Александр Мень - История религии (Том 1)
древности ритуальных запретов? Так называемое табу есть не что иное, как
наивная, предпринимаемая вслепую попытка избежать нарушения высшей Воли /4/.
Она есть неясный отголосок того переломного момента, когда человек осознал
себя отдаленным от Бога.
Невозможность игнорировать это универсальное чувство греховности
вынуждает безрелигиозную мысль искать ему "естественное" объяснение. Так,
Фрейд предположил, что сознание вины, а вслед за ним религия и мораль
возникли в "первобытной орде" после некоего коллективного преступления. Над
людьми в то время якобы властвовал жестокий и ревнивый отец клана,
приберегающий для себя женщин и изгоняющий подросших сыновей. "В один
прекрасный день, - продолжает свою реконструкцию Фрейд, - изгнанные братья
соединились, убили и съели отца" /5/. Воспоминание об этом убийстве и
поедании отца положило в конце концов основание тотемизму, табу и первичной
религии, в которой отец стал божеством.
Такого рода теория Первородного греха кажется более чем странной, ибо
заставляет думать, что подобное событие происходило во всех примитивных
семьях, а также что первобытный человек отличался какой-то особенной
совестливостью (а ведь, по Фрейду, сама совесть восходит к этому древнему
преступлению). Трудно в этом случае объяснить и то обстоятельство, что
многочисленные отцеубийцы в последующей истории отнюдь не были склонны
создавать новую религию или мораль. Одним словом, очевидно, что Фрейд
предлагает собственный "научный" миф, который, в свою очередь, нуждается в
подтверждениях и толкованиях. Тем не менее уже то, что отец психоанализа
принужден был искать объяснение вере в Первородный грех, показывает, что с
ней приходится считаться даже противникам религии.
Неофрейдизм пытается предложить более убедительные теории, чтобы
пролить свет на это загадочное явление. Эрих Фромм признал сам факт
дисгармоничности (или, как говорит христианское богословие, -
"поврежденности") человеческой природы. Он поставил ее в связь с
антропогенезом. По его мнению, человек болезненно переживает свой разрыв с
природой, над которой его поднял разум /6/. Это уже гораздо ближе к
библейскому пониманию, которое считает искажение человеческих связей с миром
одним из последствий грехопадения.
Другой психоаналитик, К. Г. Юнг, указывает на глубинные источники мифа
о падении. Он говорит о "коллективном подсознательном", которое, подобно
грибнице, связывает человеческий дух в единое целое /7/. В этом скрытом слое
запечатлено все прошлое человечества; поэтому мифы должны рассматриваться не
просто как продукт фантазии, а как отображение истории всего вида Homo
Sapiens. Гипотеза Юнга рассматривает, однако, не самую суть мифа, а лишь
условия его формирования и развития.
x x x
В Библии Откровение, данное древнему Израилю, проходит через пласт
народного мифотворчества, отливаясь в конкретные образы, имеющие
многоплановый смысл. С одной стороны, Писание усматривает в Грехопадении
определенное событие, которое, подобно антропогенезу, имело место во
времени, с другой же - оно описывает его не как обычный исторический факт, а
пользуется символическим языком мифа.
Первозданный человек представлен там как "хранитель и возделыватель"
того, что Бог "насадил", как существо, поставленное "владычествовать" над
остальными тварями (Быт 1,26; 2,15). Это означает, что призванием человека
была не праздность, но созидание и продолжение дела Божия. Как посланник
Логоса в мир вражды человек имел великое космическое предназначение. Нам
остается лишь догадываться, насколько далеко оно простиралось. Возможно,
человек оказался бы в состоянии начать коренную перестройку материи, которая
привела бы к началу нового космоса, гармоничного и совершенного. Во всяком
случае, его воздействие на среду обитания было бы благотворным для всей
природы и не несло бы на себе черт разрушительной тирании.
Как назвать это? Цивилизацией духовного типа? Неосуществившимся
вариантом истории? Дело не в названии. Не лучше ли оставить старое
библейское - Рай, или Эдем?
