Бодхи - Происхождение видов
Слип больше не хотел и не мог сопротивляться, и уже было открыл рот, чтобы сказать «пожалуйста»… и не смог! Никогда не знал, что это так сложно! Вот проклятая гордость… как же так, я ведь хочу… челюсти словно сводит судорога, когда Слип все же выговаривает нужную фразу.
- О Боги! Наш герой снизошел до просьбы:) – Карисса беззлобно рассмеялась. – Хорошо, я тебе помогу, у тебя красивые глаза, а у меня слабость к красавчикам…
Ощущение глубокой воронки возникло чуть впереди центра груди Слипа, как будто густая, тяжелая жидкость начала медленно закручиваться под действием неодолимой силы, сильнее, глубже, это чувство было и в нем и снаружи одновременно, и оно вернуло его от воспоминаний к настоящему. Что это означает? Ведь уже не в первый раз… Слип плотнее вжался в нишу под двумя соснами, внюхался, замер. Сейчас нельзя расслабляться, сейчас надо попробовать понять – в чем же значение этого ощущения «воронки», надо позволить лесу научить его, а для этого нужно прежде всего перестать думать, ведь мысли, конечно, хороши тем, что делают ясность твердой и не уплывающей, подобно ветке в ручье, но сейчас требуется большее – стать частью стихии, частью леса, и тогда он покажет, научит.
Ощущение «воронки» усилилось еще немного, сейчас оно стало восприниматься даже четче, чем ощущение его тела. В какой-то момент неподвижность стала восприниматься неестественной, тормозящей, и тогда сначала головой, а затем и всем туловищем Слип стал совершать едва заметные плавные движения. Теперь он совершенно слился с темнотой леса, с хаосом нагромождения двигающихся теней, слился и внутри и снаружи. Его глаза стали глазами леса, его ушами слушал весь лес, его жизнь стала жизнью леса, и его нельзя было отделить от великого Целого, как нельзя зачерпнуть море, как нельзя унести в кармане лес. Это инстинкт – древний, могучий инстинкт слияния со стихией, дающий жизнь и приносящий смерть согласно непостижимой воле, внутренне присущей даже самому ничтожному цветку, даже самому мелкому насекомому.
Спустя несколько минут Слипа снова вынесло на поверхность, и сейчас он чувствовал себя как одинокая волна на глади океана – и сама по себе, и часть всеобщего одновременно. Он снова порождал в себе мысли и испытывал при этом радость первооткрывателя, чувствовал себя бегущей волной, твердой, уверенной, собранной странной силой в одном месте и способной по своему желанию то вздыматься над безбрежным простором, то уходить в глубь.
…В тот вечер Карисса показала ему путь к воде, и Слип был искренне разочарован. Всего лишь маленький ручеек, ныряющий под камнями и нависающими лопухами, весело бегущий из ниоткуда в никуда. И все же это была вода! Он плюхнулся в ручей всем телом, то кувыркаясь, брызгаясь и возясь, то застывая в блаженной позе, впитывая воду каждой клеточкой измученного тела, пил, пил, пил... и наконец застыл без движения, уткнувшись носом в сухую прибрежную листву. Ручей перекатывался через новое препятствие, огибал его и бежал дальше, и неожиданно Слипа наполнило необычное чувство мощи, оно странным образом передалось ему от ручейка. Валяясь и таращась в облака, освещенные закатным солнцем, Слип совершенно ясно осознал, что никакие силы в мире не могут остановить этот, казалось бы, слабенький поток. Если даже завалить его бревнами, землей, попытаться перегородить его, он превратится в могучее озеро, которое все равно либо прорвет плотину, либо найдет обходной путь. Это та же самая великая сила, которая позволяет слабому цветку пробивать толщу сухой и твердой как камень глины... Слип уставился на малюсенькую ветку дуба, растущую прямо под его носом, и та же мощь, которая вливалась в него из ручья, отозвалась и в этом нежно-зеленом побеге. Это та же сила, которая несмотря ни на что распускает весной почки. Великая сила кроется в самых, казалось бы, воздушных, слабых, незаметных явлениях, и, преломляясь в каждом из них, она делает их такими, каковы они есть, и ничто не остановит ее. Эта сила есть и в Слипе, он совершенно ясно чувствовал ее, и именно она делает его мускулистым, быстрым, настойчивым, в то время как вот этот лопух она сделала зеленым и широким. Это нельзя было объяснить, это нельзя было не чувствовать. Слип вспомнил, что Карри называла это чувство «переживанием вечной весны» и говорила, что кадумы никогда его не испытывают, поэтому постоянно чем-то болеют. Невероятно – неужели можно жить и НИКОГДА не испытывать этого?! Снова отдавшись переживанию вечной весны, Слип с наслаждением ощущал, как оно наполняет его жизнью: затягивает царапины, снимает усталость, и в едином ритме с этой великой силой в нем пробуждался, словно родник, и пульсировал пронзительный трепет беспричинного счастья.
