В. Малягин - О жизни и чудесах Блаженной Матроны. Акафист
Матрона ножки поджимала под себя, под юбку. Люди встанут на колени, она одной рукой по голове водит, а другой крестит. А та кричит: «И слепая, и дурочка, и урод, и куда ты меня прешь, на улице дождь».
Она жила, примерно в 1938 году, на Пятницкой улице у Павелецкого вокзала, у церкви. Трамвайная линия, и рядышком их домик. Мне было годов пятнадцать (сейчас шестьдесят четыре). Матрона из Себена уехала еще молоденькая. Как она начала с восьми лет предсказывать, так ее и начали везде возить.Рассказ Прасковьи Кузьминичны, из Епифани
Когда началась война – немец тут быстро подошел, – Матрона передала всем людям, что в Тулу немец не войдет. «Не бойтесь, в Туле он не будет». Так и было. В день наступления немцы были как мертвые, и наши их погнали. В Туле их не было.
Анна Ивановна Меняева, староста церкви в Епифани, рассказывала, что в 1951 году она устроилась работать счетоводом в райпотребсоюз. И как-то было ей не по себе там работать. Тогда она решила поехать к Матроне на совет: «Матронушка, я устроилась в штат бухгалтерии». Матрона трижды перед глазами помахала ручкой: «Ад-ад-ад!» И девять раз так сказала. Анна Ивановна поняла, что работа эта плохая, не для верующего человека, и ушла с работы. Побыла дома и думает: «Куда же мне дальше идти?» По молитве (наверное, Матронушкиной) приходят к ней домой и зовут работать в церковь помощником старосты, где и по настоящее время она работает уже старостой.Рассказ Василия Михайловича Гуськова, 1910 года рождения, жителя села Себено
Когда Матрона жила здесь, рязанские и из других областей шли к ней, народу много. Я у нее здесь не был, были мои родители, они в тяжелые моменты к ней ходили.
Однажды у нас пропали лошади; дня три мы их искали, и безрезультатно. А в деревне Татинки были зеленя. Отец мне сказал: «Сходи на зеленя, может, там». Отец пошел к Матроне. А я – мимо леса, в бездорожье, напрямую полем лошадей искать. Только к лесу подхожу – слышу, заржали лошади. Я прислушался – еще. Захожу в лес, там лощина, потом на бугор, потом в осинник – там лошади. Я их обратал и приехал. А вскоре и отец пришел от Матроны. Он стал ее спрашивать, а она ему говорит: «Иди, иди домой, они уже дома».
У матери сестра живет в Журишках. Как-то приходит она к нам и приглашает в Журишки. Дед мой рыбу ловил круглый год, рыба у нас всегда была. Мать завернула рыбу, и мы пошли. А дорога в Журишки – мимо церкви, мимо Матрониного дома. Сестра спросила: «Зайдем к Матроне?» А мать отвечает: «Надо ей рыбу давать, а нам мало будет». А в это время Матрона зовет свою мать: «Дай мне рыбки». – «Что ты, Матрюша, где мы возьмем?» – «У нас рыба есть», – отвечает Матрона. Тут как раз мать с сестрой пришли. Матрона взяла немного и говорит: «А это несите, куда несете, а то мало будет».
Через два дома на третий от нас жил Семен Алексеевич; у него был племянник, хромой. Однажды прихожу – смотрю, племянник к ним приехал, и между ними разговор о Матроне: «Все к ней ходим, а что она знает?» Вот племянник собирается (такой френч на нем был) и говорит: «Я ее сейчас испытаю, навру ей, что жениться хочу». Скоро он вернулся и рассказал, как Матрона его встретила: «Ты зрячий, грамотный, я слепая; к кому ты пришел? Иди, иди отсюда».
Потом я уже в Москве жил, поступил работать на завод, а здесь, в Себене, началась коллективизация, и хозяйства взялись кулачить. Отец убежал ко мне, а мать забрали, посадили в Виневскую тюрьму.
Матрена находилась у инженера Жданова в Староконюшенном переулке. Он был инженером по кессонным работам. Матрона жила одна у Евдокии (девичья фамилия Носкова) в сорокаметровой комнате. Там был иконостас, старинные лампады, занавески тяжелые. Дом был деревянный, львы на воротах. Часть дома у инженера конфисковали и поселили людей. Я пришел к Матроне, рассказал ей, что арестовали мать. «Отпустят, – говорит Матрона, – а в чем она виновата? Она ни в чем не виновата, отпустят».
Мы были во многих местах, пришли в ЦК на Моховой улице. Вход свободный, охрана стояла, но заходить не запрещали. Мы все писали на имя Калинина, а секретарей там было очень много. Куда идти? К нам подошла женщина в обмундировании и мне говорит: «Идите в четыреста какую-то комнату, на третьем или четвертом этаже, без лифта». Я поднялся, смотрю – народу немного, все в самотканых поддевках, в лаптях. «Кулаки» собрались.
