Кафа Аль-зооби - Лейла, снег и Людмила
Он обнял ее, дрожа всем телом, потом повернул к себе ее лицо и поцеловал в губы. Он еле дышал, и, казалось, был на грани припадка. Лейла не сопротивлялась поцелую, чувствуя, что не в состоянии отвергнуть его, не имеет права. Рашид умрет, если она его отвергнет. Ей показалось, что он в самом деле не переживет ее отказа.
Она вдруг поняла, что не способна отвергнуть его и не желает этого. Она подчинится Рашиду во всем, даже если он пойдет дальше. Ей хотелось сказать: «Возьми меня и успокойся немного, и не плачь, не будь таким слабым, не отчаивайся, не умирай». Ей хотелось отдавать, а сделать это одними словами невозможно.
В те минуты – это были действительно странные для нее минуты – ее охватила настоящая любовь, и она отдала ему свое тело, казавшееся бесчувственным. У нее появилось странное ощущение: она обнимала и целовала его, закрыв глаза, и видела его в своем воображении, но не таким, каким он был сейчас. Она видела, как Рашид останавливает ее на улице, чтобы застегнуть ей верхнюю пуговицу пальто, как это обычно делают отцы. Увидела его стоящим на пороге ее комнаты со свечами в руках. Он вручил ей свечи и тут же ушел. Она же мечтала услышать от него хоть какие-то слова, – любовное признание, например. Но он ушел, ничего не сказав.
Она ничего не понимала.
– Я люблю тебя! Люблю тебя, Лейла! – услышала она голос Рашида.
Лейла не ответила, хотя чувствовала, будто погружается в чистый источник абсолютной, необыкновенной любви. В те минуты он был для нее не просто несчастным влюбленным, а человеком родным и близким – любимым, братом, отцом, другом и даже родиной. Все ее чувства обнажились в один момент, и она увидела перед собой лишь его одного, вот-вот готового утонуть в бушующей волне. Его нужно было спасти во что бы то ни стало, но у Лейлы не было ничего, кроме ее тела. И она протянула его как спасательный круг.
Она не решалась открыть глаза, но ощущала руки, раздевающие ее, пылающее тело Рашида, которое захватывало ее…
Лейла не испытала телесного наслаждения. Высшее наслаждение заключалось в другом: ее тело словно превратилось в частичку души, окрыленной и светлой, соединившейся с Рашидом, чтобы влить в него чуточку жизни.
Они лежали рядом и молчали… Каждый смотрел в потолок, а время шло, будто лишившись смысла, и, казалось, у них не осталось даже мыслей. Все растаяло, растянулось, стало невесомым и бестелесным.
Лейла не знала, как долго они пролежали в тишине, пока не заметила, что дыхание Рашида стало ровным. Он уснул. Она накрыла его и некоторое время смотрела на него. Он дышал ровно, но тело его вздрагивало время от времени. Она подумала вдруг, что если он предложит ей пожениться, она согласится.
Наутро, открыв глаза, Рашид в первый момент не понял, где находится. В памяти пронеслась лента вчерашних событий, но он не сразу поверил в случившееся, решив, что это был сон. Взгляд его упал на шкаф с висящим на нем зеркалом. Он медленно повернулся и увидел, что Лейла действительно спит рядом. Она лежала спиной к нему. Он смотрел на нее и не мог осмыслить случившееся: она действительно спала с ним.
Голова была тяжелая, словно от мыслей, нахлынувших и камнем оседавших, причиняя невыносимую боль. Рашид не мог понять, чего желал больше: вернуться в сон (случившееся все еще казалось ему сном) и, протянув руку, притянуть к себе Лейлу и обнять, или вновь закрыть глаза и уснуть надолго, убежать от головной боли, мучительных мыслей и вопросов. Вдруг он вспомнил о Фаресе и в панике вскочил: неужели малыш провел ночь один в доме? Няня иногда остается дольше обычного, пока не вернется Рашид, но никогда не соглашается остаться на ночь, – муж запрещает.
Рашид начал поспешно одеваться. Он был взволнован, но в то же время рад тому, что нужно уходить. Тем самым можно избежать тяжелых вопросов.
Лейла проснулась, когда он вставал с постели. Поднявшись, она посмотрела на него с удивлением. Рашид не удостоил ее того внимания, которого она ожидала, и молча продолжал торопливо одеваться.
– Ты уходишь? – спросила она удивленно.
– Да. Я волнуюсь за Фареса. Надеюсь, няня осталась с ним на ночь, – ответил он, не глядя на нее.
Рашид будто избегал взгляда Лейлы. Сомнение кольнуло ее. Собравшись, он направился к двери, на полпути остановился, подумал о чем-то и, ничего не сказав, вновь поспешил к выходу.
Вечером Рашид вернулся.
– Как Фарес?
– Нормально. Няня не оставила его одного.
