Вячеслав Лукьянов - Русская религиозная аксиология
«Субъективно» такая личность прекрасна, потому что становится обладательницей духовного потенциала, вобравшего в себя все лучшее, выработанное человечеством. Ясно, что «объективно» нацеленность этого потенциала связана не с «разрушением существующего» и «насилием над людьми и целым обществом» (В. С. Соловьев), а с творческим созиданием, со спасением мира красотой (что и находит свое проявление в двух других аспектах духовной красоты).
На наш взгляд, такое представление о духовной красоте не является значимым лишь в рамках религиозной философии. Его значимость для общества и культуры непреходяща, ибо содержит в себе идеи высокого предназначения человека, его возвышения и одухотворения. Конечно, современный человек самостоятельно решает вопрос своего духовного самоопределения. Однако его опора на выработанные человечеством гуманистические ценности и обретение таким образом ценностного стержня индивидуальной картины мира – важнейшая предпосылка его духовной красоты.
Второй аспект духовной красоты связан с ее утверждением через деятельность, поступки и саму жизнь человека. Отметим, что воплощение духовной красоты в поступках и жизнетворчестве человека фактически подразумевает концепция всеединства Соловьева, с точки зрения которого, реализация всеединства «совершается здесь, и притом совершается посредством нас самих», предполагая «воплощение в области чувствуемого, материального бытия» абсолютной красоты[244]. Таким образом, воплощение идеала красоты в самой жизни, «в мире человеческом и природном» – неотъемлемый аспект красоты духовной. Такое представление восходит к концепции «Общего дела» Н. Ф. Федорова, для которого сама наша жизнь представляет собой акт эстетического творчества[245].
По мысли Соловьева, задача спасения мира может быть решена только при наличии соответствующим образом подготовленного работника, поскольку «плохой или неприготовленный работник может только испортить самое лучшее дело». Поэтому задача спасения мира может быть осуществима лишь теми, кто преодолел «темную основу нашей природы», «злобу и безумие», кто посредством «глубокого нравственного переворота» пришел к исцелению. Действительно, «предмет дела и качества делателя неразрывно связаны между собою во всяком настоящем деле, а там, где эти две стороны разделяются, там настоящего дела и не выходит»[246].
Полнотой совершенства, по мнению философа, обладает лишь Божество. Природа только отражает это совершенство и «в своей жизни тяготеет к нему». Человек же «свободным делом достигает его для себя». Процесс совершенствования человеком самого себя и мира составляет, по его мысли, смысл человеческой жизни: «…единственный человек может не только совершенствовать самого себя (а чрез это косвенно и окружающую среду), но и прямо содействовать общему прогрессу того целого, к которому он принадлежит, сознательно ставя его предметом своей деятельности». При этом Соловьев исходит из того, что божественная идея облекла царство материи покровом природной красоты только снаружи. Через человечество, через действие его «универсально-разумного сознания», божественная идея «должна войти в это царство извнутри, чтобы оживотворить природу и увековечить ее красоту»[247].
Идеи Соловьева нашли свое развитие в работах русских религиозных философов. По мысли С. Н. Булгакова, человек «изначально был призван к активности и творчеству в мире». Саму жизнь Булгаков рассматривал как «творчество красоты, произведение искусства». Он пишет об особом виде «излучения» – «высочайшей и чистейшей поэзии», разлитой около святых подвижников. С его точки зрения, «жажда красоты» зачастую легко удовлетворяется суррогатами, и тем самым «развивается притупляющее эстетическое мещанство, эстетизм быта, принимаемый за "жизнь в красоте"». Такому способу удовлетворения «эстетического мироощущения» Булгаков противопоставляет иной, связанный с утверждением самой жизнью подвижников высоких духовных ценностей. По его словам, далеко не многие понимают, что художественное мироощущение с его критерием эстетичности составляет принадлежность не только служителей искусства и его ценителей, но прежде всего и в наибольшей степени тех, кто самую жизнь свою делают художественным произведением, – святых подвижников. В духовном лике преп. Сергия, преп. Серафима и других святых запечатлено «пламенное чувствование красоты космоса, его софийности… священная непримиримость против греха, как уродства и безобразия»[248].