Согласно Книге Бытия, пока человек был в Эдеме, тварь не противилась
ему. Сын Земли и Неба, он трудился для всего мироздания, над которым был
поставлен. Поэтому Творец одарил его силами, превосходящими всю природу, а
живое единение с Богом должно было постоянно питать и развивать эти силы.
То, что до Грехопадения Первочеловек говорит с Богом лицом к лицу, означает
его полную открытость Божественному.
Но если человек был бы не в состоянии избрать иной путь, кроме
следования воле Божией, если бы он вынужден был следовать добру, то он
являлся бы жестко запрограммированным механизмом, марионеткой, а не
богоподобным существом. Тем, что движение к Богу и совершенству не зависело
бы от его воли, человек принижался бы до уровня бессловесных.
Поэтому Библия и христианство так настойчиво подчеркивают значение
нашей свободы. И это отнюдь не догматическая, недоступная разуму истина:
трудно спорить с тем, что без свободы человек едва ли был бы человеком. Это
признают даже такие поборники детерминизма, как Спиноза, Маркс и Фрейд.
Библия с самого начала указывает на необходимость для человека делать
выбор. Об этом постоянно говорят Отцы Церкви и все христианские учители /8/.
Суммируя их положения, С. Франк пишет:
"Согласились бы мы, чтобы Бог с самого начала создал нас такими, чтобы
мы автоматически, сами собой, без размышления и разумного свободного
решения, как эта река, исполняли Его веления? И был ли бы тогда осуществлен
смысл нашей жизни? Но если бы мы автоматически творили добро и по природе
были бы разумны, если бы все вокруг нас само собой и с полной принудительной
очевидностью свидетельствовало о Боге, о разуме и добре, то все сразу стало
бы абсолютно бессмысленным, ибо "смысл" есть разумное осуществление жизни, а
не ход заведенных часов. Смысл есть подлинное обнаружение и удовлетворение
тайных глубин нашего "я", а наше "я" немыслимо без свободы, ибо свобода,
спонтанность, требует возможности нашей собственной инициативы, а последняя
предполагает, что не все идет гладко, "само собой", что есть нужда в
творчестве, в духовной мощи, в преодолении преград. Царство Божие, которое
получалось бы "даром" и было бы раз навсегда предопределено, совсем не было
бы для нас Царствием Божиим, ибо в нем мы должны быть свободными
соучастниками божественной славы, сынами Божиими, а тогда мы были бы не то
что рабами, а мертвым винтиком какого-то необходимого механизма" /9/.
Таким образом, в процессе человеческого развития должна была
существовать возможность пойти по ложной дороге, по-своему оценить себя и
свое положение в мире.
Пользуясь данной ему свободой, человек не только изменил своему
призванию, но оказал ему сознательное сопротивление. Библия изображает это в
виде посягательства на плоды "Древа Познания добра и зла", а мотивом
нарушения заповеди называет желание людей "быть как боги".
В свете ветхозаветной терминологии "познание добра и зла" может быть
истолковано как власть над миром" /10/. Но это не та власть, которая была
изначально дана человеку Богом, а власть автономная, утверждающая свои цели
и свои мерила для жизни и мысли.
Конкретно Первородный грех можно представить в виде попытки человека,
повлиять на природу, используя данные ему силы в одних лишь своекорыстных
целях. Сам этот акт "первой в истории магии" привел к внутренней
переориентации человека и внес разлад во все его существо.
Роковая черта была перейдена: человек осознал, что он свободен, что
может действовать вопреки Богу. Головокружительная бездна раскрылась перед
ним, и тот, кто был создан стать борцом с Хаосом, стал его рабом. Путь к
Древу Жизни был закрыт. Законы, властвующие в природе, овладели человеком,
гармония духа и плоти была нарушена, между Небом и Землей разверзлась
пропасть...
x x x
Первородный грех есть крушение духа, утвердившего себя не в Боге, а в
самом себе. Оно замутнило поток ноосферы, воспрепятствовало ее движению
вперед. Объяснить этот порыв назад, этот регресс, это отступление во тьму в
рациональных терминах невозможно, здесь порог разума, край бездны.
Мало кто из христианских мыслителей так отчетливо осознавал его, как Н.
