Галина Калинина - Курс выживания для девочек

Надо крепко усвоить, что наши недостатки, наши слабости, даже наши мерзости — это не мы сами. Мы больны ими, как корью или ангиной. И эти болезни можно победить при помощи Бога. Для этого надо обратиться к Нему с молитвой о помощи. Такие молитвы можно найти в любом православном молитвослове, а можно и помолиться своими словами: «Господи, помоги мне побороть ненависть к себе, помоги мне справиться со своими недостатками и победить их. Научи меня верить Тебе, надеяться на Тебя и любить Тебя».

Если ты чувствуешь, что ты уже попала в зависимость от отчаянных мыслей и в плену жалости к себе — борись сама с собой. Кстати, многим в подобных ситуациях помогает обращение к психологу, а многим — молитва и общение со священником. Любой из нас может прийти в храм и поговорить с батюшкой или позвонить по телефону доверия — в этом нет ничего постыдного. Еще в Интернете существует много прекрасных сайтов, на которых тебе могут помочь. Один из них называется «Победишь. ru»

Часто в моде на страдания и самоубийство оказываются виновны так называемые деятели культуры, которые неплохо зарабатывают на рассусоливании различных высот и красот самоубийства. Модные писатели, публицисты, художники, кинорежиссеры и музыканты смакуют различные подробности суицида, причем вовсе не спеша обменять свои кресло, апельсиновый сок и утреннюю сигарету на могильных червей и мокрую глину. Популяризуя идеи смерти и играя на исканиях и идеалах молодежи, они сеют ужасные семена отчаяния, тоски и безнадежности. Возьмем, к примеру, модные романы Б. Акунина с его «Кладбищенскими историями» — своеобразной одой смерти. Самоубийство и смерть — главные герои этого литературного произведения, воспевающего в наших душах отнюдь не добро, а скорее тиражирующего пороки и страсти самого автора. Жаль только, что никто не проведет за руку Пелевина и Сорокина, Акунина и прочих перед глазами тех матерей, жен, детей, братьев и сестер, которые по их вине потеряли своих близких, чьи души были развращены и изуродованы подобным «творчеством». Вспоминаются розановские слова о подобных «людях искусства» как нельзя лучше оценивающие их вклад в умножение жестокости и смерти.

Русский философ Розанов однажды написал о подобных деятелях культуры и самоубийцах: «Жестокости много, но ужасно мало страха. Особенно у публицистов его мало. Превеселенький народ, — да и не мудрено: такие гонорары получают. Оставим их, взглянем на молодежь, на юношей и девушек.(…) Есть явная жизнь и есть тайная жизнь. В «явь» выходят гробы, могилы, кладбище: но им предшествует ужасная ночь внутри, ночь одинокая, без звезд, без месяца… Туманы, облака там ходят, что-то липкое пристает к душе, как мокрая простыня, как засасывающая тина. Что спасет? Воспоминания о прекрасном поступке. Но его нет. Что еще спасет? Если я кого-нибудь люблю. Но я никого не люблю. Так зачем же жить?! — с этим ужасным чувством, увы, истинным чувством, т. е. с действительным сознанием: «я ни для чего живу», сбрасывается конвульсивно свечка или огарок, мерцавшая в пустой, ничем не населенной комнате, на пол… Суть в этой ужасной, сырой, холодной комнате без жильцов, которая предшествует всякому въявь самоубийству»[16]

«Унывать», по словарю Даля, означает: «грустить, безнадежно падать духом, робеть, отчаиваться, терять всякую бодрость и надежду, не находить ни в чем утешения».

Унынием в аскетике называют изнеможение, усталость души.

Уныние бывает двух видов.

а) Уныние, вгоняющее в сон. Выражается в лености тела и души. Человек, одержимый унынием, может проводить дни напролет на диване, ничего абсолютно не делая. Он начинает пренебрегать своими обязанностями, убегает от общения, запускает все в доме и себя самого. Его ничего вокруг не интересует и не радует. Он может много есть, но еда не приносит удовольствия. Его преследует ощущение бессмысленности бытия, то, что в психологии принято называть «экзистенциальным вакуумом».

Многие психологи говорят о том, что желание сна — подсознательное желание смерти. Одно из желаний, свойственных унынию, вгоняющему в сон, — уснуть и никогда не просыпаться.

