Грегори Робертс - Тень горы
– Что это? – спросил я, остановившись чуть поодаль от бортика.
– Кликер, – ответил Мехму.
Я посмотрел на детскую игрушку – при нажатии две жестяные пластины звонко щелкали – и сдавил ее пальцами.
Щелк-щелк.
– Если попадешь в воду, не отделяйся от остальных, – сказал Мехму.
– От остальных?
– Шлюпка вернется, – пояснил он, – а корабль будет дрейфовать в километре отсюда, пока мы не убедимся, что все в порядке.
– В километре отсюда?
– Если вдруг что заметишь, пощелкай, дай знать, где ты. Обычно его в зубах держат, чтобы не потерять, вот так. – Он взял у меня кликер – розовую стрекозу, – зажал его зубами и поглядел на меня.
Мехму с розовой стрекозой в зубах отправлял меня в океан.
– Это из фильма, – объяснил он. – «Самая длинная война», что ли…
– «Самый длинный день»[65].
– А, точно. Ты его видел?
– Ага. А ты?
– Нет, а что?
– Посмотри при случае. Спасибо тебе, Мехму. Приятное было плавание, хоть я и корабли не люблю.
– Я тоже не люблю. Слушай, если встретишь толстушку лет тридцати, ростом примерно метр шестьдесят пять, в голубом хиджабе – ни в коем случае не показывай ей пистолетик.
– Ты его у нее украл?
– Ну, вроде того.
– Она друг или враг?
– А какая разница?
– Большая.
– Тогда и то и другое. Это жена моя.
– Жена?
– Ага.
– Ты ее любишь?
– Безумно.
– И если она увидит у меня этот пистолетик, то…
– Она тебя убьет, – ответил Мехму. – Бывает и такое. Часто. Жена у меня грозная.
– Значит, толстушка лет тридцати в голубом хиджабе. Так?
– Так. Между прочим, ее так зовут. Ну, подпольная кличка.
– Какая?
– Товарищ Голубой Хиджаб, вот какая.
– Голубой хиджаб?
– Ну да.
– Ладно, – протянул я. – Спасибо, что предупредил.
– Не за что, – улыбнулся он. – Я всех предупреждаю. А ее до смерти люблю за то, что она такая грозная.
– Я так и понял.
– И по дороге к берегу не забывай простое правило: если кто-то захочет столкнуть тебя с места в шлюпке, вышвырни обидчика за борт.
– Бывает и такое?
– Часто.
– Эй, ты! – прохрипел старпом, наставив на меня палец.
Я подошел к борту, перелез через ограждение и начал карабкаться по веревочному трапу.
Спуск оказался неожиданно трудным: лестницу мотало над водой, приходилось изо всех сил цепляться за веревки и перекладины. Вдобавок трап шлепнуло о стальную обшивку корпуса, и я до крови ободрал незащищенные пальцы.
Даже с нижних ступенек три шлюпки казались крохотными рыбками-лоцманами под шершавым боком громадной акулы. В отличие от спасательных лодок на палубе шлюпки, точнее, рыбацкие лодки-плоскодонки были оснащены моторами. Мы стояли в открытом океане. Переполненное утлое суденышко угрожающе покачивалось на волнах. Я спустился на последнюю ступеньку и вдохнул запах рыбы, насквозь пропитавший лодку.
«Рыбаки, – с облегчением подумал я. – Они свое дело знают».
Чьи-то руки подтолкнули меня на корму; я переступал через чьи-то ноги, осторожно пробирался через бесчисленные котомки и узелки – рыбаки распределяли груз в лодке.
В плоскодонку уселись двадцать три человека. Старпом дал отмашку, матросы подняли трапы. Наш рулевой оттолкнулся от борта и вывел лодку в открытый океан. Глухо шумел звукоизолированный мотор.
Щелк-щелк.
В темноте подавала сигнал соседняя лодка.
Щелк-щелк.
Все обернулись. Откуда-то раздалось ответное пощелкивание.
Щелк-щелк.
– Знаешь, в чем разница между войной и миром? – прошептал мой сосед с улыбкой в голосе.
– Полагаю, ты мне сейчас объяснишь, – шепнул я.
– В мирное время приносят в жертву многих ради спасения одного. А на войне жертвуешь одним для того, чтобы спасти многих.
– Складно придумано, – улыбнулся я.
– А разве не так?
– Жертвуют не ради чисел. Жертвуют ради любви. Ради родины.
– В этой войне число жертв имеет значение.
– Ты говорил о войне и мире.
– Ну и что?
– Война кровава снаружи. Мир кровав изнутри, как и положено. По-моему, в этом и заключается разница. Война разрушает, а мир созидает.
Мой собеседник рассмеялся одними губами и сказал:
– Я твой провожатый.
– Как это?
– Я в этой лодке приплыл. Доставлю тебя куда следует.
Он был чуть моложе меня, невысокий и худощавый, с лукавой улыбкой, которая наверняка приносила ему и поцелуи, и оплеухи.
