Кафа Аль-зооби - Лейла, снег и Людмила
В последующие два дня он не появлялся у нее и не давал о себе знать. И когда Лейла пришла сама, очень удивился.
– Я долго ждала тебя. Почему ты не приходил?
– Мне нужно было побыть одному. Проходи.
– Рашид, я много думала и устала думать. Потому и пришла. Нам надо поговорить.
– Хорошо, – сказал он, глядя на нее.
Он не устоял перед желанием коснуться Лейлы и, подойдя, взял за руку и хотел обнять и поцеловать, как подсказывало ему сердце с той минуты, когда он открыл дверь. Он страстно хотел этого. Ладонь ее была напряжена, и она быстро отняла ее и отодвинулась:
– Нам надо поговорить.
– Говори. – В его голосе прозвучало разочарование.
– Дело сложное и запутанное, но в итоге все зависит от нас. Пожалуйста, давай поможем друг другу. Может, у нас все еще получится.
– Значит, ты находишь дело сложным и запутанным?
– Да. Но, как я сказала, все в наших руках. Если мы попытаемся понять друг друга, то найдем решение. Я со своей стороны стараюсь понять тебя по мере возможности, а ты…
– Я очень признателен тебе за понимание, – произнес Рашид насмешливо.
– Почему ты усмехаешься?
– Потому что твои слова вызывают эту усмешку. Стараешься понять меня по мере возможности, значит?! Какое благородство с твоей стороны! Но скажи мне, – наверно, я глупый, не понимаю, – что именно ты пытаешься понять во мне? Может быть, что я никогда тебя не любил? Что я никогда не боялся за тебя? Или я, вероятно, отверг тебя, проигнорировал твои бурные чувства ко мне? Или оставил тебя страдать, и на твоих глазах встал на путь греха? Скажи мне, пожалуйста… «Не могу тебя понять!..» Верно, я человек трудный для понимания, но и я не понимаю твоей глубокой человечности, которая позволяет тебе запросто, без всяких сложностей ложиться в постель с тем или другим. Кто-то поухаживал за тобой – и ты постеснялась ему отказать, кому-то понравилась – и можно броситься в объятия. Почему же ты тогда отказала мне? Почему?!
– С тобой очень трудно разговаривать. Я пойду. – Лейла взяла сумку и собралась уходить.
– Стой!
Она остановилась. И спросила дрожащим от волнения голосом:
– Разве ты недостаточно обидел меня? Что тебе еще нужно?
Рашид не ответил. И снова не потому, что не знал, чего хотел, а потому что знал, что желает невозможного: чтобы она принадлежала ему одному, – не только в настоящем и будущем, но и в прошлом. Лейла опять села и проговорила взволнованно:
– Ты хочешь наказать меня за то, что я спала с тобой? Я сожалею. Правда, сожалею. Но ты должен понимать, что меня подтолкнули к этому какие-то чувства.
– Жалость!
– Я уже сказала тебе, что это была смесь чувств, и мне сейчас трудно определить, каких именно. Но, поверь, в ту минуту мной овладели настоящие и глубокие переживания. Ты должен понимать, что я не сделала бы этого с кем бы то ни было, кроме тебя.
– Но ты уже делала это раньше.
– Рашид! Я не понимаю, что тебя раздражает больше всего: то, что я переспала с тобой из жалости, или то, что я спала с другими раньше?
– И то, и другое.
– Значит, нам трудно понять друг друга.
Лейла помолчала некоторое время, затем добавила:
– Я сказала, что пытаюсь понять тебя, и ты посмеялся надо мной. Посмеялся над мыслью, что у тебя есть что-то, требующее моего понимания, поскольку твоя правота не подлежит сомнению. Еще глупее, по-твоему, пытаться понять меня. Ты считаешь, что если я не следую по заранее определенному пути, то не имею права требовать понимания. Хорошо. Я была в постели с другими раньше. И скажу тебе предельно откровенно, что делала это исключительно по собственной воле. И бросала также по собственной воле. Я не намерена оправдываться перед тобой и просить прощения, как будто я тебе изменила. Ты не простил бы меня даже в том случае, если бы я бросилась тебе в ноги. А если и оправдал бы, то ненадолго. Ты всегда будешь считать меня грешницей.
Он слушал ее, опустив глаза. Она вздохнула и добавила:
– Слушай, Рашид. После того, что произошло, я подумала, что мы можем остаться вместе, и из моих сложных чувств способна родиться любовь. Я надеялась еще, что сумею как-то убедить тебя, что я свободный человек и имею право на собственный выбор. Но, по-видимому, это очень трудная задача, почти невозможная. Поэтому, пожалуй ста, забудь о том, что произошло.
– Ты рассуждаешь о свободе, но забываешь одну важную вещь: свобода становится позором, когда человек прикрывает ею попустительство и пускает по ветру самое дорогое, что у него есть, – честь.
– Мы не поймем друг друга. Повторяю: пожалуйста, забудь о том, что произошло между нами.