Карисса с улыбкой наблюдала его возню в ручье, привалившись к невысокому бугру, и когда он напился и выполз на берег, то их взгляды встретились. Смешная… Но она показала ему воду, и Слип не хотел ее пугать – он ждал, что она теперь сама уйдет по своим делам, но Карисса никуда не собиралась.
- Ты чего-то ждешь от меня?
- Не от тебя, - Карисса снова сморщила носик.
- А от кого?
- От себя.
- То есть?
- Хочу почувствовать – научить тебя или не научить.
- Научить меня? Чему?
- Гордый, глупый…
- Гордый – да. Глупый – нет, с чего это ты взяла, что я глупый?
- Гордость всегда делает глупым.
- Ага, значит и мой отец глуп, и моя мать глупа, и мой дед, который учил меня охоте, и все мои родственники, которые помогали мне и учили меня – все они глупы, да?:), - Слип беззлобно рассмеялся.
- Да, если они гордые, то они глупы. Все.
- Да с чего это ты взяла?
Разговор стал немного утомлять Слипа. Конечно спасибо ей за то, что помогла, но сейчас, пожалуй, пора возвращаться в старую берлогу и, наконец, выспаться перед завтрашней дорогой.
- Если ты гордый, значит ты уязвим. И чем более ты горд, тем более ты беспомощен. Вот например сейчас – я могла бы научить тебя очень важному искусству, наверное могла бы… ты не кажешься тупым, но ты отвергаешь мою помощь только потому, что я говорю вещи, которые тебя задевают. Отвергаешь из гордости, так как привык к тому, что ты важная персона, что тебя надо уважать. И что в результате? В результате ты становишься в позу и теряешь свой шанс, гордость лишает тебя чувствительности, а когда у тебя нет чувствительности, то ты проходишь мимо, когда надо остановиться, и останавливаешься, когда надо стремительно бежать. Разве это не глупость? Представь себе, что когда ты охотишься, ты поступаешь так же – да тебе не поймать даже облезлой полевой мыши!
Почему-то образ облезлой полевой мыши не слишком понравился Слипу. Хоть она и не обзывается, но все равно… как-то подозрительно это все звучит. Стало немного неуютно. Странным образом Слип отнюдь не чувствовал себя хозяином положения, эта смешная длинная Карисса умела вести себя так, что вроде она над тобой надсмехается, а вроде и нет – не поймешь.
- Можешь не верить, но охочусь я совсем неплохо.
- Верю. Но я говорю сейчас о другой охоте. Я говорю об охоте за мудростью. Охота на зайцев требует безупречного терпения, выносливости и финального стремительного броска, ведь если ты не сможешь быть неподвижным и будешь шебуршиться в своей засаде, то насмешишь зайцев во всей округе. Охота за мудростью требует безупречной внутренней тишины – никакой гордости, никаких обид – ничего, полная тишина, и тогда охота будет удачной. Так что, мой высокочтимый друг, прямо сейчас ты сам сделаешь свой выбор – либо останешься гордым и глупым и я уйду, либо прямо сейчас ты станешь чутким, ищущим и предвкушающим, и тогда я тебя научу.
Дойдя до этого момента в своих воспоминаниях, Слип невольно вздрогнул, волна мурашек прошла по всему телу. Как же ему повезло, что тогда он не полез в бутылку! Ведь иначе ничего этого вообще могло бы не быть – ни его путешествия к границам, ни радости открытий, и с Карри бы он не встретился, и вообще…
Наступало утро. Его приближение Слип чувствовал даже с закрытыми глазами по тому, как усиливалась свежесть в воздухе, как наливались бодростью его мышцы. Неужели уже сегодня он дойдет до границ? Два дня пути до заброшенного логова, еще день по разрушенным скалам – снова без воды, но по крайней мере с едой проблем не было, еще полдня по влажным густым зарослям, настолько густым, что порой даже трудно было найти щель между бесконечными стволами подлеска, и еще полдня вдоль обрыва. Неужели на этот раз все получится? Ведь это уже четвертая попытка!
И в этот момент Слип почувствовал что-то неладное. Что-то не так… но что? Неужели и в этот раз ничего не получится? Приподнялся, замер. Нет, в воздухе ничего нет, все спокойно. Едва пробивающийся свет утренней зари пока не позволял ничего разглядеть, но и так было ясно, что дело в чем-то другом – не в том, что можно увидеть или услышать. Неужели это правда – то, что Нара рассказывала о таинственной силе, которая сторожит границы, и которую еще никто не смог преодолеть! Слип не верил в эти сказки. Чем бы ни была эта сила, она либо часть леса, и тогда он сможет ее почувствовать и обойти, обхитрить, став ее частью, либо она вне леса, и тогда… тогда он не знал что. В его опыте не было ничего, что не было бы частью леса. Нет, неладное надо искать в чем-то другом, что-то не так в нем самом… было… сейчас уже нет. Значит – все в порядке? Нет, уже есть горький опыт пренебрежения предчувствием опасности... Надо попробовать повторить все снова, надо разобраться, иначе враг ударит, а он будет не готов.