– Приятно познакомиться. Далеко до берега?
– Не очень.
Он протянул мне пластмассовый ковшик и начал вычерпывать воду – через низкий бортик перехлестывали волны. Я стал помогать. К нам присоединились остальные. Рулевой негромко рассмеялся.
Щелк-щелк.
Беспокойный океан под нами ворочался во сне. Вода заливала лодку, просаливала нас насквозь.
Щелк-щелк.
Наконец показалась суша. Мы перелезли через борт и, по пояс в воде, побрели к пляжу. Лодки отчалили.
Мы бросились к деревьям на берегу. Я оглянулся: по пляжу, вздымая песок, бежали мужчины и женщины – в солнечный день это выглядело бы игрой, но в ночной тьме внушало безотчетный страх.
Корабль растворился во мраке, пронизанном светом звезд.
Мой проводник помахал мне из-под деревьев. Я нагнал его, и мы двинулись в чащу. Чуть погодя он замер и прислушался.
– Как тебя зовут? – прошептал я после того, как он удостоверился, что за нами никто не увязался.
– Никаких имен, – ответил он. – Чем меньше знаешь, тем лучше. Сладкая правда легко превращается в горькую, когда ее начнут из тебя извлекать. Ну что, идем дальше?
– Пошли.
– У трассы на юг ждет грузовик, только он долго стоять не будет. Лодки отклонились с курса, до места встречи еще идти и идти, а времени у нас нет.
Мы углубились в прибрежные заросли. Изредка между стволами мелькали темные волны, но шум прибоя сюда не долетал. Влажные ароматы джунглей заглушали запах океана.
Мой проводник раз за разом погружался в душную густую поросль, раздвигая листья – огромные, размером со слоновье ухо, – за которыми оказывалась узкая, почти невидимая тропка. Звезды скрылись за тучами, но мой вожатый держал в памяти точную карту джунглей и ни на миг не сбавлял темпа.
Дважды я отставал и, испуганно замерев, старался услышать звук шагов, но ответом мне была тишина. Проводник неожиданно касался моего плеча, и мы отправлялись дальше.
Рюкзак и жилет с контрабандой добавляли мне тридцать пять килограммов, но проблема заключалась не в тяжести груза. Чтобы слитки не елозили на ходу, я жестко закрепил жилет на груди и на поясе, поэтому каждый вдох давался с трудом.
Наконец мы вышли из чащи на трассу.
– Время не ждет, – заметил мой спутник, поглядев на часы. – Что ж, рискнем, пойдем по дороге, так будет быстрее. Если увидишь свет, прячься в чаще и замри. Я их отвлеку. Понял?
– Ага, – выдохнул я.
– Хочешь, жилет понесу?
– Нет, не стоит.
– Хоть рюкзак дай, – настойчиво шепнул он.
Я благодарно скинул рюкзак с плеч, и проводник взвалил его на спину.
– Ну, погнали!
По грунтовой дороге мы бежали трусцой. Стояла такая глубокая тишина, что внезапный птичий щебет или звериный рык вызывал невольную дрожь. Тяжелый жилет сдавливал грудь, мешая дышать.
«По правде говоря, любой контрабандист тайком проносит только себя, – однажды сказал мне знакомый нигериец – поставщик нелегального оружия. – Все остальное – лишь предлог, понимаешь?» Когда мы наконец добрались до места встречи, мой предлог едва меня не прикончил.
– Пришли, – объявил проводник.
– Слава богу! – выдохнул я. – А что, о мотоциклах тут не слыхали?
– Прости, приятель, – улыбнулся он и протянул мне рюкзак. – По-моему, мы добрались вовремя.
– По-твоему? – слабо возмутился я, упираясь руками в колени и с трудом переводя дух.
– Ты вооружен? – спросил он.
– Разумеется.
– Доставай оружие, да побыстрее.
Я вытащил пистолет из пакета. Мой спутник проверил и перезарядил свой десятизарядник, потом удивленно взглянул на дамскую игрушку двадцать второго калибра.
– Если встретишь толстушку в голубом хиджабе…
– Да знаю я, знаю. Ни в коем случае не показывать ей пистолет.
– Ни фига себе, приятель, – ухмыльнулся он. – Рисковый ты человек.
– Голубой Хиджаб надолго запоминается, как я погляжу.
– Она товарищ надежный, – рассмеялся он. – Только пистолет ей лучше не показывать.
Он снова посмотрел на часы и перевел взгляд на дорогу, заглатываемую беззвездной темнотой.
– Если юг там, то и тебе в ту сторону, – сказал он и еще раз взглянул на часы. – В общем, держи на юг. Эта дорога в Тринкомали. По возможности из джунглей не высовывайся. Как доберешься, иди прямиком в гостиницу «Кастелрей», тебе сняли номер на две недели. Там с тобой свяжутся.
– А мы с тобой сейчас расстанемся?
