Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице
– Садись, – сказал он, указав на тот самый стул. Она села. Нервная дрожь начинала холодком пробегать по ее телу.
– Мы экстренно собрались здесь вот по какому поводу. Ты недавно встречалась с одной из наших сестер.
Она кивнула головой.
– Ну, я не об этом хочу говорить, что ты, будучи на замечании, тайно встречаешься с сестрой. Хотя это тоже нарушение твоего обещания. Сейчас речь о другом… Ты вернулась в грех? – вдруг коротко, в упор спросил он. Она поперхнулась. Миллион разных слов в секунду вихрем пронеслись мимо. Она судорожно пыталась поймать хоть одно. И тут в ее голове возник ответ. Она проглотила слюну в пересохшем горле и сказала:
– Нет. Я не живу во грехе.
По комнате пробежал недовольный гомон братьев. Пастор растерянно посмотрел на нее.
– Сожительство ты не называешь грехом?
– Мы поженились, – сказала она, что еще не было правдой.
– Поженились? Когда? – удивленно спросил он.
– Мы поженимся, – поправила она себя, чувствуя, что ее поймали на этой лжи.
– Ну вот видишь, еще поженитесь. А пока вы не поженились, как назвать такую жизнь, которой ты живешь? Грехом сожительства. Правильно, братья? – спросил брат Юра, обводя всех взглядом. Братья одобрительно загомонили снова.
– Так вот, – продолжал он, – пока вы не в законном браке, все добрачные отношения называются грехом. Ты разве этого не знала? – и он вопросительно посмотрел на нее. Она молча опустила голову, не зная, что ему ответить. – Видишь, знала! – обрадовано сказал брат Юра, расценивая ее молчание как знак согласия. – Так вот, ты знала, что это грех, и опять вернулась к нему. Как это расценивать? Ну, братья, помогите мне, как?
Братья уже вполголоса утвердительно гудели: «Грех!»
– Видишь, братья тоже так считают, – продолжал говорить он. – Но мало этого. Еще совсем недавно ты просила у церкви прощения. А теперь вот заявляешь, что не согрешила. Получается, ты тогда обманывала нас? Так, братья, это считается? – громко сказал он, строго обводя собравшихся глазами. Братья одобрительно кивали головами. – Ты должна знать, что брак – это таинство. Это мирские люди совершают гражданские браки, что, конечно, лучше, чем некие свободные отношения. Но гражданский брак – не таинство. Истинные браки свершаются по благословению церкви. А ты решила, что тебе благословение не нужно…
– Нужно! – вдруг повысила голос она. – Я ведь именно за этим и приходила к сестре Раисе. Я очень хочу благословения…
Но тут уже он не дал ей договорить и властно перебил:
– Про наше благословение даже не может идти речи! Как у тебя вообще такая мысль могла возникнуть в голове? Мы даем благословение только членам Тела Христова, а ты находишься на замечании за прелюбодейство, и теперь еще желаешь благословения?! Ты понимаешь, что ты говоришь? Сделать Христа благословляющим грех?!
– Но вы сами толкнули меня на это. Я была чиста, когда…
– Мы еще и виноваты! – перебил ее весь кипевший от негодования Пастор. – Ты уже тогда была в страшной гордыне, которая и толкнула на этот путь. Разве не так, братья?! – воскликнул он. «Так, так!» – зазвучало со всех сторон.
– Вот видишь, никто с тобой не согласен. Ты так погрязла во грехе, что уже клевещешь на церковь! Это видано ли такое, сказать, что церковь толкнула ее на грех?!
От возмущения у него пузырились слова. За столом стоял сильный гвалт, который доносился и в притихший коридор.
– Так вот, что мы решили. Мы поверили тебе и, видимо, зря. Если я говорил, что ты можешь посещать собрания, ведя себя благопристойно, то теперь, после всего этого, мы НЕ РАЗРЕШАЕМ тебе посещать наши собрания. Как и сказано в Священном Писании, что блудника чуждайтесь, даже его одежды, оскверненной плотью. Поэтому больше не приходи и встреч с нами не ищи. Даже если ты оставишь свой грех, чему мы мало верим, ты теперь НИКОГДА не сможешь быть прощенной Христом. Таких, как ты, Он не прощает! – безапелляционно закончил он. – Уходи!
Она хотела встать, но не могла. Ноги были настолько ватными, что тут же прогибались под ней.
– Ну, что ты еще ждешь? – пренебрежительно обратился к ней Пастор. – Ведь было сказано уходить. Или нам уйти с братьями?
– Делайте, что хотите, – устало произнесла она, зная, что ей все равно сейчас не встать.
– Вот видите, братья, до чего доходит грех! Что же, мы не гордые. Мы можем и выйти, – с сарказмом произнес он, от чего ее передернуло.
