Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер
Ловкий коммерсант определил свои собственные характеристики. Мало-помалу он забыл о бедной жертве несчастного случая и о печальном банкире, который в его глазах был просто тряпкой, и принялся прославлять очарование этого дня, словно жаждал пробудить в «донне» Марсии убеждённость, что она находится в автомашине, под опекой понимающего и сильного спутника, способного гарантировать ей эйфорию. Он спросил, посещает ли она самые выдающиеся прогулки по Рио. Он сослался на обильные обеды Пенейрас, на пикники Педра до Конде, на места купаний в Копакабане, на ни с чем не сравнимое посещение Пико да Тихука в солнечные дни, где пара близнецов, казалось, прямо на глазах возводила скамьи из песка Марамбайя…
«Донна» Марсия прекрасно знала все эти места, но притворилась простодушной. О своему опыту она знала, что такие мужчины, как Немезио, предпочитают хрупких и застенчивых женщин, которые поворачиваются к ним с неловкостью особ, нуждающихся в защите. Она заявила, что из всех самых посещаемых мест залива Гуанабара она знает лишь Пен де Сюкр, который она посещала во время одной из экскурсий, впрочем, очень поверхностной, когда её дочери были ещё маленькими. Желая сойти за новичка в деле романтических приключений, она объяснила, что вышла замуж очень молодой, и с тех пор жизнь её была пыткой, между щётками и кастрюлями, с обязательствами терпеть хнычущего мужа, как он, Немезио, мог сам убедиться. Он мог оценить её жертву женщины, скованной узами несчастного брака, видя плачущего Клаудио, который встретил их без единого слова сердечности и уважения.
Торрес оценил определения. Он посмеялся над этим, заговорил о психозе, сославшись на уважаемых врачей-неврологов.
«Донна» Марсия изобразила на лице заговорщицкую улыбку, посмотрела на него долгим взглядом, и сказала, что уже слишком поздно думать о лечении, что она уже давно живёт отдельно от мужа, хоть и живут они под одной крышей. Она привыкла страдать, со вздохом произнесла она.
Немезио понял настойчивость этих взглядов, и сам факт ухаживания за ним доставил ему тайное удовлетворение.
Присутствие его будущей тёщи было ему приятно. Если бы не Марина, я сейчас же завёл интимную связь, подумал он. Утро, проведённое в компании этой женщины, которую он считал красивой и разумной, было для него чем-то сродни тоника. Он забылся и стал рассеян. И даже в этом случае он не считал необходимым спешить. Он посмотрел на часы, было без пяти минут полдень, и он пригласил её отобедать. Он знал один замечательный ресторан в Катете[21].
Госпожа Ногейра согласилась, и обед удался на славу.
Приглашённая пыталась догадаться о выборе своего радушного хозяина по манере делить свои любимые блюда. Умеренная в питье, она пила лишь минеральную воду и в меню выбрала очень немного. В противовес этому, она много думала и говорила столько, сколько было возможно, с целью пленить своего спутника. В какой-то момент она подумала о риске, которому подвергала себя Марина, и, понизив голос, отметила, что закончила говорить. Предвидя, что момент расставания близок, она не хотела бы завершить эту счастливую встречу, не поблагодарив его за преданность, которую он выказывал её дочери. Поэтому она попросила у него разрешения подчеркнуть тот факт, что девушка ещё слишком молода и неопытна…
Польщённый, Торрес снова заверил её в том доверии, которое он оказывает своей избранной, обращая красноречивый жест своей собеседнице, пытаясь сказать ей, что хоть он ждёт её дочь у себя дома, тёща не должна забывать преданности истинного друга. Супруга Клаудио на лету подхватила намёк и галантно сказала, что в качестве преданной матери она желает для своей дочери счастья, которое только может дать ей свет.
Между двумя этими существами чувственный контракт не оставлял никаких сомнений, даже если все пункты договора были бы видны между строчками и в намёках, вздохах и недомолвках.
Приехав во Фламенго, отец Жильберто распрощался и отправился в обратный путь, признавая, что его мысли полны образом госпожи Ногейры. Избегая её возможного влияния, он противопоставил ей образ её дочери. На этом он вернулся к себе, решив как можно раньше поговорить с Мариной.
Войдя в свою комнату, он разделся и натянул пижаму, обул пару домашних туфель и, задумавшись, сдержанно направился в комнату, где думал застать её чтобы поделиться с ней своими идеями, и особенно рассеять неуместные мысли, которые «донна» Марсия пробудила в ней.
Он осторожно взялся за ручку двери и бесшумно открыл её. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не упасть, настолько его поразило увиденное: Жильберто и девушка в избытке страсти сжимали друг друга. Повернувшись спиной к двери, его сын не замечал его присутствия. А Марина пересеклась с ним взглядом, увидела, как его лицо судорожно исказилось, приобретя зеленоватый отлив, и упала без чувств.
Сцена была короткой.
Немезио удалился, как побитая собака, его охватило ужасное удушье. Он с трудом дошёл до своей комнаты и бросился в постель, чувствуя, как его пожирает страдание.
Противоречивые раздумья пронзали его разум. Как распутать эту мучительную тайну? Злоупотребил ли Жильберто слабостью девушки, или у них было всё на равных? Он попытался встать, но его грудь пронзила острая боль, словно кто-то бросил камень ему прямо в сердце. Он покрылся холодным потом, он задыхался.
Прошло четверть часа, когда Жильберто, не ведая о вулкане слёз, который его отец тщетно пытался скрыть, пришёл сказать ему, что состояние Марины ухудшилось после непродолжительной потери сознания. Она пришла в себя после обморока откровенно одержимой: она кричала, плакала, кусалась, поранила себя…
Немезио устремил на него свои обиженные глаза и попросил принять необходимые меры. Пусть он вызовет врача, позвонит во Фламенго и настоит на том, чтобы её мать приехала. И не без усилий он объяснил, что он сам также вернулся с улицы в непонятном угнетённом состоянии…
Придя помочь Марине, я признал, что у неё установилась одержимость. Вампиры Морейры, при помощи таких же своих друзей, окончательно завладели легкомысленной девушкой. Экспериментальный шок сокрушил остатки её сопротивления. Марина оказалась во власти развоплощённых злодеев…
Несколькими мгновениями позже «донна» Марсия лично явилась к дочери, которая не узнавала её, было словно обезумевшая.
Врач настоял на немедленной госпитализации, а Немезио заявил, что берёт на себя все расходы, заявил с бесстрастием человека, исполняющего свой долг. Чтобы облегчить его совесть, «донна» Марсия переговорила с Клаудио по телефону,
