Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский
Во время исповеди дети замолкли. Я услышал позади себя шипение, как будто шипели два кота, и оглянулся: Ванечка и пухлый малыш больно щипали один одного, выпуча друг на друга глазенки, наполненные крупными слезами.
– Ну-ка, ну-ка, дети! Вы что тут устроили? – сделал я им строгое замечание. За обоих ответил Ваня:
– Мама говорит, что нам надо учиться терпению, вот мы и учимся!
– Вы лучше на службе тихо стойте и молитесь, это и есть настоящее терпение, – заметил я им, с трудом удерживая улыбку.
После литургии, пока в доме готовили угощения, принесенные верующими, мы с капитаном присели во дворе на табуретки.
– Хочу вам подробнее про жизнь свою рассказать, почему меня из Нового Афона турнули. Ну, чтобы вы правильно поняли. Кое-что я вам в прошлый раз рассказывал… После катастрофы на Днепре мне справку дали, что с головой не в порядке. Я игумену говорю, что наотрез отказываюсь машину водить: «У меня даже справка есть, где прямо написано – нездоров!» – «Ничего, – отвечает. – В Абхазии можно и с такой справкой ездить!» Я ему серьезно пытаюсь растолковать: «Наеду на кого-нибудь или в пропасть свалимся!» Он не верит, то туда, то сюда посылает ездить. Ладно. Поехали мы на «Газели» с братьями в горы за дровами. У меня все уже внутри кипит. Дорога узкая, одному еле-еле проехать. Навстречу из-за поворота другая машина. Беру резко вправо, а там обрыв. Так и ухнули туда. Но ударились о дерево, каким-то чудом, слава Богу, над пропастью удержались… А игумен мне: «Чини машину и снова за баранку!» Я понимаю, водителей нет. Ведь он вообще-то человек неплохой. Но вот из-за машины уперлись лбами: «Сам крути баранку!» – говорю. Тут я ему все и высказал: «Приказывай своим келейникам, а не мне!» После этого на Псху ушел.
– Понимаю, Георгий. А что это у тебя за справка?
– Нервы не в порядке, батюшка. Да вы не пугайтесь, я человек мирный. – Он с усмешкой посмотрел на меня. – Я вам пригожусь, у меня руки откуда надо растут…
– Подумаю, как определимся с местом, сразу сообщу. У нас в скиту всего две комнаты. А инок Харалампий в эту зиму не сошелся с послушником Евгением. Нужно мне с Харалампием посоветоваться. Подождем, когда из Москвы вернется, – в раздумье проговорил я.
– Обоих знаю: про Евгения ничего не могу сказать, он где-то тут поселился, к монахине Тихоне ходит на беседы. А с Харалампием я бы смог жить, ведь я покладистый, а он – смиренный… – Капитан выжидательно замолчал.
– А семья у тебя есть?
– Есть, как же, жена и дочь. – Послушник шумно и глубоко вздохнул. – После той трагедии пошли у меня с женой нелады. Она в торговле работала, сами понимаете… Завелись у нее дружки из ОМОНа. Как-то я услышал, как она меня по телефону заказывала: «Поломайте ему, – говорит, – руки и ноги, а убивать, – не убивайте! И передайте этому негодяю, – кричит,– что ни квартиру, ни дочку ему не отдам!» В общем, решили они меня сделать полным инвалидом. Посчастливилось мне, что углядел я из другого подъезда, куда уходил покурить, как эти бандюги двинулись в мою квартиру. Проходят мимо, смеются: «Сделаем ему сейчас справку о болезни!» Я и рванул тогда на Кавказ. В Новом Афоне меня приняли в монастырь послушником. А дальше вы знаете, что из этого вышло…
Что-то было в этом человеке симпатичное, и он располагал к себе своей искренностью. Удивительный, хотя и сложный характер…
Из молитвенного дома мы возвращались с Василием Николаевичем и Шишиным. Пчеловод, искоса засматривая мне в лицо, рассказывал:
– Батюшка, есть на Псху пророчество от старых монахов, мол, когда на Псху построят новую церковь и женский скит образуется, значит, пришли последние времена. Что на это скажете?
– А что говорить? Не следует спешить церковь строить и скит создавать женский! Правильно или нет, отец Симон? – Василий Ананьевич остановился, подпер руки в бока и выжидательно прищурился, подтолкнув друга локтем.
– Нужно, непременно нужно церковь строить! Благодаря ей, возможно, и последние времена отодвинутся. А скит сам образовался, не отменишь. Осталось только молиться, а там – как Бог даст, – ответил я.
Мы пошли дальше по единственной деревенской улице, обходя грязные лужи.
– Верно, батюшка. Как Бог даст, так и будем жить, – подтвердили мои друзья. Издалека, с дальнего конца села, донесся крик петуха. Тихо, словно соглашаясь с нами, зашелестел весенний дождь, унося в говорливом деревенском ручье прошлогодние ореховые листья в шумящую на перекатах туманную Бзыбь.
Владыка истины, Всемилостивый Боже, молю, открой мне тайну Твоего пребывания в сердце моем! Когда я смотрю в глубины его, то не достигаю их, а вижу лишь мятущиеся толпы пришельцев и чужаков – дурные помыслы, словно мрачные тучи, заслоняющие от меня сияние
