Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер
— Спрашивали, но случилось кое-что весьма любопытное, что вынудило меня насторожиться. Когда я приехала, мсье Жак в восхищении посмотрел на меня и сказал своему племяннику: — «да это вылитая Мадлен Виламиль». Меня охватила паника, когда я услышала эти неожиданные слова об имени моей матери, но предположила, что они хотят поговорить об одной из своих знакомых. Позже я узнала, что речь шла о семье Давенпорт. И я была в нерешительности, когда мне пришлось отвечать мсье Сирилу, захотевшему узнать мою фамилию. Если бы я назвалась Виламиль или Давенпорт, они могли бы предположить, что я хочу войти в их семью; видя, насколько была раздражена моим присутствием мадам Сюзанна, и, не желая казаться надменной, я назвалась «Алкионой да Шакара». Думаю, этот ответ наиболее приемлем, поскольку я, по крайне мере, была бы спокойна, ведь меня именно так и называли в Авиле среди друзей. Поэтому, отец, я не думаю, что обидела хозяйку дома или поступилась истиной.
Дамиан облегчённо вздохнул и сказал:
— Ты хорошо поступила. Осторожность никогда не помешает.
И после краткого раздумья, тяготясь нелёгкими откровениями, которые он должен был сказать ей, он по-отцовски заметил:
— Теперь перейдём к проблеме, которая меня вынудила позвать тебя.
Размеренным тоном, выдававшим сильное волнение, он начал свои откровения об утверждениях Мадлен, которые противоречили утверждениям отца Гильерма.
Дочь Сирила, потрясённая, слушала всё это. В изумлении она не знала, что ответить. Когда он стал рассказывать, что происходило на могиле её матери, на кладбище Невинных, горючие слёзы полились из её глаз.
Продолжая свои выводы, Дамиан подчеркнул:
— Здесь нет никаких сомнений. Тем не менее, я надеюсь, что ты будешь на высоте испытаний, через которые мы проходим, и которым должны противостоять. Я знаю, насколько горькими должны быть твои слёзы, н уверен, что Бог поддержит тебя.
— Я плачу не за себя, отец Дамиан, а за маму, чьи страдания разрывают мне сердце.
Впечатлённый трогательным тоном этих слов, старый друг рассуждал:
— Если ты увидишь, что не можешь продолжать работать в доме твоих ирландских родителей, мы сможем найти оправдание твоему отказу. В связи со сложностью и серьёзностью ситуации, которой мы противостоим, если хочешь, мы можем посоветовать твоей матери вернуться в Кастилью. Я болен, это верно, но это не повод, чтобы не сопровождать вас. И таким образом, мы сохранили бы эту тягостную тайну навсегда!…
Алкиона вспомнила лицо своего отца, когда он вложил ей в руки кошелёк, полный монет, вспомнила приём, оказанный ей в домашней атмосфере, и задумалась:
— Мы не можем бежать. Разве не Бог привёл меня к отцу, чтобы я обучилась нескольким добродетелям, которые свяжут меня с божественным смирением? Я не думаю, что мои родители нуждаются во мне в чём бы то ни было, но чувствую, что сама нуждаюсь в них для очищения своего существа.
Старый священник в глубоком волнении воспринимал этот ценный урок отречения. Видеть ангельское отношение Алкионы было великим утешением для его усталого разума. Поэтому он умолк, чтобы она могла с благородством и смирением продолжать изливать на его истощённую душу возвышенные утешения наставлений Иисуса.
— К тому же, — после паузы продолжала Алкиона, — Если мой отец протянул мне свою щедрую руку на публичной дороге, принеся мне столько радости, не зная, что я его дочь, как могла бы я покинуть его теперь, зная, что это он дал мне жизнь? Разве не было бы это отрицанием наставлений Христа? Мсье Сирил Давенпорт завоевал меня своим великодушием. С сегодняшнего дня он доверил мне свою дочь, словно знал меня долгие годы, он заставил меня сесть за его стол, распорядился, чтобы особая коляска довезла меня до Сен-Марселя. Я не могу допустить, чтобы мой отец действовал намеренно против моей матери. За всем этим, должно быть. Стоит преступный сговор.
Священник сочувственно сказал:
— Твои рассуждения достойны похвалы, и я согласен с тобой, Иисус умышленно привёл тебя в отцовский дом; но если я и предложил возможное возвращение в Испанию, то лишь думая о моральных испытаниях и в случае, если Мадлен станет хуже, о её уже почти невыносимых страданиях.
Алкиона задумалась на минуту и спокойно ответила:
— Да, для матери все жертвы хороши, но я постараюсь компенсировать своими поцелуями болезненную действительность. Иисус поможет мне в том, чтобы она покинула этот мир, не зная этих ужасных истин. Она будет любить моего отца до конца, как символ счастья, которое ждёт её на небесах, и останется для меня святой на алтаре, тесно связанном с Богом; поскольку мой отец ещё жив, не было бы разумным сделать так, чтобы позже они соединились навсегда в вечности?
— А как же те печальные усилия, что всё это представляет для тебя? А ежедневные жертвы для достойного осуществления твоей задачи в подобной ситуации?
— Я словно стою перед уроками, которые вы мне преподавали в детстве. Может, всё это для того, чтобы мы в восхищении ждали возвращения Иисуса на землю? Разве Евангелие написано только для того, чтобы люди находили на его страницах причины для блестящих восхвалений? Разве не ваши слова, отец мой, всегда внушали мне, что мы находимся в этом мире со святой целью очищения своей души? Бог хочет, чтобы мы любили друг друга. Его милосердие время от времени случайно сводит врагов, чтобы проверить, готовы ли они к осуществлению святой задачи любви. Если божественное Провидение ведёт теперь меня в отцовские объятия, зачем и как сопротивляться его неизмеримым намерениям?!
— Да благословит Бог твои возвышенные намерения, — сказал глубоко растроганный священник, — завтра или чуть позже я нанесу визит Давенпортам, несмотря на своё состояние здоровья. Я должен вблизи увидеть героев нашей драмы, чтобы оправдать свои выводы. Я схожу к ним в качестве опекуна, чтобы утвердить присутствие отца Гильерма, и тогда поизучаю их лица и прозондирую их сердца. Но советую тебе быть осторожной, чтобы твоя мать оставалась в стороне от этих новых терзаний на своём пути. Кстати, было бы лучше, если бы ты выходила из коляски твоего отца не у самих дверей дома, а несколько поодаль, чтобы избежать любых неприятных сюрпризов.
Она согласилась, и она поговорили ещё немного, затем расстались, и священник снова посоветовал ей быть осторожной и хранить спокойствие.
Прошли два дня, и, преодолевая боль и страдания, Дамиан в компании Гильерма в коляске отправился в элегантное поместье в окрестностях Сен-Ландри. Предупреждённая накануне о его визите, семья Давенпортов ждала его с почтением, встретив со множеством знаков внимания.
С первых слов он смог констатировать, что Алкиона пользовалась