В комнату подают заявки, а секретарь по карточкам вызывает. Это был секретарь по сельскохозяйственным вопросам. Я ему доложил обстановку, показал бумажку, подписанную соседями, какое у меня хозяйство. Он открыл мое дело, а там разрисовано, что мы имели сорок гектаров сада, амбар и наемных рабочих. И он пишет мне бланк, чтобы все вернуть. Даже выругался. Я еще говорю: «У меня мать арестовали». Он отвечает: «Я сам подам прошение».
Я приехал в Епифань к прокурору. Прокурор говорит: «Дай мне бланк». Я не отдал (тот секретарь мне сказал: «Бланк прокурору не давать. Пусть пишет свой, а нет – я сам с ним разберусь»). Прокурор сказал: «Мне некогда», – и убежал. А потом пришел и дал свой бланк: «Хозяйство государству не принадлежит, вернуть обратно».
А утром мама сама пришла, ее ночью отпустили.Рассказ Александры Антоновны Гуськовой, жены Василия Михайловича
Первый раз я была в Москве у Матроны на квартире Ждановой. И в Царицыно была.
Мой муж аккурат попал в плен; извещение о нем пришло: «Пропал без вести». Я приехала к Матроне. Домик деревянненький был такой. Стучусь. Выходит хожалка: «Вам кого?» – «Я приехала к Матронушке». – «Я не могу вас пустить, я вас не знаю». Дверь открыта была. Матрона услышала и говорит: «Пусти, пусти ее. Что ты ее не пускаешь?» Я вошла, поцеловала Матронушку. Спросила про мужа. Она отвечала: «Он придет. Он у строгих начальников находится». Потом спросила ее про сестриного мужа, Парашкиного. Она сквозь зубы сказала: «Придет». Я поняла, что огорчать не хотела, и он не пришел.Рассказ Зинаиды Александровны Карпиной, уроженки села Себено, ныне живет в Москве
В Себене блаженная Матрона жила около церкви. Храм был во имя Успения Божией Матери, а второй престол – на Дмитриев день. Приход был на семь-восемь деревень. Храм очень красивый. Матрона всегда стояла в храме за входной дверью. Мать ее ищет, а она в церкви.
Матрона никогда ни с кого ничего не брала, но если кто что принесет – на том и спасибо.
Потом ее стали преследовать власти.
Моя мама, как только едет в Москву к Матроне, ей из всех деревень пишут записочки, и Матрона на них отвечает. Я была тогда еще маленькой; моя мама рано осталась вдовой, пять человек детей было. Ее стал сватать директор винного завода, а она ему сказала: «Через месяц я дам вам ответ», – а сама поехала к Матроне за советом. Матрона ей сказала: «Дуня, ты не должна этого делать, а идти по Божьему пути». Мама ее послушала и отказала жениху.
У моей мамы в Москве был брат. Она как-то к нему приехала и спрашивает у Матронушки: «Я еще ночку ночую?» – а Матрона говорит: «Тебе надо уезжать, а то тебя обкрадут». Мама не послушалась, а как приехала – узнала, что нас обокрали.
Я уехала в Москву в шестнадцать лет, в общежитие к сестре, которая была старше меня на четырнадцать лет. Через два с половиной года меня стали сватать за человека, которого я ни разу не видела. Моя мама мне писала: «Дочка, даже если знаешь человека два дня, но если Матронушка благословит, выходи. Москва – темный лес, это не дома, где всех знаешь за несколько деревень».
И вот я поехала на Сходню. Нашла домик, где Матрона жила, а когда ехала, то думала (не нарочно, лезло мне в голову): «Ничего она не понимает». В дверях меня встретила – потом я узнала – ее прислужница. Я не сказала, откуда я. Она мне говорит, что Матрона сегодня больше принимать не будет. Я сразу решила, что вот, я ехала, думала о ней плохо, вот она меня и не принимает.
Одна комната была совсем закрыта, а другая на один палец приоткрыта. И только я повернулась уйти, как слышу ее голос из комнаты: «Татьяна Ивановна, пропусти, это дочка Дунина из Себена приехала», – и Татьяна Ивановна меня пропустила. Матушка мне не дала ничего говорить и сразу сказала: «Это не твой жених, он всякими делами занимается; ты скоро выйдешь замуж, и выйдешь вперед своей сестры». Еще сказала, что я к ней скоро приеду; и правда, через два месяца я к ней приехала, и она мне сказала: «Это – твой муж, и ты будешь жить хорошо, только венчайся, до венчания ничего не позволяй». И она мне читала молитвы над головой и три раза сказала: «Будь честной христианкой – и будешь жить хорошо». Я так и сделала. Венчалась в Богоявленском храме. Сестра моя ездила ко мне в гости и тоже вышла замуж в тот же дом; она на первом этаже, а я на втором.
Матрона предупредила, в какой день она умрет, и три дня принимала неограниченно. Она просила, чтобы ее отпели в церкви Ризоположения [14] , а похоронили на Даниловском кладбище, – «чтобы я слышала службу». Когда мне сообщили, что Матронушка умерла и что ее сегодня хоронят, я поехала в храм Ризоположения. Когда я приехала – ее уже отпели, я не успела проститься, но поехала с гробиком в автобусе, как родственница. На кладбище было такое паломничество, весь асфальт был заполнен народом. Пока я добралась до могилы, ее уже закапывали, я успела только горсть земли бросить.
