Сьюзен Сван - Что рассказал мне Казанова
– Тс-с-с! Смотрите! Боги знают, как посмеяться, точно?
Фонарь осветил маленькую сову, вырезанную в нише на стене пещеры, едва ли на расстоянии вытянутой руки. Перед Люси замаячил Андреас, свет дьявольски разливался по его бородатому лицу.
– Тебе страшно, да, kopela?
Люси кивнула головой. Ей казалось, что влажный воздух пещеры душит ее. Когда она посмотрела вверх, Андреас уже отошел дальше по тропе, а перед ней стоял Янис.
– Я помогу тебе! – он схватил ее за руку, и Люси поднялась на ноги. Голова раскалывалась.
– Все в порядке. – Люси оттолкнула его и прошла несколько шагов вниз, опять чуть не поскользнувшись. Девушка почувствовала странное онемение вокруг рта, но не обратила на него внимания. Она мельком взглянула на Андреаса, стоявшего у прохода в пещеру. Закрыв глаза, она нагнулась и проползла внутрь. Да и что еще ей оставалось? Возвращаться обратно было уже слишком поздно.
Люси оказалась внутри. Андреас и Янис были рядом; в ноздри били запах мужского пота и аромат одеколона. Где-то внизу переплетающиеся лучи света освещали мерцающие сталактиты, свисающие с потолка известняковой пещеры. С удивлением Люси поняла, что здесь не так уж и страшно. Голоса женщин звучали где-то далеко, как будто они потерялись в подвале заброшенного здания.
Луч света выхватил из темноты ее кроссовки и один ботинок Яниса; они стояли на выступе, на котором их ноги едва умещались.
– Я позабочусь о тебе, не беспокойся, – прошептал проводник.
Люси не могла больше сдерживаться:
– Я хочу вернуться!
– Люси! – крикнула снизу Кристин. – Пусть наши проводники помогут тебе. Там опасно разворачиваться.
– Пошли, а не то я тебя поцелую! – сказал Андреас.
Люси услышала, как Янис что-то зло выговаривает дяде по-гречески. Не обращая внимания на обоих мужчин, она стала осторожно приближаться к краю.
– Мне не хватает воздуха! – прохрипела Люси. Она съежилась у стены на противоположном крае выступа, почти что задыхаясь. Рядом Янис и Андреас что-то кричали по-гречески, а затем раздался голос Кристин, эхом перекатывающийся в темноте:
– Люси, оберни голову пиджаком Яниса и дыши медленно. Ты слишком паникуешь. Здесь не опасно.
Янис передал Люси свой пиджак, и она сделала, как ей сказали, погрузив лицо в грубую ткань. Постепенно ее дыхание стало восстанавливаться.
– Все в порядке, – пролепетала она.
Янис забрал пиджак и встал на краю выступа: его руки касались стены пещеры, создавая своего рода защитный экран, отделяющий Люси от открытого пространства.
– Успокойся, Люси, – позвал он ее. – Пошли.
Дрожа от страха и унижения, она медленно продвигалась вперед, пряча голову в его руках и стараясь не смотреть вниз.
– Вот так, Люси, не спеши! – крикнула Ли.
– С тобой все в порядке, – сказал Янис. Он погладил ее по спине фонарем и жестом попросил расступиться группу женщин, собравшихся внизу пещеры. Дыхание девушки практически восстановилось, и Люси принялась спускаться вниз по тропе на четвереньках. Подруги матери захлопали, когда она наконец достигла дна пещеры.
– Молодец, Люси, – подбодрила ее Кристин.
Перед ней раскинулось большое овальное пространство, примерно пятидесяти футов в ширину, с высоким потолком. Пучок изящных светильников тыквенного цвета был размещен рядом с огромным сталагмитом, напоминающим сосульку. Женщины сидели вокруг этого естественного образования, и выражения их серьезных лиц навели Люси на мысль, что это, по их представлениям, и есть воплощение Великой Минойской Земной Матери.
– Сегодня мы собрались, чтобы почтить память Китти Адамс, – начала Кристин. – В церемонии будет несколько моментов, когда фонари выключат. Если кто-то вдруг испугается, пусть не стесняется и попросит, чтобы свет включили снова.
– Будь благословенна, – пробормотал кто-то, и несколько голосов ответили:
– Будь благословенна.
– Ли, пожалуй, пора начать церемонию? – спросила Кристин.
Фонарь осветил лицо почитателей матери Люси, стоящих напротив. Ли выглядела странной и чужой – красивая загадочная фигура, лицо которой, казалось, было высечено из известняка пещеры.
– Я приношу воду Великой Земной Матери Крита в память о своей любви. Окажись я более щедрой, Китти бы до сих пор была с нами, – голос Ли был необычным, почти что плачущим. Люси услышала звук воды, льющейся на землю. Иконы алтаря, обрамленные камнями, влажно светились. – Без воды человеческая раса умерла бы. Я без Китти, как без воды.
