Олег Гор - Просветленные не ходят на работу

Ну точно, я же только что позволил себе разозлиться!

А где злость, там и агрессия!

Меня цапнули за ягодицу, но на этот раз я не обратил на укус особенного внимания. Шлепнулся обратно на матрас, на котором сидел, и принялся шептать «это не я, это не мое», имея в виду свое раздражение, отодвигая его от себя, будто тяжелую, липнущую к коже ткань или скорее пленку вроде полиэтиленовой, только намного плотнее.

Ратнасамбхава не обидится, если ему придется немного подождать…

Я ощущал, как муравьи бегают по мне, щекочут кожу лапками, пробираются меж волосков. Один полз вниз по спине, другой карабкался по предплечью, третий исследовал левую стопу.

Но самое главное – укусов больше не было.

Неожиданно перед моим мысленным взором появилось громадное, медленно вращающееся колесо, словно изготовленное из глины, и на поверхности его проступили двенадцать символов. Внимание мое притянул дом с запертыми окнами и дверями, обозначающими чувства, с помощью которых мы познаем мир.

В их число мыслители, придумавшие схему, включили и ум.

Дом, сильно напоминавший дачу моих родителей, даже с коньком-флюгером на верхушке, уплыл вниз. Его место заняли сплетающиеся в объятиях любовники, символ того, как сознание вступает в контакт с органами чувств.

Но и эта картинка проехала мимо, за ней возникла другая, третья…

Цепь взаимозависимого происхождения, о которой мы так много в последние дни разговаривали с братом Поном, явилась мне во всей красе, хотя я ее вовсе не приглашал. Показалась она настолько реальной, что захотелось протянуть руку и потрогать колесо, бесшумно и неспешно вращавшееся в пустоте.

Но я вовремя вспомнил, что такие видения не имеют смысла и опасны тем, что могут стать источником привязанности, ничуть не менее сильной, чем деньги, власть или наркотики.

Человек со стрелой в глазу – свойство нашего сознания все классифицировать как приятное, нейтральное или неприятное, стремление как можно чаще испытывать первое и как можно реже – последнее.

Помятый тип с чашей вина в руке, похожий на Коляна, приятеля моей студенческой юности, больше всего на свете любившего бухнуть и закономерно спившегося к тридцати. Символ тех страстей и желаний, игрушкой в лапах которых является почти каждый из нас.

Тут видение, на которое я смотрел уже без особого интереса, начало блекнуть и рассеялось.

Я открыл глаза и осознал, что раздражение мое рассеялось, а вместе с ним пропали с тела и муравьи. Черный ручеек на полу сузился, остались лишь отдельные насекомые, торопившиеся туда, куда убежали их сородичи.

– Удачной дороги, – пожелал я, думая, что дешево отделался.

Паук с ладонь, сколопендра, которых полно в джунглях, или та же змея, «тихая радость», – вот гости, что вполне могут посетить хибару, не дожидаясь приглашения. Стоит только как следует разозлиться, дать волю страху или гневу.

Вздохнув, я отложил испорченный чурбак и взял новый, еще не очищенный от коры. Повертел в руках нож, думая, как можно ухватить его по-другому, чтобы мне было удобно.

Пусть глаза слипаются, а спину ломит, но голову Ратнасамбхавы я сегодня вырежу!

После завтрака на следующий день я рассказал брату Пону про муравьев.

– Очень хорошо, просто замечательно, – сказал он, одобрительно покачивая головой. – Если карма в некоторых моментах реализуется для тебя сразу же, почти мгновенно, то это означает, что ей не мешают прошлые наслоения, следы старых аффектов. Отсюда вывод – ты избавился от большей их части и движешься в нужном направлении.

– Вот только ремесленник из меня по-прежнему никакой, – пожаловался я. – Честно. Может быть, отставить эту затею?

И я продемонстрировал монаху бодхисаттву, чья голова напоминала кочан капусты.

– Ты хочешь, чтобы у тебя получилось сразу? – брат Пон поглядел на меня изумленно. – Вот смотри, при каких условиях семя, посаженное в почву, может взойти, созреть и дать плод? Во-первых, само семя не должно быть поврежденным, засохшим или подгнившим, во-вторых, почва должна быть подходящей, ни сухим песком и ни болотной тиной, в-третьих, за ним нужно правильно ухаживать, окучивать, поливать, удобрять… Только по истечении некоторого времени, если прилагать определенные усилия, все получится. Кстати, эту метафору можно приложить и к карме вообще, к созреванию любых событий.

– То есть не все «семена», посеянные мной в прошлом, неизбежно взойдут? – уточнил я.

