед всеми нами, как гражданами государства, стоит задача уяснить себе, насколько заявление рабочих о юридическом их праве на труд приемлемо и выгодно для самих же рабочих.
Право на труд заявляется ими не в том смысле, чтобы рабочим не мешали трудиться, но в том смысле, что общество или государство обязаны дать работу каждому, кто без нее остался. Возможно ли это и практично ли это?
Тот факт, что из разных видов помощи нуждающимся наилучшую составляет трудовая помощь, то есть доставление возможности работать, — давно признан, в соответствии с чем у нас устраивались разные общественные работы, дома трудолюбия и тому подобное. Но все это делалось в пределах возможности; и, признавая нравственное право нуждающегося требовать себе помощи, не было никогда признаваемо, чтобы он имел право требовать помощи именно в форме работы. Ибо где же ее взять, если ее нет?
Теперь же обществу и государству поставлено требование обязательно доставлять работу тем, кто ее не имеет.
Как известно, такое требование впервые было заявлено во время французской революции 1848 года; причем в удовлетворение его были устроены печально знаменитые “национальные мастерские”, истратившие массу денег на совершенно ненужный “труд”, а в конце концов потерпевшие полный крах. Такое же требование выдвинуто у нас в 1906 году в Петербурге. Несомненно, однако, что немыслимо ждать у нас лучших результатов, чем были в Париже, под руководством Луи Блана, искреннего и убежденного социалиста, имевшего высокий авторитет среди рабочих и огромное правительственное влияние.
Дело в том, что “право на труд” логично и осуществимо только в обществе, организованном на социалистических началах. Если вся трудовая организация — фабрики, заводы, земледельческие работы и т. д. — находится, как хотят социалисты, в заведовании государства и его агентов, то общее количество труда в стране и его распределение между рабочими находятся во власти правительства.
При таких условиях возможно себе представить признание человека на труд или, точнее сказать, на то среднее количество продуктов, которое приходится на каждого члена общества. Но такое право неразрывно соединено с обязанностью работать, где и сколько прикажет общественная социалистическая власть.
Без этого принудительного труда и в социалистическом обществе невозможно будет признать права на труд.
Но обязанность работать по указаниям властей социалистического общества именно и составляет одну из причин, по которой это общество неизбежно будет представлять некоторое подобие крепостного состояния со всеми последствиями этого, между прочим, и со слабостью продукции (ибо все формы принудительного труда очень мало производят).
Как бы то ни было, к худу или к добру, социалистическое общество способно признать право на труд в виду того, что в нем труд будет уже не свободный, а обязательный. Но как же признать право на труд в современном обществе, которого продукция организована на принципах свободы труда?
Этого нельзя даже себе представить.
В современной экономике общее количество национальной работы определяется силой свободного производства, спроса и предложения. Нет такой власти, которая могла бы предписать производить больше, чем требуется по спросу. Если государство устроит общественные фабрики и таким образом создаст, например, лишних миллион аршин сукна в такое время, когда обществу не требуется больше того, что производится на частных фабриках, то все это сукно некуда будет девать. Его никто не купит. Следовательно, окажется, что рабочие трудились совершенно бесполезно и дешевле было бы для помощи им прямо выдавать им жалованье, без работы, без прочих бесполезных трат на даром пропавшую шерстяную пряжу, топливо машин и т. д.
С другой стороны, невозможно признать право даже и на такой бесполезный труд, если рабочие не откажутся от прав свободного труда.
По правам свободного труда они, например, в течение целого года, да и раньше, устраивали забастовки то по “экономическим” соображениям, то в целях “политических”. Было ли все это с их стороны разумно или нет — во всяком случае, они имели право свободного труда. По нерасчетливому применению этого права они привели Россию к очень печальным экономическим последствиям, то есть подорвали торговлю, понизили спрос на товары и всем этим уменьшили в стране количество труда, вследствие чего и обнаружилась тяжкая для рабочих безработица.
Но когда им вследствие этого стало тяжело, они потребовали дать им труд. Он был у них, и они сами его подорвали. Если теперь исполнить их требование и дать им работу от государства, то, очевидно, это можно сделать уже во всяком случае не иначе как с условием отказа рабочих от прав свободного труда, то есть от права стачек, забастовок и т. п.
Иначе как же мыслимо обязательно давать им работу и терпеть ее неисполнение, и даже хуже: терпеть подрыв рабочими количества труда в стране посредством разорения промышленности?
Если бы государство приняло на себя обязанность доставлять работу, то оно тем самым получило бы право принуждать к работе и уже тем паче пресекать все способное подрывать действие фабрик, как, например, забастовки.
Рабочие должны необходимо понять, что перед ними стоит одно из двух: или отказаться от требования доставлять им работу, или отказаться от прав свободного труда. Сохранить же и права свободного труда, и права труда обязательного — логически и фактически немыслимо. Если им кто-нибудь это пообещает в целях партийной агитации или из страха перед бунтом, рабочие должны заранее знать, что обещание не будет исполнено, ибо оно невозможно.
