Освобождение. Через Дух Андрэ Луиса - Франсиско Кандидо Хавьер
Плача, судья спросил:
— Но как же мне действовать?
— Завтра, — объяснил Инструктор, спокойный и уверенный, — ты встанешь со своей постели и забудешь о нашей теперешней дискуссии, потому что плотский мозг — это тонкий инструмент, неспособный выдержать нагрузку двух жизней, но в твоём разуме всплывут новые мысли, блестящие и ясные, в отношении блага, которое ты обязан практиковать. Однако интуиция, этот чудесный диск сознания, будет свободно функционировать в тебе, передавая предложения этого часа света и покоя, по образу цветочной клумбы благословений, которая предложила бы тебе благоухающие цветы, спонтанно выросшие здесь. Дойдя до этого мгновения, не позволяй, чтобы расчёт душил в тебе импульс добрых дел. В колеблющемся сердце обычное умствование борется против обновительного чувства, тревожа его светлый поток страхом неблагодарности или разрушительного подчинения установленным предубеждениям.
В присутствии Сальданьи, бывшем при этой сцене, выказывая неописуемое блаженство, Хорхе и его дочь обменивались взглядами, полными радости и надежды.
В задумчивости магистрат глядел на них, и в его взгляде читалось желание задавать Инструктору новые вопросы. Но под давлением эмоций момента он умолк, смиренный и скромный.
Прочитав его мысли, Губио слегка коснулся обеими руками его лба и твёрдым голосом сказал:
— Ты хотел бы, чтобы я высказался по поводу виновности обвиняемого, чтобы твоя совесть судьи могла собрать некоторые точки зрения, уже изложенные в процессе, на который мы ссылаемся. В действительности, в том, что касается состава преступления, в котором его обвиняют, у Хорхе руки чисты. Человеческий опыт подобен ценной ткани, чьи смертные глаза видят лишь оборотную сторону. В сегодняшних страданиях мы рассчитываемся с долгами вчерашнего дня. Мы не хотим этим сказать, что наши ошибки, часто проистекающие из праздности или теперешней закоснелости, порождающие гибельные результаты и для нас самих, и для других — это чудесная помощь в оплате чужих долгов, потому как мы бы закрепили суверенную фатальность мира, когда в любой час мы создаём причины и следствия своих повседневных деяний. Сущности, рыдающие у твоей двери, плачут небеспричинно, и, рано или поздно, тога, которую ты временно носишь, оплатит счета всех, кто стонет вокруг неё. Но Хорхе, который ничего здесь не требует, приведённый нами для участия в благотворном разговоре, освободился от определённой части своего болезненного прошлого.
В этот момент Губио сделал долгую паузу в своих объяснениях. Он более пристально посмотрел на собеседника, а затем продолжил серьёзным тоном:
— Судья, личности и успех, которые влияют на наше сознание особым образом, не являются лишь простым предметом на обновительном пути жизни. Пока что ты несёшь дух, подчинённый биологическому шоку возвращения в плоть, и ты не смог бы следовать за нами в эксгумации недавнего прошлого. Но я уже прослушал твои ментальные архивы и вижу ситуации, которые время не может разрушить. В прошлом веке ты носил титул собственника большого участка земли и гордился своим положением хозяина десятков рабов, которые, в своём большинстве перевоплощённые, теперь входят в твою фалангу сотрудников в общих работах, к которым ты чувствуешь себя приговорённым функциональной машиной. Каждому ты должен оказать помощь и уделить внимание, проявить понимание. Но не все служители прошлого смешались в одном типе отношений с твоим духом. Некоторые появились с большей очевидностью в драме, которую ты прожил, и они крутятся возле твоего пути, оказывая воздействие на твоё сердце. Сегодняшний Хорхе был твоим вчерашним рабом, хоть и родился практически под той крышей, которая слышала твои первые младенческие крики. Он был твоим слугой по земному кодексу и твоим кровным братом по божественным законам, хоть его и вынашивала другая мать. Ты никогда не мог простить ему подобной близости, считая его присутствие в своём доме оскорблением семьи. Когда пришла миссия отцовства каждого из вас, твой вчерашний сын и сегодняшний совратил его дочь в прошлом и в настоящем. И когда эта подлость вышла на свет, ты предпринял предосудительные меры, включая насмешки над этим грустным и пленным домом, меры, кульминацией которых стало отчаяние Хорхе в те времена, когда он, сбитый с толку и полубезумный, украл жизнь не только у тела своего сына, захватившего семейный очаг, но и собственное существование, потому что он покончил с собой в драматических обстоятельствах. Но ни боль, ни смерть не заслонят скорби ответственности, которую сможет вылечить лишь возврат к возможности примирения. И ты находишься здесь, снова лицом к лицу с приговорённым, к которому ты всегда питал антипатию, и рядом с молодой девушкой, которую ты обещал защищать как свою любимую дочь. Трудись, друг мой!
Воспользуйся годами, потому что Аленкар и твоя протеже будут притянуты к благословению браком. Действуй, пока можешь. Всё то добро, которое ты совершишь, сделает тебя счастливым, потому что не существует иного пути, ведущего к Богу, вне созидательного понимания, вне активной доброты и искупительного прощения. Униженный и разочарованный, Хорхе положил конец жалкому бреду, испытав безымянную моральную жертву в течение этих нескольких лет неоправданных обвинений и тюрьмы, мучений, вдовства, увечий и ограничений разного рода.
Ориентер посмотрел на него с сочувствием во время образовавшейся паузы и затем заключил:
— А ты, в свою очередь, не расположен ли к спасительным свидетельствам?
Оздоровительная тревога, невидимая нам, должно быть, глубоко охватила разум магистрата, лицо у него чрезвычайно сильно изменилось. Он встал, шатаясь, в слезах. Магнетическая сила Инструктора достигала самых потаённых струн его души, глаза его казались освещёнными какой-то внезапной решимостью.
Он подошёл к Хорхе, протянул ему правую руку как символ братства, руку, которую сын Сальданьи, тоже в слезах, поцеловал. Затем он подошёл к молодой девушке, открыл ей свои объятия и взволнованно воскликнул:
— Отныне ты навсегда будешь мне дочерью!…
Этот незабываемый миг запечатлелся в нас потому, что вызвал наше неописуемое удовлетворение.
Губио помог им уйти в дом, и так как мы собирались отвести Хорхе в больницу, где его ждало отдохнувшее тело, Сальданья, полностью преобразившийся таинственной радостью, изменившей выражение его лица, подошёл к Инструктору и, пытаясь поцеловать ему руку, пробормотал:
— Я никогда и подумать не мог, что у меня будет такая славная ночь, как эта!
Он хотел было продолжить слова признательности, но Губио с абсолютно естественным видом заставил его прийти в себя и прибавил:
— Сальданья, после любви к Богу никакое
