Порфирий Кавсокаливит - Автобиография

Порфирий Кавсокаливит (Баирактарис) Автобиография

Я происхожу из деревни Святой Иоанн

Святой Иоанн — деревня на Эвбее. Оттуда я происхожу. Мои родители были бедняками, поэтому мой отец покинул деревню и уехал в Америку. Там он работал простым рабочим на строительстве Панамского канала. Мы, крестьянские дети, трудились с малых лет: поливали сад, огород, ухаживали за скотиной, бегали повсюду, куда нас посылали взрослые.

Я с малого возраста пас животных в горах. Я был наивным и застенчивым. В школу я походил лишь в первый класс и почти ничему не научился, потому что учитель болел. Там, где я сторожил овец, я по слогам прочитал житие святого Иоанна Каливита. Тогда мной овладело пламенное желание уйти из мира и стать монахом. Хотя я никогда не видел ни монаха, ни монастыря, не знал ничего.

Когда мне исполнилось семь лет, мать послала меня в Халкиду на работу в один магазин. В то время в магазинах продавали все: скобяные изделия, ключи, винты, замки, веревки, а также сахар, рис, кофе, перец и все то, что сейчас есть в лавке бакалейщика. Магазин был большой. Там уже работали два паренька. Когда я пришел, все стали мною распоряжаться, и я делал то, что мне говорили. Все отдавали мне приказания, и я носился повсюду. Между тем ребята устроились поливать цветы хозяйки на балконах. Они ходили по очереди через день. Когда пришел я, они навалили на меня все — и уборку, и цветы. Однако я не подозревал ничего плохого. Все исполнял и ходил туда, куда меня посылали.

Однажды, подметая магазин, я заметил на полу, около собранной мною кучи мусора, рассыпанный кофе. Там было штук пятнадцать немолотых зерен. Я наклонился, собрал их на ладошку и пошел, чтобы бросить их в мешок с кофе. Хозяин находился в своем кабинете, стены которого были из стекла, и увидел это. Он позвал меня:

— Ангел, — так меня, маленького, все называли. — Поди сюда!

Я подошел к нему.

— Что у тебя в руке?

— Кофе, — говорю. — Я нашел зерна на полу и собрал их.

Он стал звать:

— Тасос, Аристос, Яннис, Иоргос!!!

Один был на складе, другой еще где–то. Но так как хозяин кричал, то пришли все. Тогда хозяин открыл мою руку,

— Вы видите? — спросил их. — Что это?

— Зерна кофе, — отвечают.

— Где ты их нашел, Ангел?

— Они были разбросаны по полу, — говорю я, — я собрал их и пошел бросить в мешок с кофе.

Хозяин прочитал им целое нравоучение. Что там происходило! Там было мотовство и транжирство. Разбрасывали все то тут, то там…

— С сегодняшнего дня вы установите очередь и на поливку цветов, и на все другое, — сказал хозяин. — Одну неделю — Аристос, другую — Тасос, третью — Ангел.

Хозяева любили меня и хорошо ко мне относились. — вспоминал старец Порфирий. — Они приглашали меня наверх, к себе домой, чтобы я пел им те тропари, которые знал. Они по своей доброте часто брали меня туда. Они оценили тот мой поступок.

Через два года я уехал в Ширей; чтобы работать в магазине одного из своих родственников. Магазин находился на холме, на улице Цамаду. Это была бакалея вместе с таверной. Каждый день туда приходило много народу за покупками, и часто клиенты оставались, чтобы перекусить и выпить в таверне. Ночевал я наверху, в мансарде.

В недра души моей я погрузил желание стать пустынником

Однажды в лавку зашли два старичка. Они попросили у меня две сардинки и половину ока 2 вина. Я им сразу принес. Один старик говорит другому:

— Где найдешь то вино, которое я пил на Святой Горе! Такого вина я не находил нигде.

— Ты был на Святой Горе? — спрашивает другой.

— Да, однажды уехал со своей родины, с острова Митилини, из Каллони, и приехал на Святую Гору. Там мы и пили моноксилитское вино. Что это было за вино!

Тот спрашивает его снова:

— Ты уезжал туда, чтобы подвизаться?

— Да, хотел стать монахом, но не смог, не выдержал. Как я раскаивался потом в том, что не остался там!