Братья стали один за другим гуськом выходить, стараясь обойти ее так, чтоб ничем не задеть. Она отвернулась к стене, чтобы не видеть их. Проходя мимо, они искоса посматривали на нее, как на великую блудницу.
Сколько прошло времени, она не знала. Все уже утихло, и вдруг в этой тишине гулким эхом раздались чьи-то шаги по коридору. Надо было вставать. Она попробовала еле-еле встать, оперевшись о спинку стула. Ноги занемели. Она сделала шаг и облокотилась на стенку. Дверь широко распахнулась, и она увидела его. В такой нелепой позе он застал ее и даже испугался.
– Тебе что, плохо? – с тревогой в голосе спросил он. – А я тебя заждался. Смотрю, тебя все нет и нет. Даже все ваши братья вышли.
– Они видели тебя? – спросила она.
– Конечно. Шарахнулись от меня, как от чумного. Меня так и подмывало им что-то сказать.
– Ты ничего не сказал? – настороженно спросила она, все пробуя разогнуться и ощутить в ногах силу.
– Нет, – ответил он, внимательно смотря на нее. – А что тут происходило? Ведь что-то происходило, правда?
– Меня выгнали из церкви, – ответила она коротко, но без злобы.
– Выгнали? – удивленно подняв брови, спросил он. – Быстро же! А за что, сказали?
– Сказали, – неторопливо ответила она. – За прелюбодеяние.
– За какое прелюбодеяние? С кем? – не понимая, произнес он.
– С тобой, – она чувствовала, что слезы подступают к горлу.
– Ну что ты! Брось! Нашла, кого слушать. Что они знают! Они же ничего не знают и судят только по буквам своих талмудов. Разве любовь судить можно?
– Такую, как у нас, не благословленную, без брака – можно, – всхлипывая, ответила она.
– Мы же через неделю поженимся! Это только формальность. Успокойся, не верь им.
– Но ведь благословения нам никто не даст. И это правда.
– А на какого черта тебе сдалось это благословение? – вспыльчиво воскликнул он. – Вон, мои родители тридцать лет, наверное, прожили без благословения, и живут. И таких миллионы.
– Не смей ругаться при мне! – воскликнула она. – И потом, по жизни твоих родителей можно и видеть, что такое жить без благословения.
– Не будь мистичной. Тут дело не в благословении, а в самих людях. Некоторые и с церковным благословением могут жить как скоты. В то время, когда мои родители женились, даже слова такого в помине не было – благословение!
– А когда ты слышал это слово? Ты понимаешь его значение?! Как теперь с этим жить?
– Что ты понимаешь? То, что тебе твои попы в голову вдолбили? Благословение если и приходит людям, то помимо них самих. Оно идет от Бога. А ты хочешь утешать себя человеческим? Если бы Бог не благословил нас, мы бы не были вместе! То, что мы вместе – это и есть свидетельство Божьего благословения.
– Правда?! – поднимая на него мокрые глаза, спросила она.
– Конечно, правда! А разве нет? Ты что, не веришь, что я люблю тебя?
– Верю, – твердо ответила она.
– А раз так, что тебе еще надо? Поступай по своей вере, и будешь благословенна.
– Да, ведь это же действительно так, – поражаясь простоте этой формулы благословения, произнесла она, и слезы стали высыхать у нее на глазах.
– Вот видишь, я же говорил тебе – только верь мне, и все будет хорошо. Все в нас самих заключается – и благословение, и проклятие. Если мы верим, любим, живем, то разве это не благословение?! А если боимся, мучаемся, ропщем – разве не проклятие?! Эти твои шабашники тебя все время проклинают, а ты будь назло им счастлива и благословенна. Они ничего не смогут тебе сделать. А вот поверишь им – и все, упадешь.
– Я не верю им!
– Вот и правильно. Пойдем отсюда. Здесь все сыростью пахнет. Царство Божье не в словах их, а в силе. А сила и вера – это одно.
– А ты сам веришь? – спросила она его.
– Я столбам не верю! – твердо сказал он.
– Прямо как Борис Николаевич, – непроизвольно воскликнула она.
– Ну да. Наверное… – замялся он. – Он тоже в это ваше христианство поверить не может.
– Нет, он верит! – попыталась она защитить его, вспоминая свой последний разговор в их доме. – Он верующий.
– Верующий атеист. Так он себя называет?
– Но ведь и ты такой же!
– А я этого и не скрываю, – широко улыбаясь, ответил он. – Это христиане пытаются на себя какие-то правильные одежды напялить. Но одежды чужие никогда не сделают тебя праведным. Это воровство. Мы с дядей – против такого воровства. Это смешно и глупо – ходить в чужих одеждах.
– Но ведь Христос дает Свои одежды верующим, – настойчиво произнесла она.
