В. Малягин - О жизни и чудесах Блаженной Матроны. Акафист
Много раз Матрону хотели арестовать. Однажды пришел милиционер ее забирать, а она ему говорит: «Иди, иди быстрей: у тебя несчастье в доме». Он послушался, поехал домой, а у него жена от керогаза обгорела. Но он до больницы ее довез все-таки живую. Приходит на работу утром, а ему говорят: «Ну что, слепую забрал?» А он отвечает: «Слепую я забирать никогда не буду. Если б слепая мне не сказала, я б жену упустил, а тут я жену все-таки в больницу свез». Матрона ему тогда сказала: «Поезжай скорее, у тебя дома несчастье, а слепая от тебя никуда не денется. Я сижу на постели, никуда не хожу».
Поехала как-то раз Матушка в Куликовку, за километр от нас, на лошади, кому-то помочь, там одна женщина очень болела. Ну а муж этой женщины говорит: «Иди, там с горшками твоя приехала! Ступай, горшки покупай». Жена на мужа заругалась: «Дурак ты, дурак!» Но все-таки она пришла к Матроне, не побоялась его, пришла. Только открывает дверь, а Матушка говорит: «А я горшки все побила! У меня горшков нет!» Та говорит: «Матронушка, прости! Ну что я с дураком-мужем сделаю? Дурак полный, да и только!»
Видите, какие случаи! Она все знала. А за сколько километров к ней приезжали – за двести, за триста, и она знала, как человека по имени звать! Брат Матушкин не верил в ее силу: «Что там она знает!» Родной брат, а не верил. А как коснулось его горе, так и поверил. И вот в последнее время (она жила в Москве) брат начал к ней ездить и прощения сколько раз просил у сестры!
Моя мама родом из села Устье. У нее там был брат. Однажды встает он – ни руки, ни ноги не двигаются, сделались как плети. А он тоже Матроне не верил. За мамой в село Себено приехала дочь братнина: «Крестная, пойдем скорее, с отцом плохо, сделался как глупый: руки опустил, глаза как у дурака смотрят, язык плохо говорит». Тогда моя мать запрягает лошадь, и они с отцом едут на Устье. Приехали к брату, он на маму посмотрел и еле выговорил: «Се-стра…» Мама на него ругается: «Что согнулся-то?» – «Не знаю… Стал… плохой…» И опять замолчал. «Ну что же, садись! Поедем к Матрюше». Собрала она брата и привезла к нам в деревню. Оставила его дома, а сама пошла наперед к Матроне спросить, можно ли его привезти. (Матушка от нас за восемь домов жила.) Приходит, а Матрона ей говорит: «Ну что, поверил, что я ничего не знаю, а сам сделался как плетень!» А она его еще не видела! А вот как сказала: «Веди его ко мне! Помогу». А брату Матрона сказала: «Благодари сестру, я из-за сестры тебе помогаю». Почитала над ним, воды дала. И на него навалился сон. Он лег спать здесь, у матери моей. Как убитый уснул. Утром встал совсем здоровым. Водички только выпил, да и покропили его. Все у него прошло.
Ксению, мою маму, часто обижали Прасковья и Марья. Марья была казначеей в церкви. Вот Марья начала печь просфоры и продавать их в углу, а их у нее никто не берет. Она и бросила печь. Поехала к Матроне, а та ей по голове постучала и наказывает: «Ты и на порог Ксении не наступай, а за порогом проси прощения». Когда Марья к нам пришла, она так плакала: «Тетушка Ксения, простите! Я не могу к вам даже на порог ступить».
Как-то моя мама поехала за Матроной в Москву: «Матушка, поедем ко мне, у меня поживешь, чего ты боишься? Похоронила бы я тебя в храме – там на полу, где “Взыскание погибших”, кирпичи разберу…» – «Приду, приду, – отвечает Матрона. – Сколько народу ко мне туда будет ходить, руки не протянешь. И храм мой никогда не закроют».
Однажды приехала я в Москву к Матушке, а она мне говорит: «Езжай домой, вези колокол в церковь и икону “Покров Пресвятой Богородицы”». Я испугалась, что тяжело нести. А она говорит: «Как перышко понесешь, не учуешь». И я довезла. Колокол был серебряный, а как звенел!
А один раз я была у Матроны в Москве вместе со своей снохой. Матрона говорит: «Вы вот в Москве, а что у вас дома делается! Двадцать пять домов сгорело! Поезжайте быстрее обратно». Мы приехали в Себено и узнали, что так все и было. Одна бабушка зашла в горницу, а там у нее лежала мята сухая и моченник [12] был из конопли. Зажгла спичку – все и загорелось.
Одна женщина из Себена, Валентина, работала в Москве у судьи секретарем, и начальник советовал ей идти работать на базу, учил воровать: «Может, когда чего возьмешь». Решила она пойти к Матроне и узнать, не перейти ли ей на другую работу, а Матрона говорит: «За большой получкой не гонись, как работаешь, так и работай, и найдется тебе побольше зарплата». Тогда начальник предложил другому секретарю идти на базу. Та согласилась, а Валентина заняла ее место с зарплатой побольше. Пришла Валентина к Матроне и говорит: «Теперь получаю больше». – «Вот видишь, а та работа была не твоя». А вторая девушка отработала на складе только три месяца. Один раз какие-то две баночки с чем-то унесла. За эти баночки она получила три года. Валентина Матрону благодарит: «Бабушка, большое тебе спасибо. А той ведь три года дали». – «А я знала, что это не твоя работа, это ее место было».
