Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер
«Не принимай, Господи, чтобы добродетель превращалась в огонь мучения тех, кто пал, и не позволяй, чтобы честность и порядочность замёрзли в сердцах!…
«Ты, нисходящий на грязные улочки, чтобы лечить увечных, знай, что путешествующие путешествует на Земле, измученные отсутствием чувственного питания или сбившиеся с пути в сексуальном хаосе, являются больными или несчастными детьми, нуждающимися в Твоей руке!…
«Вдохнови нас в наших отношениях друг к другу и просвети наше понимание, чтобы мы умели во веки веков быть признательными к Твоей Доброте!…».
Когда Феликс умолк, комната оказалась охваченной светом, исходившим из его груди. Но здесь были не только мы, его служители, с духом, покорённым сильными эмоциями!… Все развоплощённые сущности, дежурившие в здании, даже те, которые принадлежали другим религиозным культам, выстроились в тишине и внимании у узкой комнаты… Невежественные Духи и Духи-вампиры, при переходе в ближайшее соседство, собрались возле нас, привлечённые фонтанами солнечного света, который во всех направлениях излучала комната, и многие из них, находившиеся поближе, склоняли головы, взволнованные и почтительные.
В эту ночь, на улице Резенде, эта комната уважаемого учреждения походила на сверкающее сердце масонства, усыпанное звёздами любви!…
Клаудио ничего не слышал, но увлечённый успокоительными вибрациями атмосферы, тихо плакал, ощущая ледяную руку, уткнувшуюся в его руки, как символ слабеющего прощания. В тревоге он посмотрел в лицо своей дочери и заметил, что бледность смерти изобразила на нём последнюю улыбку… Он встал и осторожно закрыл её хрупкие веки, украсив их своими слезами. Со своей стороны, Морейра не сдерживал плача.
Тельмо прилагал анестезирующие пассы к девушке, а духовный врач, вошедший в нашу команду, оборвал последние путы, которые ещё удерживали её душу-пленницу в неподвижном тле.
Увидев освобождённую Мариту на руках у Феликса, словно усталого и заснувшего ребёнка, Морейра, с болью и смирением тех, кто полностью забывает о себе, чтобы выделить тех, кого любит, огорчённо спросил:
— Брат Феликс, что же мне теперь делать, такому бесполезному?
— Морейра, — ответил наставник, благословляя его своим взглядом, — мы являемся одной единой семьёй. Скоро у тебя будет всё, что надо, чтобы вернуться к Марите, которой теперь нужен покой и восстановление. Но до этого мы нуждаемся в твоей помощи! Марита страдает… Нам нужно освободить её. Мы рассчитываем на тебя, как человек, который ждёт от друга, от брата всего, что тот может дать!…
Бывший помощник Клаудио, желая доказать свою покорность, стал на колено и склонил свою голову, отдавая себе отчёт в том, что наставник просит от него заделать брешь, которую он, Морейра, сам расширил. И он пообещал выполнить ту обязанность, которая на него была возложена. Всё, чего он желал теперь, подчеркнул он, это учиться, помогать, посвящать себя добру, трудиться, служить…
* * *
Счастливцы Земли! Когда вы подступите к постелям тех, кто находится в долгой агонии, отбросьте свои мысли о том, чтобы ускорить смерть!…
Рядом с этими изуродованными телами и позади их молчаливых ртов духовные благодетели принимают меры, выполняют задачи, направленные на облагораживание, произносят молитвы или протягивают свои дружеские руки!
Сегодня вы не понимаете значения нескольких минут переосмысления для путешественника, который жаждет осмотреть пройденные пути перед тем, как вернуться под крышу своего очага.
Если вы не чувствуете себя в состоянии предложить им фазу утешения или помощи молитвы, отойдите и оставьте их в покое!… Слёзы, которые они проливают — это жемчужины надежды, с которыми свет других зорь засияет на их лицах!… Эти сонны, которые вырываются из груди к устам, подобные рыданиям, заключённым в сердце, почти всегда выражают гимны радости перед лицом бессмертия, освещающего их из Высшего Мира!…
Спутники мира, вы, имеющие пока что видение, ограниченное плотским каркасом, ради любви к самым дорогим своим чувствам, давайте утешение и покой, симпатию и почтение тем, кто приближается к могиле! Они не измученные мумии, предстающие перед вашими глазами, предназначенные для могильной плиты, съедаемой пылью… Это дети Неба, возвращающиеся к себе на Родину, готовые преодолеть реку Истины, на берегах которой однажды окажетесь и вы!…
* * *
Поскольку день клонился к вечеру, Агостиньо и Саломон проводили Клаудио и прах его дочери в Каху[22], где прошла простая церемония прощания.
По возвращении измождённый Ногейра попрощался со своими друзьями в районе Синеландии и взял такси на Фламенго.
Он подъехал к дому, поднялся и, желая поговорить с кем-либо, открыл дверь. Он осмотрел каждую комнату и ощутил холодок в теле и в душе… В пустых апартаментах никого не было.
8
Отвечая на рекомендации Феликса, рассчитывавшего на мою помощь с Клаудио и Мариной, я остался во Фламенго, у постели огорчённого и растерянного друга.
Предоставленный самому себе, без малейшего человеческого участия, Ногейра стал размышлять и понял. Он много прочёл, достаточно беседовал с Агостиньо и Саломоном и не мог уклониться от истины. Он обрёл веру милосердием Божественного Провидения. Однако Божественная Справедливость не могла предохранить его от одиночества, чему он сам был причиной.
Его сердце чувствовало пустоту, оставленную дочерью, которую укрыла могила. Эти пятнадцать дней в больнице соединили их в духе навсегда. Рядом с Маритой он получил свет обновления. Он не мог думать, что больше не ощутит утешения в том, чтобы носить её на руках, поддерживать её, помогать…
Удручённый, он сел и заплакал.
Проходила ночь, а Марсия всё не возвращалась.
Он позвонил соседям «донны» Хусты. Ответила служанка, которую друзья пригласили домой. Он рассказал ей о развоплощении Мариты, и та пожалела, что не получила эту новость раньше, иначе она могла бы присутствовать на похоронах. Она объяснила, что госпожа уехала в Петрополис и не сказала, когда вернётся. «Донна» Марсия сослалась на усталость после перевода Марины в больницу на излечение и предупредила, что планирует пробыть несколько дней в горах, чтобы восстановить силы. Насколько ей, служанке, известно, «донна» Хуста вернётся в апартаменты утром и будет свободна уже пополудни.
Ногейра спросил у неё название больницы, куда была доставлена его больная дочь. Но
