Марк Хелприн - На солнце и в тени
– Ты меня не оставишь? – спросила она.
Когда их руки соединились под столом, она так крепко сжала его ладонь, что, будь у нее больше сил, сломала бы ее.
– Ты женишься на мне, – сказала она. Это было не приказом и не мольбой – простой констатацией.
– Да.
Если бы подступили слезы, чего не случилось, потому что она им не позволила, Кэтрин, возможно, не смогла бы с ними справиться даже с помощью белоснежной салфетки.
– Поедем на север, – предложила она, – в какой-нибудь городок вроде Беркшира или Нью-Гэмпшира, где свидетельства выписывают от руки и регистрируют их в книге учета. Никто ничего не узнает, пока мы сами того не захотим. Гангстерам нет никакого дела до этих городков с дощатыми церквами, где с полудня начинают ложиться тени от гор. Они там были бы так же уместны, как лось в «Тутс-Шоре».
Ему понравилось замечание насчет лося.
– Но как же свадьба? – сказал Гарри под шумок ресторана. – Я ведь так ее ждал, свадьбы. Думал, ты будешь на ней такой красивой, что я едва не умру. Собирался в этот день со многим распроститься и стать новым человеком. Думал, что даже если на море будет шторм, мы устроим ее в заливе и рискнем не брать с собой палатку.
– Она будет еще лучше, – сказала она.
– Когда?
– Сейчас. Пойдем отсюда.
– Вот так просто?
– Вот так просто.
– У меня нет кольца, – сказал ей Гарри. Откуда оно могло взяться?
– Заедем в «Вулворт» или сделаем кольцо из травинки. Это не важно.
В ожидании счета они смотрели сквозь высокие окна на небо, полное движущихся облаков. Одно из них, за бухтой – Тертл-Бэй, походило на Англию, Шотландию и Уэльс, а другое, к востоку от Эмпайр-стейт-билдинг, немного напоминало Ирландию. Они казались довольно точными изображениями, хотя и перевернутыми, как в зеркале. Ветры наверху были такими неустойчивыми и сильными, что горы белизны плыли навстречу друг другу. Небесно-голубое Ирландское море величественно сужалось, а сломанные пальцы Лэндс-Энда двигались к воображаемой шпоре к югу от Корка, как две руки, тянущиеся для рукопожатия, не говоря уже об Индии и Пакистане, замерших в ожидании на том месте, где полагалось быть Новой Земле. Если бы день был серым, в нем не было бы той пленительной красоты, с которой над городом скромно и беззвучно происходило такое великое действо.
Пока они ехали в Эгремонт, штат Массачусетс, их машина была чуть ли не единственной на Таконике. Немного севернее Манхэттена, на подъеме сразу за Бронксом, Гарри глянул в зеркало заднего вида и увидел башни в центре города, завуалированные туманом, плывшим наискосок, словно дым. Он указал на зеркало, и Кэтрин приподнялась на пассажирском сиденье, подавшись к центру, чтобы увидеть. В стеклянном прямоугольнике отражалась ее жизнь – как сегодняшняя, так и будущая. Там, укрытые под толщей камня, находились ее родители, там был и театр, где при выходе к занавесу на следующий день она будет возвышаться над публикой. Там была война, в которой решил сражаться ее будущий муж. И там, быть может, у нее родятся дети, а потом она умрет. Все это было в дымчато-сером прямоугольнике, трясшемся из-за шероховатой поверхности дороги и время от времени сверкавшем.
Когда люди любят друг друга, разговор становится не обу-зой, но удовольствием, а когда они проникают в самые глубокие слои того неизмеримого, что удерживает их вместе, то начинают понимать друг друга без слов. Даже жесты становятся не нужны. Ведя непрерывный диалог, им достаточно лишь время от времени посматривать друг на друга, как бы делая замечание о чуде, позволяющем столь многому происходить столь незаметно. Именно так было в тот день, когда они поженились. Каждый знал, о чем думает другой. Машина, казалось, тоже все понимала, так же естественно, как собака. Они ни разу не посмотрели на карту, но каким-то образом правильно съехали с шоссе, шедшему по Таконику, проследовали в Беркшир и нашли Эгремонт, хотя особо его и не искали.
За полминуты они проехали через весь городок и остановились у небольшого купола, крытого старой коричневой черепицей. Подъездная гравийная дорога, на которой едва могли разъехаться два автомобиля, была пуста. Только после того, как Гарри резко повернул руль и из-под черного «Шевроле» донесся скрип гравия под шинами, они увидели вывеску со словами «Секретариат мэрии». Гарри выключил двигатель и поставил машину на ручной тормоз. В детстве Кэтрин всегда казалось, что сопровождающий это звук похож на тот, что издает крокодил, прочищающий горло. Они оба посмотрели в небо, затем одновременно открыли дверцы и решили оставить верх опущенным, потому что дождя не предвиделось. И они знали – а может, и не знали, а просто полагались на удачу, сопутствовавшую им как никогда прежде, – что дверь будет открыта и секретарь мэрии окажется на месте.