Племянник Матронушки, Иван, жил в Загорске. И вдруг она его вызывает к себе; конечно, мыслями вызывала. Откуда же он мог знать? Он вон где, в Загорске жил, а она в Москве. Приходит он к своему начальнику и говорит: «Хочу у вас отпроситься: прямо не могу, надо мне к тете моей ехать». Он приехал и не знает, в чем дело. А Матрона ему говорит: «Давай, давай, перевези меня скорей в Загорск, к теще своей». Он ее привез к теще. И только они уехали, как пришла милиция. Сколько раз так было: только хотят ее забрать, как она накануне уезжает.
Еще когда Матрона жила у Ванькиной тещи, пришли мы как-то туда ночевать с Марьей Васильевной Куликовой. Марья Васильевна беспокоится: «Где будем ночевать?» А я говорю: «Матушка хоть на пороге, да положит нас». Только мы зашли, Матрона говорит: «Я перину-то вам не постелю, а из дому вас не отпущу, места всем хватит». И еще сказала: «Вот некоторые приходят, ночами не спят, все караулят, как я буду молиться». Марья Васильевна не обратила внимания на эти слова, а ведь потом так и вышло: я спала как убитая, а Марья Васильевна не спала – караулила.
Однажды приехала я к Матроне в Москву. Наш храм в Себене был закрыт, и мы хлопотали, чтобы открыли. У митрополита Крутицкого и Коломенского я была – это после войны было. Потом пошла к Матроне, а она говорит: «Ты больше не езди, вашу церковь откроют, будет служить монах». И действительно: приехал монах, отец Евлогий, но прослужил он недолго, только семь месяцев.
Когда я была у Матроны в последний раз, она сказала: «Если с тобой что случится, приходи ко мне на могилку. Наклонись, спроси, что нужно, – я дам совет». А были ведь такие случаи.
Когда Матрона умерла, моя мама была еще жива. Когда к нам пришла телеграмма, у мамы были какие-то дела, и она не поехала на похороны. И после этого все она тужила: «Дочка! Что ж это я не поехала? Поленилась!» А вскоре приснился ей сон. Матрона ей говорит: «Что же ты поленилась, не приехала? Ну пойдем, я тебя повожу, покажу все». И вот она ей во сне показала, за что умершие мучаются. Кто много говорит, смеется – тому хуже всего: язык на сковороде горячей. Мама ей говорит: «Я страшусь!» И много она ее так водила. Потом еще помнит: там был забор, а за забором люди в огне кипят, только одни головы торчат. Мама рассказывала: «Я тогда даже вскрикнула, в сторону отвернулась, вроде как не хочу даже смотреть». Вот какие вещи она ей показала. Мама долго не могла забыть этот сон.
А еще Матрона, когда была жива, состригла и дала мне немножко волос с виска и сказала: «Я тебе дам свой височек, ты его храни. И всегда ходи на кладбище, когда какая нужда или что. Проси с душою, и я помогу».
Рассказ Евгении Ивановны Калачевой, сестры Василия Ивановича Прохорова, 1907 года рождения
Мать родная Матроне говорила: «Дитя ты мое несчастное!» А Матрона ей отвечала: «Я-то несчастная! У тебя Ваня несчастный да Миша!».
Когда барыня купила в Себене дом, пришла к Матроне и говорит: «Я хочу строить колокольню». «Что ты задумала делать, не сбудется», – отвечает Матрона. А барыня уже известь нажгла, все приготовила. «Как же не сбудется? Все у меня есть – и деньги, и материалы». А было это все перед революцией.
У нашего отца отобрали лошадь. Отец пришел домой, не знает, что делать, может, судиться? Пошла мать к Матроне, и Матрона ей сказала: «Судиться будете – лошадь вам более станет. Вы больше просудите, чем получите». Родители не послушались, наняли адвоката. Сколько денег всадили, привели свою лошадь, а она совсем скелет. Там гоняли чужую лошадь, не жалели.
Сестра моя болела скарлатиной. Мать у стенки спала, а ее клала рядом, на подушке. Ночью дед встал, а девочка закатилась и задохнулась. «Ох, девка мертвая!» Огонь зажгли, давай ее отхаживать, а она померла. Пошла моя мать, Анастасия, к Матроне. Матрона ее встречает: «Не думай, ты ее не заспала». – «А мне думается, заспала». – «А если думается – жги лампадку до года».Рассказ Анастасии, жительницы города Кимовска
Когда Матронушке было уже три годика, иногда она выходила на улицу. А девчонки крапивы наломают, крапивой ее настегают и в яму глубокую посадят. А потом спрячутся и смотрят, как же она оттуда вылезет? Она с трудом вылезала и шла домой. Когда они потом ее звали играть, она им отвечала: «Не пойду я больше. Вы меня крапивой стрекочете, в яму сажаете, ругаете меня слепой, смеетесь надо мной». И не стала больше гулять с детьми.
