Евгений Поляков - Но кому уподоблю род сей?

Итак, мы подошли к десятке, с которой читатель уже познакомился в контексте притчи о десяти девах в ожидании жениха. Тогда мы сказали, что арифмологический смысл десятки заключается в циклическом движении, причем как малого палингенетического круга от рождения к смерти и новому рождению, так и большого апокатастатического круга - циклического пути блудного сына от отца через мир сей назад в отчий дом. Иными словами, пока человек не завершил апокатастатического движения в палингенезии, он всецело принадлежит веку сему, и в этом смысле десятка - число века сего, однако со смыслом, принципиально отличным от того, который несет в себе число четыре, хотя, как не трудно будет заметить читателю: 10 = 4 + 6, то есть разделенность в мире и дает число апокатастасиса. Но стоит лишь человеку преодолеть четверку или устранить шестерку, как он тотчас избавляется от палингенетического возвращения в мир сей.

Мы уже приводили пример притчи о женщине с десятью драхмами, однако повторим ее: «Какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечей и не станет искать тщательно, пока не найдет, а найдя, созовет подруг и соседок и скажет: порадуйтесь со мною: я нашла потерянную драхму.» (Лк 15:8). Эту притчу вовсе невозможно рассматривать в отрыве от притчи о блудном сыне, непосредственно следующей за ней.

Что же скажем? Когда-то каждый имел одну бесценную драхму, но вследствие ухода из отчего дома, подобно блудному сыну, утерял ее. И, хотя он приобрел взамен десять драхм века сего, он должен тщательно искать и копать, и употреблять усилие, преодолевая соблазны мира, для того чтобы отделаться от десяти имеющихся драхм в надежде и вере обрести ту заветную одну, общую с Отцом, драхму.

«Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам.» (Мф 18:7), ив помощь человеку для преодоления всех соблазнов мира даны ему десять заповедей (Исх 20:2-17).

Следующими двумя арифмологическими символами являются одиннадцать и двенадцать, которые мы предлагаем рассматривать совместно, причину чего читатель сейчас поймет. Дело в том, что число двенадцать, являясь вторым после семерки универсальным числом, олицетворяет собой преображение, переход в век грядущий, что становится возможным по достижении богоподобного совершенства и свободы, вечной жизни.

В качестве примера можно привести и двенадцать сынов Иакова, и двенадцать учеников Христовых (Мф 10:2; Лк 6:13); и «древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды (Отк 22:2) или, что «век разделен на двенадцать частей» (3 Езд 14:11).

Взглянем и на такой фрагмент: «Истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, - в пакибытии [палингенезии], когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых.» (Мф 19:28).

Непременна арифмология двенадцати в Откровении: «И явилось на небе великое знамение: жена облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на голове у нее венец из двенадцати звезд.» (Отк 12:1).

Двенадцать лет - возраст или срок наступления исцелений (Мк 5:25; Лк 8:43), а у Марка написано даже так: «девица встала и начала ходить, ибо была лет двенадцати.» (Мк 5:42)

Наконец, - пример, который читатель оценит в тем большей мере, в какой он воспринял символику храма: «Когда Он [Отрок Иисус] был двенадцати лет, пришли они... в Иерусалим на праздник... остался Отрок Иисус в Иерусалиме... через три дня нашли Его в храме...» (Лк 2:42,43,46).

Число же одиннадцать, будучи противопоставлено двенадцати, само является символом, как сказал бы скорбной славы классик одной неудавшейся теории, «единством и борьбой противоположностей», символом сопротивления духовному, и ничего хорошего ждать от этого числа не приходится - «Иаким... одиннадцать лет царствовал в Иерусалиме... и делал он неугодное в очах Господних...» (4 Цар 23:36,37),

«Седекия... одиннадцать лет царствовал в Иерусалиме... и делал он неугодное в очах Господних...» (4 Цар 24:18,19), и «находился город в осаде до одиннадцатого года царя Седекии... и взят был город...» (4 Цар 25:2,4), - в общем, плохо кончил Седекия, в чем нет ничего странного при этом образе, ибо число одиннадцать - символ сугубого несовершенства, греха, тления, рабства, «ибо кто кем побежден, тот тому и раб.» (2 Пет 2:19).