– Наверное, ты хорошо платишь ей.
– Да. Плачу столько, сколько она просит, лишь бы ребенок не чувствовал одиночества. Он любит ее.
– Это хорошо.
Разговор окончился быстро, и каждый погрузился в молчание. Дважды Рашид поднимал голову и бросал на Лейлу взгляд, но она сидела, подперев ладонью щеку, и задумчиво смотрела вдаль.
– Сегодня я ни на секунду не забывал о тебе, – произнес он наконец.
– И к чему привели твои размышления?
– Я все еще в недоумении. Не ожидал, что это может произойти так легко и просто.
– Ты считаешь, что это произошло легко и просто?
– А разве были затруднения?
– По-твоему, затруднение – это если бы я долго сопротивлялась, а потом сдалась бы, не устояв?
– Да. Ты права. Какая необходимость в сопротивлении, если в итоге все равно сдашься?
– Рашид! Я надеялась, что ты воспримешь это по-другому.
– Как?
– Думаю, ты меня хорошо понимаешь. Но все же объясню, так как, возможно, ты плохо помнишь, в каком состоянии находился вчера. Ты был разбит до такой степени, что я поразилась. Я испугалась за тебя и не посмела отказать еще раз. Не посмела отказать, но не из страха перед тобой, а испугавшись за тебя.
– Пожалела меня, значит.
– Пожалуйста, – произнесла Лейла с досадой, – постарайся понять по-человечески.
– Стараюсь. Но это приводит к выводу, что ты готова лечь в постель с любым, кто придет к тебе со своим несчастьем. И ты его пожалеешь.
– Рашид! – воскликнула она в отчаянии, невольно повышая голос. – Умоляю тебя, пока я не жалею о случившемся, не делай так, чтобы я кусала локти.
– А разве ты чувствовала сожаление, когда спала с другими?
– Ты не замечаешь, что я не отвечаю на твои оскорбления? Не замечаешь, что терплю твои провокации в разговоре? – воскликнула Лейла с явным раздражением.
И встала, не зная, куда направиться. Она сделала два шага по комнате, потом присела на кровать и сказала с прежней обидой в голосе:
– Чего ты хочешь от меня теперь?
Рашид посмотрел на нее с удивлением, будто вопрос прозвучал для него неожиданно. Он не ответил – не потому, что не знал ответа, а потому что знал, что хочет невозможного: он желал, чтобы она принадлежала ему одному, – не только в настоящем и будущем, но и в прошлом.
– Я хочу понять, – сказал он.
– Понять что?
– Почему ты так поступила со мной? Ты пожалела меня?
– Не знаю. Я не могу назвать это только жалостью. Это была странная смесь чувств.
– Но это не любовь, не так ли?
– Не знаю.
– Я так и думал.
– Рашид, я предельно откровенна с тобой. Ты должен это ценить.
– Очень ценю, – произнес он насмешливо и встал.
– Куда ты? Мы еще не поговорили.
– Как мы можем говорить, если ты не в силах ответить толком ни на один вопрос?
– А почему разговор должен состоять из вопросов и ответов? Зачем устраивать допрос? Почему бы нам не взглянуть на все с другой точки зрения?
– С какой точки зрения, по-твоему, я должен взглянуть, если меня кругом одолевают вопросы?
После ухода Рашида Лейлу охватило горькое чувство, что она совершила ошибку. Ей не следовало уступать ему. Она начала ходить по комнате взад и вперед, кусая ногти: если бы он принял ее такой, какая она есть! Тогда она сделала бы все, что в ее силах, чтобы Рашид стал счастливым. Она любила бы его и осталась бы верной ему до конца жизни. Но он не желает принять ее. А если и примет, то это будет временная уступка, от которой он в будущем откажется. Как вести себя с ним? Как ей убедить его, что она имеет право на выбор? Как объяснить ему, что ее душа и тело неразделимы? Это казалось ей невыполнимой задачей. «Рашид не понимает и никогда не поймет меня», – сказала Лейла про себя со вздохом отчаяния.
Он ушел, мучаясь желанием вновь прижать ее к своей груди. Он не помнил подробностей прошедшей ночи, помнил только, что едва не умер – или не ожил – от радости, тоски и любви. А сегодня она сидела перед ним, такая близкая, и, возможно, не отказала бы ему, попытайся он ее обнять. Это желание преследовало его весь день, но он пытался его подавить. Лейла даже не сказала, что любит его. Как он хотел, чтобы она произнесла это, и как мучила его ее недоступность! Мучила потому, что она не любила его, потому что переспала с ним без любви, и это прибавляло горечи. А если бы даже она любила его, то не должна была ему изменять, должна была сохранить себя ради него. Он не может простить ей этот грех. Не может!
В последующие два дня он не появлялся у нее и не давал о себе знать. И когда Лейла пришла сама, очень удивился.