Я слушал их разговор внимательно, потому что задолго до них заходили какие–то монахи и раздавали брошюрки. В одной из них было написано о жизни святого Иоанна Каливита, о котором я читал по слогам, когда пас овец в своей деревне, как я уже вам говорил. Его житие я прочитал снова на мансарде при свете карманного фонарика, прочитал с трудом, потому что был почти неграмотным. Жизнь святого так воодушевила меня, что я захотел подражать ему. Но о Святой Горе я не знал ничего. Между тем старичок продолжал: — Я хотел подвизаться и ушел. Как хорошо было там! Я видел подвижников, пустынников, святых людей, которые старались стяжать любовь к Богу, подвизались в пустыне в посте, злостраданиях и молитвах. Но я оставил все это и вернулся в мир, где впутался в тысячу мучений. Я всегда вспоминаю о том и жалею, что не остался там, а впал здесь в миру в такие муки, связанные с заботой о семье, детях, в такую суету, страдания, что трудности жизни поставили меня на колени. И я постоянно вспоминаю то время…

Старики вскоре ушли, но мои мысли остались там, на Святой Горе, о которой рассказал один из них. С того момента мною овладело горячее желание уехать туда. Меня не оставляла мысль, что я смог бы осуществить свою мечту — подражать святому Иоанну Каливиту.

Старец Порфирий вспоминал:

Через два дня старик пришел вновь. Он жил по соседству. Я подхожу к нему и втайне от других спрашиваю:

— Расскажи мне, кир Антоний, как хорошо там, вверху, на Святой Горе?

— А–а, ты все слышал тогда? Нет. Сейчас я не могу тебе ничего рассказать…

Кир — по–гречески господин, уважительное обращение к старшим.

И ничего мне не сказал. Ушел. Я же не мог думать ни о чем другом. В глубине души я решил стать пустынником. Но как? Я не знал, как попасть на Святую Гору. У меня не было денег. Да я и не представлял, что сказать хозяину.

Когда кир Антоний снова пришел в лавку, я тайно от других спросил его о Святой Горе, и тогда он рассказал мне все. Но как, однако, я мог бы туда удалиться? Что бы я сказал?

Охотник за Любовью Христовой

Целыми днями я был унылый и задумчивый. Хозяин заметил это, подходит ко мне и спрашивает:

— Почему ты такой? Что с тобой происходит?

И тогда я вынужден был солгать! — сокрушался старец Порфирий.

Я сказал, что узнал от одного моего земляка, когда выходил из лавки за продуктами, что мать моя больна, и я бы хотел поехать повидать ее. Хозяин поверил мне, дал денег на билет, продукты для матери и с сочувствием проводил меня.

Я побежал на корабль и отправился на Святую Гору! Моя мечта начала сбываться. Корабль проходил через Халкиду, через Волос, а потом через Салоники. Но когда корабль отошел недалеко от берега, меня охватила печаль. Я хотел достичь своей цели, но боялся и жалел своих родителей, которые, не зная, где я, стали бы беспокоиться. Я не выдержал и, когда корабль пристал к Лимне Эвбейской, спустился с него и на другом корабле вернулся обратно в Пирей.

Там я пришел к своим хозяевам и сказал, что мать моя выздоровела. Я продолжал работать, как и прежде. Но не совсем так, как раньше. Я был задумчив, все время молился, ел мало, делал поклоны. От такой жизни я похудел, изменился.

— Что с тобой, Ангел, — спрашивали меня, — что с тобой? Мы видим, каким ты стал задумчивым и очень худым, дитя. Мы любим тебя и хотим, чтобы ты был здесь, но, может быть, ты хочешь поехать к родителям?

— Да, — говорю я им, — хочу поехать.

— Езжай, если хочешь, повидайся с ними и, когда приедешь, найди нам для магазина какого–нибудь хорошего юношу, такого, как ты.

Они снова дали мне денег, продуктов, сладостей, какие–то бутылки с ликером «Пиперман», иного чего еще другого. Хозяин привел меня на корабль и купил мне билет до Халкиды.

Это был корабль, который шел в Халкиду, затем — Эдипсо, Волос, Салоники, Святая Гора, Дафни. Корабль назывался «Афины». Я поднялся. Корабль отошел от пристани. Была ночь, когда мы отплывали. Шли всю ночь. Пришли в Халкиду. Когда корабль остановился, матросы закричали: — Кто в Халкиду? Кто в Халкиду? Я — молчок, не говорю ничего, притаился в углу и молчу. Корабль отчалил от халкидской пристани. Однако когда мы прибыли в Эдипсо, матросы нашли меня, потому что проверяли билеты.

— Почему ты не сошел в Халкиде? — спросили меня.

— Я спал, — отвечаю.

— И что теперь? — спрашивают меня. — Ты должен заплатить.

— У меня мало денег, — говорю им.

— Ну, ладно, — согласились они.

И оставили меня так, без денег. Тогда деньги–то были такие — пятаки да двугривенные. А у меня едва–едва набралась бы одна драхма.

Когда в Волосе мы спустились на берег, меня охватила великая тоска. Я все плакал и плакал. Я думал, что навсегда уезжаю из мира, что родители меня потеряют и будут горевать. Думал о своих братьях и сестрах. Мне перехватило дыхание, и я решил вернуться обратно.