Между небом и землей. Через Дух Андрэ Луиса - Франсиско Кандидо Хавьер

И когда наша сестра удалилась, чтобы выполнить свою миссию, ориентер оптимистично сказал:

— Успокаивающий сон — это благословение здоровья и радости для наших воплощённых братьев.

Мы хотели было ответить, но больная, словно под глубоким гипнозом, поднялась в Духе и удивлённо посмотрела на нас.

Её взгляд, удивительно ясный, говорил нам о её материнской тревоге.

Кларенсио прикоснулся её, как своей собственной дочери, прося её спокойствия и веры.

Разговор разворачивался под знаком нежности, когда мы уходили. Поддерживаемая нами под руки, Зульмира стала летать, сама того не замечая. Я видел, что пышные виды Природы не привлекали её внимания. Сосредоточенная на себе самой, она видела лишь образы умершего малыша, занимавшие её ментальный экран.

Невдалеке появился чудесный «Аар да Бенсао».

Цветы редкой красоты раскрашивали дорогу и окутывали её пленительными ароматами.

Там и тут в воздухе вибрировали нежные мелодии.

Сверкающая слава Небес приглашала нас к молитве почтения и хвалы Отцу Небесному, но бедная женщина, сопровождавшая нас, казалась нечувствительной к великолепию пейзажа, в силу внутренней пытки, обитавшей в ней, заставляя меня уже в который раз признать, что рай души действительно обитает там, где обитает её любовь.

Я заметил, что для чувственной преданности Зульмиры путь мало что значил. Перед этой измученной нежностью любой вопрос был бы бесполезен.

Мне кажется, что даже если бы мы вместо сияющего света «Лара да Бенсао» ощущали лишь мрак, то и тогда этот кадр представлял бы для встревоженного духа матери истинный рай с того момента, когда бы она могла взять на руки своего малыша, которого она не могла забыть.

Кто смог бы с точностью определить непроницаемые тайны, которые Бог поместил в любящие сердца?

Когда мы проникли в детскую комнату, где лежал малыш под присмотром Одилы и Бландины, страдающая мать попыталась броситься к спящему малышу. Но ориентер, по-отечески поддерживая её, деликатно предупредил её:

— Зульмира, если ты любишь малыша, не тревожь его.

— Это мой сын! — вскричала она, почти обезумев.

— Мы знаем, что Хулио нашёл приют на Земле возле тебя, и поэтому мы были твоими спутниками в этом путешествии, имеющем целью облегчить твою боль. Но не давай эгоизму заслонить твою душу!… Конечно, материнская нежность — это бесценное сокровище, но мы не должны забывать, что все мы дети Бога, Отца нашего Небесного! Успокойся! Проси Господа придать тебе необходимых сил, чтобы твоя преданность была положительной помощью малышу, который так нуждается в ней!…

Тронутая этими словами, Зульмира разразилась слезами.

С любовью поддерживаемая Одилой, пытавшейся придать ей мужества, она узнала первую супругу Амаро и вспомнила о той борьбе, которую они вели во времена, когда утонул маленький брат Эвелины.

Угрызения совести вновь отразились в её духе и с мукой в голосе она воскликнула:

— Одила! Прости меня, прости меня!… Теперь я вижу тот ад, который я устроила тебе, забыв о твоём сыне… Сегодня я своими слезами оплачиваю своё презренное равнодушие! Помоги мне, дорогая сестра!… Будь для моего Хулио той хранительницей, которой я не могла стать для твоего малыша!

Собеседница с сочувствием погладила её волосы, прежде чем ответить:

— Наберись терпения! Печаль — это пожар, пожирающий нас. Мы платим жизни подать в том, что принимаем боль, чтобы быть достойными небесной помощи.

И поцеловав её в веки, она предложила:

— Вытри свои слёзы, которые без пользы терзают тебя. Спокойствие — наш путь духовного преобразования. Не думай больше о прошлом… Будем жить настоящим, делая лучшее из того, что мы можем.

Но теперь меня терзают испытания, — настаивала Зульмира горьким тоном. — Я думаю о твоём ангелочке.

Прижав её к своей груди, Одила подвела её поближе к заснувшему ребёнку и, указав на него, удовлетворённо объяснила:

— Послушай! Мой малыш — это и твой ребёнок. Сегодняшний Хулио — это Хулио вчерашний. Тяжкие обязательства прошлого заставляют нас принять трудности настоящего. В теперешнем ученичестве он был дважды обманут в своём существовании, чтобы убедиться, что он стоит благословения земной школы.

Видя растерянность нашей спутницы, она убедительно добавила:

— Тело плоти — это куртка, которую наш Хулио использовал двумя различными способами, при нашем посредничестве.

И улыбнувшись, заключила:

— Как мы можем констатировать, мы являемся двумя матерями, делящими одну и ту же любовь.

Мы видели, как удивлённая Зульмира хотела спросить что-то. Но шок от подобного откровения лишил её голоса.

В глубине своей души она была уверена, что что-то изменило её эмоциональное поле. Её слёзы высыхали по мере того, как её взгляд становился более блестящим. Она заставляла нас думать о живом представительстве невыразимого ожидания. Не сопротивляясь, она дала себя отвести руками Одилы к соседней постели, чтобы принять необходимый отдых.

— Теперь да, — удивлённо думала она, — я начинаю понимать. Преждевременно выдворенный из материального опыта утоплением, Хулио сделал новую попытку, которая снова оказалась недостаточной.

Почему? Почему?

Мучительная мысль пыталась проникнуть в тайны времени, ведя её в далёкое прошлое. Но её мозг при пытке ей делал больно. Ей было реально невозможно совершить вторжение в область воспоминаний в этих обстоятельствах. Но она наконец ощущала Вечную Доброту, которая объединяет души теми же узами труда и надежды искупительного пути. Она вспомнила холодное озлобление, которое она питала к Хулио после свадьбы, и неразумную ревность, которую она питала ко вниманию, которое ей оказывал Амаро, и признала, что Божественное Провидение, соединяя его с сердцем матери, возвысило её чувства.

Сегодня она испытывала к нему невыразимую нежность и просветлённую любовь.

Таким образом, как преображённый Дух, она не видела более в Одиле соперницу, но благодетельницу, которая, вне всяких сомнений, следила за её превращением.

Она сжала её в своих объятиях, в молчаливом плаче, словно она была дочерью, желавшей спрятаться в материнских руках.

Глубоко взволнованная, первая супруга Амаро отвечала на чувственные проявления, гладя её шевелюру.

Ей надо отдохнуть, — дружески заметил Кларенсио. — Сейчас любое воспоминание лишь усложнило бы её ментальный конфликт.

Одила отошла от своей подруги, предоставляя её необходимому отдыху, и приобщилась к нашей компании.

В момент расставания наставник посоветовал, чтобы Зульмира оставалась в детской комнате ещё несколько часов. Таким образом, восстановительный сон был бы явно на пользу её плотному телу.

Мы вернёмся и отведём её к земному дому, чтобы гарантировать, насколько это возможно, общее улучшение её состояния.

Таким образом, мы ушли, чтобы вернуться немного позже.

Действительно, когда время, которое наставник посчитал необходимым, истекло, мы вернулись в «Аар да Бенсао», чтобы вернуть нашу подругу в её дальнее гнёздышко.

Часы показывали девять часов утра, когда больная, под нашим наблюдением, проснулась в своём физическом теле.