Высокий уроженец Новой Англии в очках с проволочной оправой показался им умным и добрым.
– Вы прибыли как раз вовремя, если вам нужен весь набор, – сказал он, не вставая из-за стола. – В руках у вас его нет, поэтому, полагаю, вам понадобится анализ крови. – Он был прав. – Это на другой стороне улицы. Врач на месте. Он сможет сделать это сразу. Оставьте водительские права, и я начну выписывать копию записи. Смогу и провести церемонию, если вы поторопитесь.
Они выступали чуть ли не в роли глухонемых. У врача им ничего не потребовалось говорить: войдя в кабинет и закатав рукава, они молча заполнили каждый свой бланк. Он сказал им, что ему понадобится полчаса.
– Разве можно так быстро? – спросил Гарри. – Надо ведь культивировать…
– Я ничего не культивирую, – сказал врач. – Просто зайдите через полчаса.
Чувствуя легкое головокружение, они опустили рукава, перешли через улицу, хрустя гравием, миновали свой автомобиль и, войдя в сетчатую дверь и захлопнув ее за собой, быстро заполнили еще несколько бланков, а затем вышли на улицу и стали ждать на скамейке на солнце. Вскоре у своей двери появился врач, подозвал их и пригласил войти. Стоя в приемной, они получили свои сертификаты и заплатили за них. Когда они их подписывали, привычно наблюдательный врач заметил, как сильно бьются у них сердца: у Гарри – по виду его запястий, а у Кэтрин – по трепетанию ее слегка натягивающейся блузки. Много раз до этого видевший пары, собирающиеся вступить в брак, он понял, почему они так молчаливы.
Потом, с еще более частым сердцебиением снова перейдя через улицу, они оказались в темном кабинете, где секретарь мэрии готовил бумаги. Все формы уже были подписаны, датированы и скреплены печатями.
– Вам нужна церемония, – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал секретарь. По их затуманенным глазам и его глубокому дыханию это и так было понятно. Они кивнули и заплатили. Он отвел их в угол комнаты, где были соединены многие жизни, и спросил, готовы ли они. Они явно были готовы. Он знал, что они слушают, но не вполне слышат то, что он говорит. И знал, что его слова – старомодные, официальные и канцелярские – растрогают их больше, чем любая поэзия.
– Мы собрались здесь, чтобы сочетать, – он заглянул в бумаги, – Кэтрин Томас Хейл и Гарри Коупленда браком, институтом, учрежденным в природе и предписываемым государством. Это торжественный и обязывающий договор, объединяющий мужчину и женщину. Он является причиной радости и ликования. Ибо посредством его Гарри и Кэтрин соединяются друг с другом и вступают в новую жизнь не как два отдельных лица, но как единое целое. В такой союз надлежит вступать не с легкостью, но скорее с осторожностью и с должным уважением. Ибо это действительно начало новой жизни. Вы, Гарри, берете ли Кэтрин в законные жены, с этого дня и впредь, чтобы любить ее и заботиться о ней в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас? А вы, Кэтрин, берете ли Гарри в законные мужья, с этого дня и впредь, чтобы любить его и заботиться о нем в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит вас? Вступаете ли оба в этот союз и договор о браке, действуя по своей собственной свободной воле, в полной мере осознавая и принимая на себя ответственность и обязанности брака, которые будут наложены на вас законами штата Массачусетс? Если вы с этим согласны, то оба скажите «да».
Говоря «да», они дрожали от волнения.
– Пусть жених наденет кольцо на палец невесте и произнесет эти слова: «С этим кольцом я беру тебя своей женой и запечатлеваю эту связь и договор о браке».
– У нас нет колец, – сказал Гарри, но Кэтрин подняла руку, и он взял ее и надел ей невидимое кольцо, которое переживет любое кольцо из золота.
– Пусть невеста, – сказал секретарь мэрии, – наденет кольцо на палец жениху и произнесет эти слова…
Вспомнив, что не повторил клятву, Гарри произнес ее одновременно с Кэтрин, пока она надевала ему на палец невидимое кольцо. Ее голос, конечно, был очень красив и отчетлив, и на фоне его голоса, обычно низкого, а теперь ставшего еще ниже, этот обет прозвучал как музыка. Она, конечно, не пела, но в нем была красота песни.
