Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности - Всеволод Сергеевич Шмаков
— Андрюшенька, ну хоть жёлтополосую шапочку помнишь? Она яркая такая, запоминаемая…
— Какую шапочку?
— С жёлтыми полосками, рыжую. Она была на том субъекте, с которым ты так многоречиво беседовал.
— Да не было никого! — Андрей рассмеялся: — Вечные твои розыгрыши!.. Всё, считай — оценил…
— Ну-ну…
Несколько раз Миша появлялся в «ТРАГИКОНЕ». Сидел на репетициях, болтал с ребятами в перерывах, даже участвовал в нескольких этюдах! С ним говорили, с ним вместе работали, здоровались и прощались, пожимая руку… но — как будто не видели; забывали, как только пропадал контакт — зрачок в зрачок…
— Миша, зачем тебе это?..
— Не хочу наматывать на себя лишние ремешки. Если бы всякий раз, когда мне случается с кем-либо соприкасаться, я оставлял бы это соприкосновение на себе — то уже давно запутался бы в эдаком месиве! Оставлять надо только то, что просверкнёт как родная необходимость…Вот тебе, Сева, разве не трудно передвигаться с многорядной грудой людей вокруг себя? и с ещё большей грудой разнородных мнений в свой адрес?
— Трудно, конечно. Но я, периодически, расчищаю личное пространство: обрываю контакты, меняю формы и методы общения, образ… ну и так далее.
— Очень громоздко! Да и, кстати, — может быть очень-очень болезненно… Нет уж, я — по старинке…!
О Мишу стукнулся — в тороплении и рассеянности — Андрей (тот самый «знакомый»; теперь мы вместе были в театре).
— Ой, извините!
— Чего ты выкаешь? — Я притормозил его и развернул в сторону Миши. — Ты с этим человеком уже два раза переходил на «ты»!
Андрей растерянно заморгал. Миша улыбнулся:
— Дядя шутит. Не обращайте внимания. Можем, если хотите, познакомиться.
— С ним и не разберёшь: шутит ли, всерьёз…, — Андрей несколько обиженно хмыкнул, — как на минном поле… — Протянул руку: — Андрей.
— А по-отчеству…?
Руки сжались в рукопожатье.
— Владимирович.
— Крайне приятно. Михаил Петрович.:. Ну, вот и познакомились!
(Замечу: к гипнозу это не имело ни малейшего отношения. Миша — всего лишь — создавал вокруг себя скользкостенный экран, работавший, как правило, на двух уровнях: либо — после общения — из человека выскальзывал — удалялся сам факт такового (как намыленная резиновая игрушка из рук ребёнка), либо он совсем не замечал Мишу, хотя бы тот и стоял рядом с ним. Ги́пноз же — ни в коем случае! Этот метод воздействия — метод насильственный, разрушительный даже в самых незначительных и благожелательных формах.)
Действие экрана никогда не затрагивало детей. Здесь Черноярцев ничего не мог поделать!..Человек рождается близким к совершенству, и — увы — по мере возрастания всё шире и активнее деградирует. Если бы многие взрослые вспомнили, что они видели, умели и знали, будучи малышами, то их закостенелый разум навряд ли б выдержал подобное испытание! Жизнь, с педантичной аккуратностью непревзойдённого цензора, густо замазывает в памяти не только опыт предыдущей жизни, но и яркие фрагменты из опыта жизни нынешней (в изобилии приобретаемые людьми в младенчестве). (К примеру: знаете ли вы, что — приблизительно — семьдесят-восемьдесят процентов ныне взрослых имели (в детстве, будучи малышами) опыт полётов? Не во сне, нет, — наяву!..А разговоры с подобранной в пыли стекляшкой или — деревом?.. Если сейчас вы и вспомните об этом, то только как о наивной забавной игре. Нет! Это не было игрой! В вас (нынешних) попросту что-то закаменело, затёрлось, и вы теперь со снисходительным или умилительным пренебрежением смотрите на аналогичные «игры» своих — пока ещё маленьких — детей…) Долго можно перечислять забытое, список огромен. Только зачем? не проще ли — вернуться…
…Так вот: дети видели-помнили Михаила Петровича Черноярцева, несмотря на все его усилия (пытался, иной раз) избежать этого. Более того: многие малыши мгновенно замечали многоцветную серебристую пульсацию вокруг Миши (огромную, чуть ли не до неба!) и им она очень нравилась.
Одна моя знакомая, у которой я как-то оставил Мишу на полчаса, спустя несколько дней не без озабоченности и досады заметила:
— Как ты у нас побывал, мой оболтус всё какую-то ерунду несёт. Ну прямо бредит, будто!..
(У неё был сынишка, лет пяти.)
— Ты о чём?
— Ну, приходил ты, помнишь? Неделю назад…
— Помню.
— Он говорит, что с тобою дядя-волшебник приходил. Да… Суп у нас ел, картошку…!
— Вот как…
— Я ему говорю: дядя Сева приходил один. А он: нет, дядя Сева приходил с волшебником, и тот весь сиял и переливался и дал говорящую конфету…
— А ты?
— А что я… Говорю: вот скоро Новый Год, придёт настоящий волшебник — Дед Мороз, с целым мешком конфет и шоколадок… Слушай, он мне с этим волшебником неделю покоя уже не даёт… — нахмурилась, — …а может, мне его к врачу отвести? к психиатрическому, детскому… а? Вдруг что-то не так…
— Не вздумай! Уж лучше сразу через мясорубку проверни и котлеты сделай!
— Ты чего городишь-то!
— А что? Это, знаешь ли, мало чем отличается от твоего предложения. Чем тебе волшебник помешал?
— Но он же говорит, что это на самом деле было!
— Ох…
(А с дитём мы договорились так: мама заколдована и ничего-ничегошеньки не понимает. И не надо маме рассказывать о том, чего она не видит (а ведь видела когда-то!), а то ей обидно… Угу? Угу! Тем дело и обошлось.)
В общем-то, Миша прав: слишком обильное, и, в основном, — никчёмно-обильное коловращение людей в твоём личном пространстве чревато мешаниной пустых следов. Глядишь, и опомниться не поспеешь, а ты — уже не ты, а покрытый трещинами и истёртый многими подошвами клочок асфальта.
…Но тем не менее я знавал достаточно людей, встречавшихся с Черноярцевым всего один-два раза, но запомнивших встречу на всю жизнь (как, например, Лена и её бабушка). И не так уж мало — много даже! — людей (и не людей), которые входят в круг постоянного Мишиного общения. Так что экран его — не нечто приросшее, а — так…, одёжка, надеваемая по нужде (но носимая в таковой с благодарностью).
А вообще-то, он всегда (по возможности) старался избегать длительного пребывания в любых населённых пунктах — от мегаполисов до полузаброшенных деревень. Случалось, конечно, что приводили его дороги в то или иное людское поселение, но — будучи в поселении — Черноярцев бережно размещался вне человеков и человечиц: в подземьи, на пустырях, в нежилых развалинах… А кушал… да что придётся — то и кушал! Его жизнь вообще никогда не была особо сытой, ну а минимум пропитания как-то да находился. Миша никогда не стеснялся подобрать заплесневелые корки в мусорном баке (скорее — стеснялся за тех людей, которые этот
