Афонский инок - Русский скит на Афоне. Новая Фиваида
На третий день с великим трудом отца Н. удалось связать и отправить в больницу, где он продолжал также неистовствовать, так что ничего не могли с ним поделать и вынуждены были увезти его в монастырь[26]. Там он был помещен в особую комнату с предохранительной решеткой, и что творилось с ним в это время, никак невозможно изобразить и без ужаса вспомнить. Две недели положительно не принимал он никакой пищи и – о ужас! – брал в руки свой кал и ел его. Все братство Пантелеимонова монастыря стало за него молиться – три раза тянули о нем четку с молитвой Иисусовой, умоляя Его милосердие помиловать страждущего раба Его, после чего – о дивная милость Божия! – он как бы пришел в себя и успокоился. Потом его перевели в общее больничное помещение, где он и находился день-два, но пищи никакой не принимал, ничего не говорил, лицо у него сделалось цвета темно-коричневого, он стал почти неузнаваем.
Но недолго он пробыл там. Каким-то незаметным образом ему все же удалось ускользнуть от наблюдавших за ним больничных служителей, и, как оказалось потом, кто-то из монахов, узнав его, довел до врат прежней его обители. Слышно было, что в течение года он поправился, начал проходить огородное послушание, а потом с ним опять произошло что-то ужасное, и он уехал в мир. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Вот какие бывают бедственные последствия самочинной жизни, происходящие от уклонения от Святых Христовых Таин и непослушания своим духовникам, ибо, по словам Святого Симеона Нового Богослова, впадающий в пагубный грех прекословия и неверия духовному отцу своему еще живой бедственно низводится в глубину ада и становится жилищем сатаны и всего его нечистого воинства как непокорливый сын погибели.
Следовательно, Сам Господь отступает от такого человека, и он предается еще заживо в руки бесам на ужасное поругание, но что они сделают с этим несчастным в загробном мире, страшно и подумать! Боже, сохрани и спаси создание Твое!
Описанное выше несчастье с монахом Н. есть плод самомнения и самодовольства. Подобные факты нередко встречаются в описании святых отцов, часто можно увидеть их и в современном подвижничестве в разных видах и образах, это не редкость. Вниманию боголюбивого читателя предлагается еще один весьма загадочный и оригинальный случай, происшедший недавно также в пустыни Фиваида со смиренным, кротким и болезненным истинным рабом Христовым схимонахом Тарахом.
Необыкновенный случай, произошедший со схимонахом Тарахом
С каким страхом подобает нам соделовать свое спасение, как нам должно опасаться хитрых козней диавольских! С каких только сторон он не заходит и какими только путями не тщится погубить человека! Он, по учению святого апостола, яко лев, рыкая, ходит, иский кого поглотити (1 Пет. 5, 8). Только милосердный Господь державной десницей Своей содержит, покрывает и охраняет рабов Своих от погибели и сдерживает адскую злобу губителя диавола. До того простирается его наглая дерзость, что живьем он выхватывает из обители рабов Христовых. Так, недавно (в 1915 году), произошел в фиваидском братстве следующий из ряда вон выдающийся удивительный случай.
Один пустынник, схимонах Тарах (в миру Тарасий Петрович Орехов, из крестьян Самарской губернии), прибыв на Афон в сию пустыню Фиваиду уже в преклонных летах, то есть на 63-м году своего возраста, прожил в ней ровно 20 лет. Он отличался крайним смирением, совершенным незлобием и детской простотой, находясь в пустыни вдвоем с одним строгим старцем схимонахом Арсением. Безропотно и терпеливо перенося от него все нападки и оскорбления, он не обнаруживал и тени озлобления или даже недовольства. В то же время он измождал плоть свою трудом, постом и прочими пустынными подвигами. Говорил он редко и мало, и притом еще был глух. Плодом такого глубокого его смирения и терпения было то, что по милости Божией он стяжал непрестанную Иисусову молитву, и было заметно, что он всегда в ней пребывал.
Годов за пять до смерти, когда отцу Тараху было 78 лет, по дряхлости его и болезненным недугам его перевели в пустыню на покой при фиваидской больнице, где он еще более усердно стал проходить молитвенный путь, всегда перебирая четку и шепча Иисусову молитву или вслух поминая имена своих родных. Трудно было у него допытаться даже одного слова, так внимал он своему спасению. За последнее время он впал в такую детскую простоту, что забывал, кушал он или нет, случалось, что утром пред причащением Святых Таин он что-нибудь жует, смокву или иное что-либо. Разумеется, тогда не давали ему причащаться, и он с покорностью уходил к себе, шепча Иисусову молитву. Далее жизненные его силы окончательно погасли и до такой степени он ослабел, что ходил около стенки, еле-еле переставлял ноги, держась за нее обеими руками, но тем не менее Литургии, которая бывала в больничной церкви, не пропускал и дважды или трижды в неделю приобщался Святых Христовых Таин.
