Отречение. Роман надиктован Духом Эммануэля - Франсиско Кандидо Хавьер
— Довольно странно, что вам пришлось преодолевать столь зловещие препятствия, основанные на простой информации. Вы не получали более точные объяснения?
— Никогда.
— Действительно, — сказал он, — как подумаешь о том одиночестве, в котором вы оставались во Франции… Кончина родителей, неизлечимая болезнь, насущная нужда заниматься новорожденной.
— Да, — ответила Мадлен, признательная за его интерес, — но я не отказываюсь от своей старой мечты совершить путешествие в Америку. Я не хочу умереть, не попытавшись узнать подробности последних дней жизни Сирила.
Священник кивнул в знак одобрения и заметил:
— Я всегда лелеял мечту разделить работу миссионеров в этой далёкой колонии, и если однажды мне это удастся, я предлагаю вам с вашей малышкой составить мне компанию.
Мадлен Виламиль широкой улыбкой поблагодарила его. Их оживлённый обмен мнениями продолжался, пока не настало время расставания. Отец Дамиан дал понять, что готов противостоять преступной дерзости семьи Эстигаррибия, и пообещал быть здесь в полдень следующего дня. И видя, как молодая вдова собирается повторить свои благодарности, он прервал её, сказав:
— Не трудитесь выражать мне свою благодарность. В этом мире мы все друг другу чем-нибудь обязаны, а в этот час мне кажется, что я оплачиваю свой долг.
И он удалился в сопровождении Жака-де-Дье, а бедная женщина вздохнула с огромным облегчением, испытывая некоторое успокоение своих мук.
На следующий день, в час назначенный, священник уже был у дверей дома и ждал продолжения событий.
В первые часы пополудни дон Альфонс Эстигаррибия, в сопровождении нескольких человек, придававших определённую значимость визиту, подошёл к дому Мадлен. Заметив присутствие священника в доме, считавшемся беззащитным, он не мог скрыть своего разочарования; но Дамиан, желавший узнать всю систему жестокой постановки, принял скромный вид и жестом выразил своё безразличие, воскликнув после первых приветствий:
— Входите, дети мои! Да здравствует Бог, и да будет благословен наш Святой Отец.
Ободрённые таким приёмом, дон Альфонс и его приспешники вошли и с торжествующим видом стали зачитывать презренный мандат. Сын дона Диего сделал из него торжественное, хорошо поставленное чтение, тогда как сильно побледневшие Мадлен и Долорес внимательно слушали приговор. Зачитав вызов в суд, молодой Эстигаррибия объяснил, что сельская ферма должна быть освобождена в три дня, и, поскольку здесь ребёнок-метис, привезённый Антеро де Овьедо, то в полномочиях Святой Инквизиции решить его судьбу, немедленную выдачу которого он требовал.
Обладая всеми нитями извращённого клубка, отец Дамиан с решительным видом и резко выделявшимся спокойствием заявил:
— Мы знаем силу суда, который приказывает, но мы вынуждены заявить, что сюда закралась плачевная ошибка, которую надо будет исправить. Инквизиция, должно быть, имела свои причины, осудив Антеро де Овьедо, что мы не собираемся оспаривать; однако, мы считаем, что приговор конфискации уже был выполнен с занятием его домов в Авиле и другой собственности в Мадриде. А поскольку этого было мало, мы подчёркиваем, что осуждённый жестоко оплатил свои ошибки, поскольку он мёртв.
Дон Альфонс побледнел.
— О какой ошибке вы говорите? — спросил он.
— Об этой ферме, которая не принадлежит осуждённому.
— А где доказательства? — раздражённо потребовал глава экспедиции.
Уловив жест священника, Мадлен Виламиль принесла документ дарственной, подписанный покойным.
— Но, по всей очевидности, — воскликнул дон Альфонс, — эта декларация не имеет законного действия. Это простая сделка между родственниками. Кровь ведь одна и та же.
— Значит, вы считаете, — продолжил Дамиан, — что честные люди должны отвечать за преступления своих кровных братьев? Иисус, наш Спаситель, не мешал тому, чтобы Иуда принадлежал к ограниченной семье его учеников.
Перед лицом такого нежданного сопротивления сын дона Диего в гневе прикусил губы:
— Вы должны знать, что приговор Святой Инквизиции включает в себя родственные узы.
— Я знаю, — пояснил священник, — что Святая Инквизиция очень жестоко преследует осуждённого в лице его потомков, но здесь нет родственников Антеро де Овьедо.
Будучи не в состоянии отринуть аргументы своего собеседника, глава группы отреагировал следующими словами:
— Мы доложим об этом Епископу дону Леонсу Молине.
Понимая, что молодой человек ссылается на одного из своих родственников, имеющего большое политическое влияние, Дамиан, в свою очередь, добавил:
— А мы постараемся узнать причину, по которой семья Эстигаррибия реквизирует свободных детей в независимых городах Испании. А также информируем об этом Двор.
Прежде, чем сосед со своими спутниками не удалился, священник заключил:
— Дон Альфонс, да пребудет с вами мир Иисуса. Этот дом предрасположен жить в согласии с принципом христианства по соседству с вами, но не забывайте, что у вас есть душа, о которой вы будете отчитываться перед Богом.
Группа ушла с опущенными головами, а Мадлен удалилась в комнату поцеловать распятие, которое дала ей мать, благодаря Иисуса за его несказанные утешения.
VI
Новые этапы
Семья Эстигаррибия не возобновляла своих абсурдных требований. Сам дон Альфонс сменил своё отношение к проблеме и, казалось, выказывал новые намерения, поэтому подлое вымогательство не имело продолжения. Проинформированный об этом, епископ Молина не стал рассматривать преступных намерений и предпринял необходимые меры, чтобы конфискация не переходила границ, указанных инквизиторами.
Инцидент был исчерпан, простая обычная жизнь на сельской ферме пошла своим чередом.
Алкиона стала верным другом отца Дамиана, а Мадлен, казалось, радовалась этой новой компании.
Священник выказывал мысли, отличные от мыслей его времени. Пропитанный почтенными традициями прошлого, он не мог понять преступлений, замышлявшихся во мраке, во имя Божье. Он ценил старинную философию, презирал крайности фанатизма и не был согласен с тиранией Святой Инквизиции. Почти ежедневно по вечерам он приходил в скромный дом вдовы Давенпорт, где малышка Алкиона уже ждала его, стоя у двери, готовая с радостью встретить свою нежную и терпеливую лошадку, которая возила её по дороге.
Интересные оживлённые разговоры длились заполночь. Мадлен Виламиль, казалось, находила в толкованиях священника огромное утешение.
— Отец Дамиан, — говорила она, — церковь, похоже, не очень обеспокоена нашими трудностями. Везде господствуют политические распоряжения, в то время как Иисус был предельно ясен в своих наставлениях относительно своего царства, когда говорил, что он не от