Митрополит Сурожский Антоний говорил: «Уныние очень похоже на сонливость. Все пущено на самотек. Человек погружается в грезы наяву, уходит в нереальный мир, в мечтания. Дремота не ждет ночи. Закрываешь глаза — и можно считать, что настало время ночного сна. И как ни странно, но именно в моменты, когда у нас недостает энергии действовать на самом деле, наши мечты полны гордости, силы, власти, успеха. Когда мы погружены в дело, то, чем мы заняты, требует всего нашего внимания, но в мечтах первое место занимает любоначалие, жажда власти, гордые устремления».

б) Уныние, которое гонит из дому. Внешне проявления этого вида уныния прямо противоположны предыдущему. Человек начинает вести активный образ жизни, в основном, предаваясь развлечениям. Он все время стремится к общению и веселью. Появляется страх одиночества, потому что одиночество ведет к первой форме уныния. Человек ищет все более и более изощренных развлечений, отдавая предпочтение наиболее экстремальным. Если сначала во время приступа уныния кажется достаточным пойти в гости, то довольно скоро спокойное общение с друзьями уже не в состоянии прогнать «полуденного беса» — он настигает и в гостях, и в театре, и на улице. Развлечения становятся бурными: дискотеки, ночные клубы, блуд. На последней стадии человек может обратиться к наркотикам, рискованным приключениям, всякого вида извращениям. Проблема заключается в том, что «убежать» от уныния нельзя. Оно везде настигнет и набросится на беглеца с пущей силой.

Начинаются проявления уныния с лености.

Праздность — мать всех пороков, а леность — прямое следствие праздности или ничегонеделания. Лекарством от многих страстей, а особенно от лености и уныния святые называют труд и говорят так: «Труд неприятен нам, как узда, накинутая на наше сердце, стремящееся к вечному, невозмутимому счастью, но без этой узды сердце, предоставленное необузданности своих стремлений, сбивается с дороги и, если оно порывисто и возвышенно, быстро достигает бездонной пропасти ничем неутолимой скуки и мрачной апатии; если же оно мелко, то будет погружаться день за днем, тихо и незаметно, в тину мелких, недостойных человека хлопот и животных инстинктов».[17]

Мы и сами знаем, что работа отвлекает от дурных мыслей, стабилизирует и нормализует жизнь. Вместе с тем труд — это прекрасное и практически единственное средство для самоусовершенствования своих личных качеств, средство, которое к тому же и дает нам возможность принести пользу ближнему.

«Высылая человека на труд, Творец сделал труд необходимым условием физического, нравственного и умственного развития, и самое счастье человека поставил в неизбежную зависимость от личного труда. Труд сделался отличительным признаком сына земли, знаком его падения и указанием пути к совершенствованию, признаком бессилия и залогом силы, клеймом рабства и печатью свободы; жизнь и самое счастье стали трудом; но зато в труде же нашел человек и жизнь, и единственно достойное его счастье».[18]

Но в то же время труд сам не должен становиться целью жизни. Так, например, иудейский, а затем и христианский запреты трудиться в «день седьмой» связаны опасностью идолослужения мамоне. Мамона (от греч. «богатство») — в христианстве злой дух, идол, олицетворяющий сребролюбие и стяжательство. Кстати, мамоной также называют ненасытное брюхо, как символ жадности, стяжательства и обжорства.

Итак, день седьмой мы отдаем Богу и отдыхаем от труда, направленного на стяжание.

В переводе на современный русский язык слово это означает тщетную (напрасную) славу. Тщеславный человек тот, кто жадно ищет славы мирской или суетной, стремится к почету, к похвалам, требует признания своих достоинств (зачастую мнимых), делает добро не ради добра, а ради похвалы, почета и внешних знаков почестей. Синонимами слова «тщеславие» выступают «спесь», «бахвальство», «кичливость», «надутость», «чванство», «высокомерие».

Священник Александр Ельчанинов заметил: «Мнение о нас других людей — вот то зеркало, перед которым позируют почти все без исключения. Человек делает себя таким, каким хочет, чтобы его видели. Настоящий же, как он есть на самом деле, неизвестен никому, включая часто и его самого, а живет и действует некая выдуманная и приукрашенная фигура».

Как часто тщеславие прикрывается хорошими поступками. Оно прячется за безотказностью и обязательностью, за пунктуальностью и честностью, за щедростью и смелостью. Если копнуть поглубже, то окажется, что за половиной тех хороших качеств, которые мы в себе видим, скрывается именно эта страсть.