– Взойдут, но когда и насколько пышно – зависит только лишь от тебя. И еще, – брат Пон сделал паузу, – очень важно, какими окажутся плоды, будут ли в них содержаться новые семена.

– Но вы же говорили, что мы имеем свободу только в том, как осознавать происходящее с нами.

– Да, конечно. Но смена угла восприятия меняет мир. Или ты будешь спорить?

Я вспомнил случившееся вчера вечером и проглотил возражения.

Но та идея всеобщей обусловленности, которую защищал брат Пон, мне по-прежнему не нравилась. Не хотелось верить, что все события моей жизни предопределены, расписаны заранее, и что от меня зависит лишь, через какой светофильтр за ними наблюдать.

– Если ты перестраиваешь свое осознавание, то меняются условия, в которых прорастают семена. Некоторые вообще не дают всходов, другие не плодоносят, третьи являют плоды без семян. Иными словами, качественно трансформируется тот поток событий, в котором ты живешь.

– То есть на него все-таки можно повлиять? – я наклонился вперед, ловя каждое слово.

– Несомненно, – подтвердил монах. – Некоторые вещи являются неизбежными, о других этого нельзя сказать. То, что ждало тебя, когда мы столкнулись на автостанции, не случилось, поскольку ты сумел одолеть инерцию восприятия и начал осознавать мир по-иному.

– А не потому, что я приехал сюда, в Тхам Пу?

– Ха, что в данном случае является причиной, а что следствием? – вопросом ответил брат Пон.

Я нахмурился, пытаясь осознать только что услышанное.

– То есть я мог явиться к вам, но если бы не изменился внутри, это бы не помогло?

– Да, совершенно верно, – монах улыбнулся. – Ты бы уже умирал от рака желудка.

– Что? – я едва не вскочил, обеими руками ухватился за живот, точно рассчитывал нащупать там опухоль.

– Смерть ждет тебя и сейчас, – брат Пон заговорил шепотом, заставляя меня вслушиваться. – Она всегда рядом и в один миг может разрушить все, что является тобой. Помни об этом.

Я невольно оглянулся, нервно сглотнул.

Рак желудка? Но откуда?

Да, у меня был гастрит или даже есть, но не может все быть так серьезно…

– Да, сейчас ты не чувствуешь ее холодного, ядовитого дыхания, – сообщил монах. – Только это ничего не значит…

– Да ну, вы меня пугаете… – пробормотал я.

– И не думаю. Зачем это мне?

Я мог высказать по данному поводу некоторые предположения, но решил их не озвучивать.

– Но ведь если течение нашей жизни предопределено, – сказал я примирительно, – означает ли это, что будущее можно предсказать? Вон, есть та же астрология, хиромантия. Ясновидящие всякие…

– Это крайне опасная и вредная практика, – вид у брата Пона стал суровый. – Понимаешь ли ты, что факт предсказания меняет жизнь того, кому предсказание сделано? В силах ли ты или так называемый «ясновидящий» просчитать все последствия такого прогноза?

Вопрос был откровенно риторический.

– Ну а с чего все началось? Как запустилось колесо судьбы? – продолжил спрашивать я, не желая упускать благоприятную возможность – брат Пон свободен, да еще и в таком настроении, что не поучает меня, а готов слушать. – Бог его запустил?

Вопросов у меня за последнее время накопилось много, а вот возможности их задать не было, поскольку наставник все время нагружал меня разными поручениями, а разговоры у нас выходили короткими и лишь по делу.

– И ты хочешь, чтобы я тебе ответил? – спросил он, не переставая улыбаться.

– Ну да…

– Как ты понимаешь, к тому же Будде с подобными расспросами приставали намного чаще, чем ко мне, – сказал монах. – И согласно преданию, он отвечал молчанием. Пошли даже слухи, что он вовсе не пережил просветления и что просто не знает о таких вещах – что такое Бог, с чего начался мир, откуда ведут начало потоки восприятия, именуемые людьми… Понятно, что самому Будде было наплевать на эти сплетни, но вот ученики его заволновались…

Тут брат Пон выразительно глянул на меня.

– И как-то раз подступили к учителю, прося, чтобы он опроверг домыслы недоброжелателей. И тогда Будда взял горсть сухих листьев и сказал, что вот, ребята, то, что зажато в кулаке, это то, о чем я вас наставлял, а то, что валяется на земле в той роще, где мы с вами находимся, – то, о чем я с вами и ни с кем другим не заговаривал в силу того, что это знание не ведет к освобождению.

– Но я только хотел…

– Ты пошел на поводу у своего любопытства, – прервал меня монах. – Это бывает. Лучше так, чем отсутствие живого интереса к вещам, которым я тебя учу…