Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер
— Отец Дамиан, мы не можем смириться с вашим отъездом не только из-за ваших слов надежды, которых нам будет сильно не хватать, но и потому что мы не верим, что вы сможете забыть Авилу, где вы прожили и проработали столько долгих лет!
— Да, мой друг, — без колебаний ответил Дамиан, — конечно, я не смогу избавиться от воспоминаний о церкви Сен-Венсан и о дорогих мне людях, оставшихся здесь; но мы должны хранить в памяти, что мы служим Господу, где бы мы ни были.
Каждый старался казаться полным надежды и доверия в будущее.
Последние прощания, последние объятия, и вот уже просторная карета, качаясь в ритм галопа лошадей, уносила наших героев по каменистому и пыльному пути.
Путешествие к прибрежной полосе Галиции не было лёгким; тем не менее, после нескольких дней тягостного пути, небольшой караван достиг берегов Виго, откуда голландский корабль доставил их в порт Гавра. Мадлен Виламиль была грустна, оставаясь узницей болезненных воспоминаний о Франции. Дамиан ободрял всех, живописуя масштабные планы на будущее. Не так уж и трудно будет рано или поздно отправиться из Парижа в Америку, и это обещание всеми поддерживалось и возбуждало всеобщий оптимизм. Чтобы развлечь Алкиону и Робби, старый друг описывал красоту самых притягательных мест французской столицы, с восторгом говоря о пышности церквей и о живописных прогулках по водам Сены. Мадлен внимательно слушала его, вспоминая счастливые экскурсии в компании своего мужа, и, казалось, терялась в неизмеримой бездне трогательной ностальгии и чудесных воспоминаний.
Наконец, после долгих и изнурительных трудностей пути, они прибыли в Париж.
Отец Аманс Малузек из братства Августинов, преданный спутник Дамиана, в нетерпении ожидал их прибытия. Согласно вестям из Авилы, он уже подготовил скромный домик в местечке Сен-Марсель для Мадлен и её семьи, а для своего давнего друга забронировал апартаменты в доме Сен-Жак. Из коляски, в которой они проезжали по Парижу, дочь дона Игнация с восхищением рассматривала знакомые ей улицы и площади. Во Франции всё ещё правил Людовик XIV, и город свидетельствовал о его эффективном и бдительном правлении. Проехав местечко Сен-Виктор, путешественники прибыли в окрестности Сен-Марселя и остановились перед скромным домиком. Все вышли из коляски, и отец Аманс любезно предложил им войти в скромную резиденцию. Дочь Дона Игнация испытала сильное впечатление от внезапной смены окружения. И, тем не менее, она постаралась адаптироваться к новой ситуации. Она хотела любой ценой сама расплатиться за домик, хоть Дамиан и его друг постарались сделать всё возможное, чтобы избежать этого. И только после того, как семья обустроилась, оставив Мадлен и её членов семьи в спокойствии и безопасности, старый священник отправился в местечко Сен-Жак.
Алкиона не могла скрыть удивления размерами Парижа и красноречивыми выражениями его интенсивной жизни. В глубине души, готовая выполнить свой долг, она молила Бога дать ей сил для осуществления тех работ, которые ей предстояли здесь.
В самую первую очередь семья Виламиль нуждалась в прислуге; два дня спустя отец Аманс нашёл им любезную служанку, покинутую всеми любезную старушку. Луиза сразу же завоевала симпатии Мадлен и её дочери. Она долгое время жила в одиночестве. Зажиточные семьи оказывались от услуг пожилых людей, и её положение было одним из самых шатких. Подобные обстоятельства сильно сближали её со своей новой хозяйкой, она была бы ценным помощником для жены Сирила, которая нуждалась в приведении себя в порядок, чтобы, в свою очередь, найти какую-либо оплачиваемую работу, чтобы иметь деньги на домашние расходы.
Но дочь дона Игнация ждали настоятельные требования жизни, и очень скоро трудности навалились на неё. Она даже не могла выйти на улицу и посетить могилу своих родителей, как она того сильно хотела. Смена ситуации вызвала в ней новую волну болезни, и в ногах она испытывала острые боли. Отец Дамиан, по необъяснимым обстоятельствам, тоже заболел в коллегии Сен-Жак. Занявшись домашними работами, Алкиона, волнуясь за этих двух больных, каждый день ходила из одного квартала в другой. Дома она давала уроки своему приёмному брату, старалась практиковать французский язык в долгих разговорах с Луизой и с бесконечной любовью заботилась о своей дорогой матери. Мадлен, озабоченная быстрым истощением финансовых запасов, что она привезла из Авилы, обучала свою дочь, чтобы та могла найти работу в Париже. Напрасно она посылала её на поиски Колетты и некоторых друзей своего времени. Мадлен казалось, что какие-то неумолимые силы смели все парижские следы, принадлежавшие её дорогим воспоминаниям. Несмотря на веру, поддерживавшую ей сердце, Алкиона тоже была сильно озабочена. Необходимо было, в первую очередь, продолжать заботиться о матери, оплачивать служанку и предвидеть нужды Робби. Во время своих посещений к Дамиану она воздерживалась от разговоров о своих серьёзных заботах. Старый священник же, так внезапно подхватив жестокую болезнь лёгких, худел на глазах. Но девушка решилась и попросила помощи отца Аманса в поисках какой-нибудь работы для неё. Она могла шить, вышивать, она могла преподавать музыку, и, возможно, не очень трудно будет подыскать ей место в какой-нибудь скромной мастерской или в зажиточном доме. Новый друг Виламилей занялся поисками. Бывшая портниха, проживавшая недалеко от моста Сен-Мишель, разрешила отцу Амансу прислать ей кандидатку, чтобы познакомиться с её квалификацией.
Алкиона представилась. Мадам Полетта, скрывавшая свои дурные манеры набожным видом, не оценила благородства и искренности Алкионы. Она была слишком чистой и слишком простой, чтобы служить её пагубным намерениям.
Внимательно рассмотрев её, портниха сделала красноречивый жест и сухо сказала ей:
— Мне очень жаль, но пока что я не смогу воспользоваться вашими услугами.
— Почему, мадам? — с грустью спросила дочь Мадлен, сразу увидев, как рушатся её надежды.
Собеседница не стала раскрывать своих истинных чувств и добавила:
— Трудность вашего произношения не удовлетворит требования нашей клиентуры.
— Но я могла бы без проблем шить, а со временем я уверена, что смогу удовлетворить вас, улучшив свой акцент.
— Я не могу, — мадам была непреклонна, — клиентура хорошего вкуса требует многих качеств выражения.
Алкиона, в своём смирении всё же проявив раздражение в голосе, стала настаивать:
— Мадам Полетта, вы, конечно же, правы; но я осмелюсь призвать к вашей доброте. Я очень нуждаюсь в этой работе!… Моя мать серьёзно больна и, к тому же, мне надо выплачивать деньги за дом… Если бы вы могли взять меня к себе в швейную мастерскую, знайте, что вы совершили бы милосердный и справедливый акт и имели бы нашу вечную признательность. Кто знает, может, у вас появились бы и другие услуги,