Месяца за три до смерти, готовясь, по обычаю, приобщаться Святых Таин, он забылся и утром этого дня, взяв смокву, стал ее есть. Больничные служители заметили это и, когда он стал приступать к Святой Чаще, отвели его в сторону и сказали, что ему нельзя причащаться. На этот раз отец Тарах заскорбел, и Бог ведает, что он думал в это время, но только вскоре после Литургии хватились – его нет, стали разыскивать всюду по всем углам и портарейкам и на дворе – нет нигде. Дали знать отцу настоятелю, что отец Тарах исчез. Немало сему все дивились.
Тотчас послано было человек десять братий на розыски в разные стороны в окрестностях обители. Тщательно искали по кустам, по дорогам, по оврагам, но все поиски оказались тщетны, пропал отец Тарах, словно в воду канул. Все приходили в недоумение: убежать он не мог, потому что с великим трудом едва мог сделать несколько шагов около стены, не только бежать – ходить не мог.
Посланные братия, осмотрев каждый кус тик, каждый уголок, возвратились с поисков с пустыми руками в обитель, за исключением двух монахов, эконома Д. и больничаря П., которые, всюду осмотрев, стали спускаться к морю по крутому заросшему колючим кустарником оврагу. Подойдя к разрушенной каливе близ моря, принадлежавшей ранее отцу Нону, они заметили большую лозу винограда, на которой висели ягоды. Эконом Д. заметил отцу П.: «Вон там, на том конце этой лозы много висит кистей, а ну ка полезай туда!» Тот с непомерным трудом стал продираться через густо росший колючий кустарник, приближаясь к этому винограду, и какое же было его удивление, когда он увидел внизу, в самом ручейке, близ камыша, искомого ими отца Тараха! Под головой у него камень, а под ним течет ручей, близ стоят его валенки. Смотрит отец П.: вот он подымается, хочет ухватиться за камышинку, но не может и снова в изнеможении ложится головой на этот камень. Попади его голова мимо этого камня, отец Тарах тотчас захлебнулся бы в воде! Тогда отец П. спросил: «Отец Тарах, что ты тут делаешь? Как ты попал сюда?» Но он как глухой не слышал и продолжал опять подниматься, хватаясь за камыш и паки опускаясь обратно в ручей. Тогда отец П. обернулся к отцу эконому Д. и закричал, что Тарах здесь, но вот вопрос, как его отсюда взять? Отец Д., полагая, что отец П. шутит, отвечал: «Полно тебе празднословить, что пустяки говоришь! Как ему возможно попасть в такую трущобу? Об этом немыслимо даже подумать!» – «Прииди и виждь! Если не веришь, полезай сюда, надо вытаскивать его», – сказал отец П.
Велико было их общее удивление. Как он мог угодить сюда, с ужасом рассуждали они – не иначе как только по воздуху! С трех сторон сплошь заросло это место высоким колючим кустарником, который сплелся так густо, что образовалась одна сплошная колючая масса, только внизу, в самом ручье было немного камыша, а с четвертой стороны вход преграждала сплошь заросшая каменная бизуля (стена) вышиной аршина в четыре.
Недоумевали они, как им отца Тараха вытащить оттуда, однако же при помощи Божией и благодаря их большому росту, с превеликим трудом вынули его и, положив на бизулю они стали спрашивать: «Скажи, пожалуйста, старец, как ты попал в это ужасное место?» Он едва внятным голосом ответил: «Да меня сюда привели двое» – «Кто такие?» – «Да наши односельчане, – при этом он назвал их по имени и отчеству. – Они сказали мне в больнице, – вероятно, в тот момент, когда он плелся из церкви в келлию, – что тебя здесь обижают и приобщать не дают тебе, пойдем с нами! И, взяв меня, повели». – «Где же вы шли, как вообще ты мог идти, когда еле-еле передвигаешь ногами?» – «Да прямо пошли, помню, будто в открытое окно. Вон там с меня сняли рясу, а потом привели сюда». Отец П. полез искать рясу в том направлении, которое указал отец Тарах. Кое-как он пробирался через сплошную стену колючих кустов, но только после долгих поисков ему удалось найти свернутую как следует рясу и посошок отца Тараха. При сем нужно обратить внимание на то, что окно, из которого, как говорил отец Тарах, мнимые односельчане вытащили его, находится на самом верхнем этаже больничного корпуса, как раз над глубоким оврагом, который из-за своей непомерной глубины скорее похож на пропасть, и вот его, бедного, туда вели, вернее же сказать, несли по воздуху с такой высоты, раздели и затащили в самую глубину непроходимой трущобы на дно оврага, где разули его и в одном подряснике положили в воду, впрочем, подложив под голову камень. И никогда бы вовек не найти его там, если бы не милосердный Господь навел этих двух отцов, как сказано уже о сем выше. Немало дивилось все братство удивительному этому случаю.