Люси была поражена болью в голосе Ли. Было видно, как ей трудно без Китти. Девушка услышала, как Ли шумно высморкалась. Она посмотрела на других женщин, но тут ее лицо исчезло в темных вспышках света.
– Будь благословенна, – возвестил хор голосов.
Люси подумала о службах в англиканской церкви, на которые тетя Беатрис водила ее в детстве. Ей вспомнились прихожане, которые неожиданно вставали и дружно садились под неоднократно повторяющиеся рефрены, так же как и почитатели ее матери сегодня. На секунду Люси вдруг стало хорошо.
– Джулиан? Может быть, теперь мы послушаем тебя? – возвестила Кристин.
– Я оставляю здесь баночку критского меда, так как наша дружба с Китти была сладкой, – голос Джулиана был усталым. – Я, конечно, не минойская сестра, однако парень, вроде меня, ясно видит все преимущества работы Китти… – Слова повисли в воздухе и Люси поняла, что он был глубоко тронут происходящим. Спустя некоторое время Джулиан продолжил: – И я хочу закончить словами американского поэта Уолта Уитмена: «Я завещаю себя земле, чтоб вновь взрасти из травы, что люблю я».
– Спасибо, Джулиан, – сказала Кристин.
В неверном, колеблющемся свете свечей Люси увидела, как он поднялся и положил баночку рядом с неуклюжей неолитической богиней, стоящей на алтаре. Когда Джулиан вернулся на место, Кристин поднялась и вылила вино на маленькие фигурки.
– Сперва вода, затем вино богине Вритомартис и Скотеино, что живет в этой пещере. А сейчас, в память о Китти, я собираюсь вспомнить имена своих предков по женской линии. И хочу, чтобы вы сделали то же самое. Начните с ваших матерей и бабушек, а затем идите в глубь родословной настолько, насколько можете.
– Я – Кристин, дочь Джейн, внучка Марты, – затянула она.
Сквозь пелену печали Люси слышала голоса, говорящие на греческом и английском, и женские имена, казалось, парили во влажном воздухе пещеры.
– Я – Люси… – прошептала она, – дочь Китти, внучка Паулины.
Голоса вокруг нее истаивали в каменных стенах пещеры дрожащим эхом.
Когда последний голос затих, Кристин спросила:
– Люси, ты хочешь сказать что-нибудь о своей матери?
Девушка закашлялась. Ее тело сотрясалось в спазмах. Во мраке кто-то положил ей руку на плечо, и она услышала, как чей-то голос прошептал:
– Люси, выпей это.
И ей сунули в руки что-то теплое и резиновое.
– Ты хочешь что-нибудь сказать? – тихо повторила Ли.
– Да. – Люси отпила глоток воды из бутылки и вытащила лист бумаги, на котором записала слова Джакомо Казановы. Смяла его в кулаке. Все равно в тусклом свете ничего не было видно.
– Я… я постараюсь припомнить цитату из дневника, принадлежавшего моей прапрапратетке. Ну, на самом деле я не знаю точно, сколько поколений нас разделяет. – Послышался вежливый смех. Люси подождала секунду, затем продолжила: – «Почему мы зовем наших матерей в минуту смерти? – мягко произнесла она. – Потому что мы все еще нуждаемся в них, но, лишь когда путешествие по жизни подходит к концу, мы понимаем эту истину».
Наступила тишина. Острая и всеобъемлющая. А затем Кристин прошептала:
– Свет и тьма.
– Свет и тьма, – раздался дружный шепот. Кто-то зажег свечу и медленно, один за другим, снова зажглись фонари; их лучи сияли подобно янтарным палочкам в неподвижном воздухе пещеры.
Буквально вывалившись наконец наружу, опираясь на плечо Ли Пронски, Люси с трепетом замерла, глядя на вздымающиеся склоны зеленых холмов вокруг маленькой церкви Святой Параскевы. Полуденное солнце все еще изливало на землю свой медвяный свет, озаряя эгейский пейзаж, в котором не было совершенно ничего общего со странным забытым минойским храмом внизу. «Боже мой, – подумала девушка, – до чего же прекрасна земля».
– Правда, здорово вернуться вновь на белый свет? – со смехом поинтересовалась Ли.
– Спасибо, что помогла мне. Я, честно говоря, запаниковала. Прости пожалуйста.
– Нет, это ты меня прости. Для тебя все оказалось слишком сложно. Мне следовало понять это заранее. Так что давай отдохнем. Мне нужно тебе кое-что сказать.
Люси позволила Ли отвести ее к маленькой православной церкви, где они сели на скамейку возле двери.
– Это действительно слова из дневника твоей родственницы? – спросила Ли, когда они сели.
– Нет, это из письма Казановы.
– Правда? Ну что ж, они прозвучали очень к месту. А теперь, Люси, ответь мне на один вопрос.