Читателю, пытающемуся уличить нас, обращая внимание на то, что другие цари правили не одиннадцать лет и тем не менее кончили столь же плохо, мы ответим, что это действительно так, но все фрагменты Писания в этой главе приведены не для доказательства истинности системы ТАРОТ, а лишь с целью иллюстрации, кои могут быть разными, и переиначив немного слова Павла, мы могли бы оправдаться тем, что мы не совершенны в иллюстрациях, но совершенны в познании.

Рассказ о числе одиннадцать не сможет стать полным без того, чтобы обратить внимание на поведение Апостолов после того, как их стало одиннадцать. Если бы Апостолы не признавали за числами никакого символического смысла, то, вероятно, они не придали бы никакого значения тому, что с момента ухода Иуды их стало не двенадцать. Но нет, уже (а может быть, только) в первой главе Деяний Апостолов описывается избрание нового апостола, коим оказался некий Матфий, лишь благодаря этому эпизоду и попавший в Писание (Деян 1:15-26). Однако нам понятно, что Апостолов в итоге никак не могло быть одиннадцать.

Однако же в некоторых случаях Апостолов все-таки было одиннадцать, и что же говорит Иисус одиннадцати? «Все вы соблазнитесь обо Мне.» (Мф 26:31; Мк 14:27). Да уж, трудно одиннадцати пребывать в истине, гораздо ближе сему числу соблазн.

Как мы и предупреждали читателя, мы не будем рассматривать все двадцать два главных арифмологических значения, ибо необходимые числа нами истолкованы, и к изложенному достаточно добавить лишь краткий комментарий, относящийся к числу восемнадцать, которым мы и заключим изложение арифмологии.

Итак, подобно двойке, восемнадцать связано с истиной, но, если двойка-мудрость выражает истину, то восемнадцать является числом отражения истины в мире сем. Мы надеемся, что читатель понимает существенную разницу между этими терминами. Дело в том, что даже наисовершеннейшее зеркало вносит, как минимум, одно, но неустранимое искажение, при котором правое становится левым, а левое правым. Посему не будет большой ошибкой утверждение, что восемнадцать есть символ искажения, и что в противовес двойке - мудрости это есть образ лжи.

Итак, «стали сыны Израилевы служить Астарте и Астарофу и богам окрестных народов; и предал их Господь в руки Еглона, царя Моавитского, и он владел ими восемнадцать лет.» (Нав 24:36; Суд 3:14).

«Или думаете, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам, но если не покаетесь, все так же погибните.» (Лк 13:4,5).

Завершив этим изложение экзегетики чисел, встречающихся в Писании, мы можем перейти к более сложным примерам.

В качестве первого такового сложного примера мы возьмем число зверя: «Всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и... никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.» (Отк 13:16-18).

Прежде, чем приступить к арифмологическому анализу числа зверя, нам должно сделать в отношении сего числа оговорку, не имеющую к арифмологии ровно никакого отношения. При этом мы обращаем внимание, что исследуемое число Иоанн записал буквами целиком так, как будто не умел записать его всего тремя знаками. Тут совсем нелишне вспомнить, что до изобретения арабских цифр и в семитских языках, и в латыни, и в греческом, да, несмотря на арабов, и в славянском, числа по обычаю записывались буквами. Это означает, что при записи этого числа на еврейском, греческом, латыни оно выглядит, как некое имя (то ли собственное, то ли нарицательное). Путь, подразумевающий перевод числа зверя в такое имя не имеет никакого отношения к арифмологии и его мы не принимаем во внимание именно в силу того, что число зверя записано не в виде условных значков, обозначающих цифры, но как шестьсот шестьдесят шесть. Однако перейдем к числам.

Как просто было бы нам, если бы речь шла о шестидесяти шести, и несовершенство разделенности, помноженное на сугубое несовершенство греховности, и дало бы нам характеристику человека. А не для усиления ли этого впечатления добавлена еще одна шестерка в разряд сотен? Уверенного ответа на этот вопрос никто дать не сможет, однако в качестве гипотезы такое предложение подходит.