Секс и судьба - Франсиско Кандидо Хавьер
Предусмотрев эту легкомысленность, брат Феликс посоветовал, чтобы болеутоляющие средства были предприняты в пользу развоплощённой женщины, чтобы она могла оставаться изолированной от непристойного празднества, возникшего во имя чувственной солидарности с умершей.
Последние близкие Беатрисы на духовном плане скромно удалились, и мы сами приняли решение покинуть резиденцию поздно ночью, после небольшой помощи Марине, оставив прах благородной женщины влияниям тяжёлых алкогольных паров, которые устанавливали во всём доме атмосферу, где трудно было дышать.
И только на следующий день, по окончании похорон, я отправился из больницы в дом Торресов, где оставалась дочь Клаудио.
Мать и дочь проанализировали ситуацию за несколько разговоров по телефону. «Донна» Марсия требовала её возвращения домой, тогда как Немезио хотел, чтобы его секретарша помогала ему по дому. И в какой-то момент он сам позвонил «донне» Марсии, прося об одолжении: Не могла бы Марина остаться, чтобы как-то руководить слугами, которые занимались домашним хозяйством? Ему нужно было лишь несколько недель, после чего всё разъяснится самым удовлетворительным образом.
Госпожа Ногейра, не колеблясь ни минуты, оказал ему полное доверие. Она согласилась, польщённая и счастливая.
При каждой фразе, произносимой шефом её дочери издалека, она предчувствовала альянс Ногейров и Торресов через брак их детей.
Но Марина, чью энергию эксплуатировали силы расстройства, которые Морейра оставил с ней, явно слабела и чахла в своей постели. Она заперлась в комнате. Вероломство, которое она постоянно поддерживала перед дочерью Невеса, заставляло её страдать, она обвиняла себя в несчастье, которое погубило Мариту, и её не хватало смелости навестить её и увидеться с ней. Она, всегда выглядевшая победительницей на всех планах, теперь сбилась с пути, словно противник, отступающий на арене перед собственной неуклюжестью. Она плакала, слышала голоса и утверждала, что её преследуют странные тени. Тоскливая, нервная, она избегала всех. Если она принимала Немезио или Жильберто в своей комнате, она тут же начинала рыдать, и никакие советы не могли остановить её, и лекарства не помогали ей заснуть.
В дурных предчувствиях прошли пять дней, когда Немезио позвонил «донне» Марсии, высказываясь более ясно и прося её разрешения на личную встречу с ней во Фламенго утром следующего дня. Зная, что Клаудио не сможет уйти из больницы, он настоял в разговоре с собеседницей, чтобы она разрешила ему посетить её. Марина была в печали. Он планировал отвезти её в Петрополис, чтобы сменить обстановку, увидеть новые пейзажи. Малышка впала в прострацию после всех жертв, которые потребовала от неё его усопшая супруга. Он рассчитывал воздать должное её преданности теми несколькими днями, которые они проведут в горном климате, но для этого ему нужно было переговорить с её семьёй, выстроить планы на дальнейшее.
Стремясь выказать семейную респектабельность, «донна» Марсия спросила, поедет ли также и Жильберто, словно боялась какой-либо новой нежелательной и преждевременной связи между молодыми. Но охваченный страстью в молодой женщине, Немезио был неспособен проникнуть в тонкости супруги Клаудио, которая выражалась подобным образом, чтобы быть в его глазах строгой хранительницей семейных добродетелей. И госпожа Ногейра, ожидая, что примет Жильберто в качестве своего зятя, и не догадываясь о близости, существовавшей между её дочерью и Торресом-отцом, не рассчитала всех последствий изливавшейся аттестации нравственной гарантии, которую Немезио автоматически предоставил ей, прося оказать ему доверие.
Пусть она будет спокойной, девушка поедет исключительно с ним и гувернанткой. Никто более.
«Донна» Марсия похвалила инициативу и поблагодарила его.
Но даже в этих условиях встреча была намечена лишь на следующий день.
В указанный момент я сопровождал Немезио во Фламенго, словно следя за опасным составляющим перед тем, как добавить его в целительный процесс.
Мать Марины не забыла о деталях доброго тона, касающегося траура, который постиг Торресов: скромные украшения в гостиной, голубая гортензия, кофейный сервис в фиолетовых тонах.
Торговец был приятно удивлён. Приветствуя гостеприимного, элегантно одетого в хлопчатобумажный прозрачный лёгкий костюм хозяина, он не знал, была ли мать вторым изданием дочери, или дочь была копией матери.
Удобно устроившись, они начали разговор обменом взаимными сожалениями: соболезнования по поводу смерти «донны» Беатрисы, огорчение в связи с несчастным случаем, произошедшим в Копакабане, здоровье Мариты, усталость Марины, преданность Клаудио своей госпитализированной дочери, хвала родителям, замечания, касающиеся ударов жизни.
«Донна» Марсия, с чрезмерным усердием представления, комментировала все темы, предложенные с гордостью разума. Она лучилась оптимизмом, своей выдающейся манерой действий.
Очарованный, Немезио курил и улыбался, восхищаясь её личностью.
Темы беседы цеплялись одна за другую, пока не коснулись путешествия в Петрополис. И начался более оживлённый диалог между той, кого посетитель считал своей тёщей, и тем, кого Марсия менее всего представляла своим зятем.
Ничего не бойтесь, в эйфории советовал Торрес, Марина поедет в моей компании, без каких-либо проблем. Будьте уверены, что смена обстановки — это самый лучший способ лечения. Бедная малышка заслужила немного отдыха. Она превзошла себя в работе…
Я не вижу препятствий, подчеркнула мать Марины, удивляясь этому блеску пытливых глаз, которые изучали её реакцию. Поэтому, вы знаете… я же мать. Кстати, мой муж сейчас занимается другой нашей дочерью, которая, хоть и является приёмной. Всё же часть нашего сердца… И подобное путешествие, так быстро…
О, не надо беспокоиться, ни в коей мере. В конце концов, я уже не ребёнок…
Конечно, но вы должны понимать… Пока ваша супруга находилась в постели, присутствие моей дочери было нормальным, но теперь… Я знаю, что Марина не разделяет присутствия чужих особ. Вы для нас больше чем директор компании, на которую она работает. Для неё вы также являетесь другом, защитником, отцом…
И даже много более, чем всё это!…
Госпожа Ногейра вздрогнула. Что хотел сказать этот человек подобным утверждением в ответ на фразы, произнесённые с умышленными недомолвками, в ожидании, пока он предоставит ей положительную надежду по поводу будущего союза их детей? Не желая этого, она принялась спешно размышлять о сомнениях Клаудио. Прогулки и развлечения богатого покупателя недвижимости с малышкой, которую он считал лишь мотивом для утешения старого страдающего мужчины, могли ли они иметь невозможный для исповеди характер, который им приписал ей муж? «И даже многим более, чем всё это!…». Эти слова, окрашенные нежностью, в момент их произнесения, пронзали её разум. Они открыли ей глаза на реальность, которую она никак не могла предчувствовать. Но даже в этих условиях она не могла решиться поверить в это. Невозможно! Было невозможно поверить, что Марина…
В