– Так просто? Вот так же просто ты спала и с остальными и говорила им «забудь»? Тебе легко забывать? – в голосе Рашида звучало негодование.
– Тебе нет дела до меня и до остальных.
– Как это мне нет дела? По крайней мере, я стал одним из них.
– К большому сожалению. Это случилось при чрезвычайных обстоятельствах.
– Сожалеешь, значит?
Лейла поспешила к двери, но он догнал ее и схватил за руку. Горечь переполняла его. Он не хотел, чтобы она сожалела о произошедшем, хотел, чтобы она не уходила, а осталась с ним, и чтобы случилось чудо и стерло ее прошлое, хотя бы только из его сознания. Он обнял бы ее, рассказал о своей любви, обещал бы все, что хотел обещать.
Она попыталась освободиться:
– Оставь меня.
– Вот так просто собираешься уйти? Ты уничтожила меня и продолжаешь издеваться. Неужели ты не испытываешь ни малейших угрызений совести? Ты знаешь, что в действительности именно ты – причина всех моих бед? Ты не задумывалась, что мне не пришлось бы пережить все несчастья, если бы не твой отказ? – Рашид не знал, для чего говорит ей это, но душа мечтала, чтобы Лейла пожалела его вновь, обняла и осталась.
– Причина твоих бед не я, а ты сам и твое упрямство. Я уверена, что любовь сама по себе нисколько не интересует тебя. Тебя интересует мое тело – и только. Все дело в том, что мне следовало остаться девственницей даже в том случае, если я любила тысячу мужчин и не любила тебя. Я не знаю, что тебе сказать, но это факт: я не девственница, и мне трудно стать вновь таковой. А тебе трудно это принять. О чем тогда говорить? Оставь меня.
Лейла высвободила руку и ушла, не оглянувшись.
В последующие четыре дня он не ходил на работу. Измученный переживаниями, засыпал лишь под утро. Во сне ему вновь и вновь слышался стук двери, будто навсегда захлопывающейся за Лейлой, и он судорожно вздрагивал и просыпался. На четвертый день ноги сами привели его к ней. Он выглядел плохо – бледный, небритый, к тому же пьяный. Он не пил с того самого вечера, но едва его одолела мысль отправиться к Лейле, взял бутылку водки, выпил несколько рюмок подряд и вышел, окрыленный надеждой. Он говорил себе, что им нужно продолжить разговор и найти решение, но как – знал один лишь Бог. Рашид был больше не в силах выносить страдания.
Увидев его, Лейла осталась стоять в дверях, преграждая ему путь.
– Что с тобой? Ты не хочешь, чтобы я вошел?
– Зачем тебе входить?
– Чтобы поговорить.
– Каждый из нас уже сказал, что хотел. Вряд ли что-то изменилось.
– Откуда ты знаешь?
– Если тебе есть что сказать, то я предпочитаю, чтобы ты сделал это трезвым.
– Ты только позволь мне войти, – тон его был совсем не таким, как раньше, а дружелюбным и грустным.
– Нет, Рашид, извини. Мне надо спать. Я рано ухожу на работу.
– Ты боишься?
Она усмехнулась и переспросила:
– Боюсь? Если ты так думаешь, то зачем тогда явился? Нет, не боюсь. Но можно сказать, что отказываюсь тебе слушать.
– Но почему?
– Рашид! Ты действительно хочешь убедить меня, будто тебе есть что сказать? Прошу тебя, оставь эти приемы, они больше ни к чему не приведут. Умный не позволит ужалить себя дважды. Уходи! Ты пришел не ради того, чтобы поговорить.
Она извинилась и закрыла дверь. Рашид снова потерпел неудачу. Сердце его плакало и заклинало: «Пожалуйста, открой! Давай и в эту ночь забудем обо всем, давай отложим все, что нас разделяет. Мы поговорим об этом потом. Обещаю, мы найдем решение. Но сейчас позволь мне войти, позволь любить тебя. И ты тоже люби меня, – нет, хорошо, только пожалей! Как пожалела раньше. Я согласен. Только открой дверь, протяни мне руку и вытащи меня из мрака. Я тону, задыхаюсь…»
Лейла не открыла. Рашид оставался стоять у двери, заклиная ее и плача без слез.
Она увидела его лишь через неделю. Выглядел он лучше: чисто выбритый и трезвый. Она впустила его. После выпитой чашки кофе объявил:
– Я поеду на родину.
– Насовсем?
– Нет. Из-за Фареса. Я оставлю его там, у мамы. Здесь ему стало совсем плохо, тем более что я не в состоянии уделять ему должное внимание. Мама очень любит его и будет ухаживать за внуком.
– Ты правильно решил.
Они помолчали немного. Рашид продолжил:
– Я подумал, что этот месяц пойдет нам на пользу, и каждый из нас обдумает ситуацию спокойно.
– Мне жаль об этом говорить, но мне нечего обдумывать.
