Большое Крыло. Притча - Луис Тарталья
— Ну, вообще-то, вы действительно славитесь своей красотой, — краснея, проговорил Гомер.
— Я не находила себе места, — продолжала Грация, не обратив внимания на его реплику. — Я была противна самой себе. Я не решалась открыто признать свои достоинства и недостатки. Я боялась, что не смогу примириться с тем, что я собой представляю. Я пыталась подделаться под чуждый мне идеал совершенства.
Посмотрев на воду, она продолжила:
— Я играла на озере целыми днями. Я пыталась убедить себя, что все вокруг считают меня своим другом, но я была совершенно одинока. Мне казалось, что я везде чужая. Когда мне представилась возможность составить перечень своих сильных сторон, я солгала. Я принялась похваляться: «Да, у меня все это есть. Все, что нужно». При этом я знала, что обманываю товарищей и, главное, саму себя.
— Я помню тот день, когда тебе наконец-то стало ясно, что у тебя недостает честности признаться в своем несовершенстве, — улыбнулся Дедушка. — Как и все остальные, ты думала, что признать за собой сильные и слабые стороны — значит оказаться непригодной для стоящей перед стаей задачи.
Гомер теперь жадно вслушивался в разговор. Понемногу у него возникало ощущение, что Дедушка и Казарка Грация обращаются к его подсознанию. Он все больше и больше доверял им. Это было доверие, которое чувствуют к тем, кто делится собственным опытом.
— Чтобы быть честным в отношении своих сильных сторон, нужно быть скромным. Чтобы превратить свои слабые стороны в сильные и объединиться с теми, кто обладает нужными тебе качествами, нужно быть смелым. Честность, скромность и смелость — вот три важнейших достоинства.
Грация на секунду умолкла, давая Гомеру возможность обдумать сказанное.
— Но вернемся к истории Фаворита. Я в глубине души верю, что у него есть все необходимое, чтобы стать в этом перелете Великой Казаркой. Понимаешь, Гомер, он научил меня быть смелой, целеустремленной и стойкой и, уча меня, научился этому сам — научился так хорошо, что теперь его можно считать живым примером этих достоинств.
Выдержав паузу, Грация поочередно посмотрела на Гомера и на Дедушку. Дедушка кивнул, приглашая ее продолжать.
— Я боялась доверять, — призналась она. — Старайся не допускать такого, Гомер, потому что без способности доверять ты никогда не справишься с составлением своего перечня. А не составив перечень, ты не полетишь с нами, вот и все.
А в те времена, когда я только начинала разбираться в своих достоинствах, я все делала не так. Я не доверяла Дедушке, когда он пытался помочь мне справиться с составлением моего перечня. Мне нужно было выяснить, какие из моих качеств являются сильными сторонами, а какие — слабыми. Мне нужно было компенсировать свои слабые стороны, объединяясь с птицами, сильными в том, в чем я была слаба. Я просто была не готова к этому. Мне казалось, что все будут смеяться надо мной и критиковать. Я боялась, что меня заставят выставлять напоказ мои всевозможные недостатки. Мне и правда было страшно.
— Прежде всего, — сказал Дедушка, — ты неправильно понимала, что такое скромность.
— Именно! Именно! — буквально светясь от радости, воскликнула Грация. — Когда я в этом разобралась, все стало гораздо проще. Я поняла в конце концов, что я такая же, как другие птицы, и что дух Большого Крыла присутствует во мне так же, как и в остальных. Я просто поразилась, какой окрыленной я почувствовала себя, когда как следует осознала эту истину.
— И как же это произошло? — спросил Гомер, чье любопытство распалялось все сильнее. То, о чем говорила Казарка Грация, по-прежнему казалось ему странным.
— Я сидела тогда и наблюдала, как другие птицы совершают свои тренировочные полеты. В тот момент я все еще была уверена, что не полечу вместе с остальными. Фаворит подошел ко мне и спросил, можно ли ему присесть рядом и кое-что рассказать о себе. Я так боялась наступающих холодов, что мне было не до разговоров, но я не хотела показаться невежливой. — Грация на секунду умолкла и улыбнулась. — Фаворит воспользовался этим и стал рассказывать, что, готовясь к первому перелету, он не верил в свои силы, но все-таки совершил его наперекор всем своим страхам.
— Он понял разницу между бесстрашием и смелостью, — вставил Дедушка. — Смелость — это когда ты действуешь вопреки своему страху, потому что хочешь во что бы то ни стало добиться поставленной цели.
— Не надо поучений, Дедушка, — сказала Грация. — Вы говорите прямо как профессор Гусенштейн.
Все засмеялись.
— Я сказала Фавориту, что не хочу лететь, а он просто посмотрел на меня и сказал: «Я когда-то тоже не хотел лететь, а знаешь почему? Я был чересчур горд для того, чтобы заниматься составлением перечня своих качеств. Я хотел, чтобы меня знали только как выдающегося силача и прекрасного летуна, но мне не хотелось расплачиваться за это необходимостью обучаться самоподдерживающемуся полету и подавлять свою волю. Мне хотелось уметь переходить в сверхполет самостоятельно, по собственному велению. Мысль о том, чтобы разрешить управлять полетом моей инстинктивной, бессознательной составляющей, была мне противна. Но в конце концов я понял, в чем состоит разница между репутацией воздушного акробата и готовностью подчиняться, благодаря которой ты становишься способен лететь вместе со стаей». — Выдержав паузу, Грация добавила: — Когда такой большой и сильный дикий гусь так ласково улыбается тебе и ты понимаешь, насколько тяжело ему было расстаться со своим образом «крутого парня», — тут уж поневоле растаешь.
— То есть теперь вы уже были готовы к составлению перечня? — спросил Гомер.
— Да, потому что на смену самоуничижению пришла скромность, — ответила Грация. — Я больше не боялась просить о помощи. Я была готова полностью перемениться, чтобы только получить возможность полететь с теми, кто похож на Фаворита, Дедушку и Великую Казарку. Я была готова признать все свои сильные и слабые стороны, чтобы мой полет был полностью гармоничен. Я перестала держать зло на тех, кто, по моему мнению, обидел меня в те времена, когда я беззаботно плескалась в озере. Раньше мне казалось, что те, кто не считает меня самой красивой, самой элегантной казаркой стаи, относятся ко мне недоброжелательно. Из-за этого я стала такой раздражительной, что нередко сама