Аналогичную мысль утверждает и П. А. Флоренский. По его словам, подвижника характеризуют «прекрасные дела, светоносные и гармонические проявления духовной личности». Флоренский ведет речь о том, что духовная красота человека через его слова и поступки оказывает воздействие на окружающее, вовне распространяется «внутренний свет» такой «духо-носной личности». Именно поэтому он характеризует подвижничество как искусство, а внешний облик «духо-носной личности» как «художественный портрет себя самого»: «…высокое духовное восхождение осиявает лицо светоносным ликом, изгоняя всякую тьму, все недовыраженное, недочеканенное в лице, и тогда лицо делается художественным портретом себя самого, идеальным портретом, проработанным из живого материала высочайшим из искусств, "художеством из художеств"»[249].
Данная проблематика стала предметом особого внимания И. А. Ильина. С его точки зрения, «человек должен изжить свое индивидуальное обличие в достойном и прекрасном осуществлении»[250]. Именно «действие человека есть его выявленное бытие». В действии человек всегда оказывается на той высоте, на которой он действительно находился непосредственно «до испытующего и проверяющего его душу действия». Ни один поступок человека не является случайным. Каждый поступок представляет собой результат всей предшествующей жизни. В поступке и через поступок проявляется «основная духовная установка» человека: «…человек устроен так, что его тело (глаза, лицо, выражение лица, строение головы, руки, ноги, интонация и все внешние поступки) не только укрывает его душу, но и обнаруживает ее, и притом как бы с точностью хорошего зеркала»[251]. Ильин различает чувственный (внешний) опыт и «внутренний, духовный опыт» человека. «Основным и руководящим» в жизни человека он признает духовный опыт, в основе которого для него находится вера в Бога. Именно опираясь на духовный опыт, человек «живет, любит, верует и оценивает все вещи, а, следовательно, им же определяет и последний смысл, и высшую цель внешнего чувственного опыта, т. е. сперва обретает „внутри себя“ Божественное начало, а затем представляет ему водительство во всей внешней жизни». Пренебрегающий духовным опытом, «сам залепляет себе духовные очи». При этом «никогда еще человек или народ, идущий по этому пути, не вел на земле достойной, творческой и прекрасной жизни; напротив, все они разлагались душевно, впадали в общественный беспорядок и смуту и исчезали в духовном небытии»[252]. Напротив, подлинный и зрелый духовный опыт всегда выражается в целостных, творческих и прекрасных делах. По мысли Ильина, кто во что верует, тот тем и живет. Вера указывает человеку его жизненный путь; она определяет его отношение к себе, к людям, к природе и ко всему священному в его жизни.
В своих размышлениях о взаимосвязи духовного опыта и поступков человека Ильин фактически раскрывает роль индивидуальной и групповых картин мира в жизнедеятельности людей, показывает исключительную значимость ценностей. По его мнению, «жить на свете – значит выбирать и стремиться; кто выбирает и стремится, тот служит некоторой ценности, в которую он верит»[253]. Веруя в Бога, человек создает тем самым свой «жизненный центр» и, исходя из него, строит свою душу. Сама любовь к Богу открывает для человека «новое измерение вещей и людей», «перестраивает в душе все мировосприятие и все отношение к ценностям мира». Направленность «духовного ока» на «объективное совершенство» освящает «силу внутреннего самоуправления и придает внешнему поступку значение духовного события…»[254].
Действительно, индивидуальная картина мира, и особенно ее ценностный стержень, определяют поступки людей, в целом их жизнедеятельность и поведение. Именно поэтому человек и народ, опирающиеся на «свет Совершенства», не могут не вести «достойной, творческой и прекрасной жизни». При этом «изменяется и внешний вид человека, о чем он сам может и не знать, но что другим людям бывает трудно не заметить». Например, душа «истинного художника» становится гармонической, а «самое лицо его может стать ликом»[255]. Так же как и С. Н. Булгаков и П. А. Флоренский, Ильин говорит о существовании особого, духовного «излучения», которое исходит от «обновленных людей».
