Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой
Лале наелась, Ануш продолжала держать ребенка на руках. Гохар еще не закончила.
– Когда пришли солдаты и завели ее в спальню, я увидела то, чего не видела раньше. Она сама была еще ребенком. Девочкой, у которой никогда не было шанса. Но было слишком поздно. Я уже ничего не могла для нее сделать. Да простит меня Бог, было уже слишком поздно. – Гохар взяла внучку за руку. – Ты должна найти ее! Пообещай мне, Ануш!
– Бабуля…
– Пообещай, ты должна пообещать!
– Да… да, я найду ее. Обещаю.
* * *Как только наступили сумерки, Джахан велел становиться лагерем перед горным перевалом, чтобы не переходить через узкий перевал ночью. Теперь они были на территории, которую контролировала банда шота. Капитан решил заночевать здесь и тронуться в путь на рассвете.
Гохар заметно ослабела к этому времени. Когда караван остановился, она буквально упала на землю. Вода в баклажке заканчивалась, на протяжении всего дня Ануш лишь смачивала бабушке губы, зная, что ей очень хочется пить. Она также экономила хлеб, но однажды лишилась большей его части – он был украден стариком, который спал возле них. Остатки хлеба она прятала в кармане юбки. Когда караван останавливался, она шла к повозке, чтобы проведать Парзик, которая лежала в забытьи. Девушка уже не узнавала ни Ануш, ни Серануш, но слабым голосом звала своего ребенка. Две исхудавшие руки тянулись к Лале, прикорнувшей на материнской груди. Ануш положила дочку возле Парзик, та улыбнулась, поцеловала ребенка, и они обе заснули.
Последние несколько дней Лале была необычайно тихой, какой-то вялой, Ануш едва улавливала ее дыхание. Время от времени Ануш даже останавливалась, прижимая дочку к груди, чтобы расслышать едва различимый стук ее сердца.
По вечерам по настоянию Гохар она искала Хандут. Ходила мимо людей, вглядываясь в их лица, скорее мертвые, чем живые. Но она не находила мать. Хандут будто растворилась.
По лагерю распространялись эпидемии холеры и дизентерии, на шестой день, ближе к вечеру, болезнь забрала крестного отца Парзик Мераяна Асадуряна. Его тело оставили на обочине, а караван двинулся дальше.
* * *Ранним утром ущелье протяженностью четыре километра было практически все в тени, но к полудню солнце уже нещадно жарило, не спасали одежда и шарфы. Люди молили об отдыхе, но караван не останавливался. Капитан объявил, что необходимо пройти ущелье до наступления сумерек.
Ануш несла Лале в перевязи за спиной, а бабушку вела за руку, умоляя ее продолжать идти. Некоторое время спустя Гохар сказала, что должна немедленно сходить в туалет. Садясь на корточки около дороги, старуха ухватилась за внучку, чтобы удержаться, и тут зловонный жидкий кал полился ей на ноги. Ануш изо всех сил пыталась удержать бабушку, та, испытывая сильную боль, прижала руки к животу.
Ануш молилась, чтобы это была не холера, вытирая бабушку, как могла, куском собственной юбки. Старуха едва держалась на ногах. Ануш влила последние капли воды ей в рот.
– Мне нужно присесть. Хотя бы на минуту.
Гохар тяжело дышала, и Ануш помогла ей сесть на землю.
– Ты! Встать! – крикнул подошедший с хлыстом в руке Хорек. – Капитан велел не останавливаться. Встать, я сказал!
Его пышущее ненавистью лицо склонилось над ними. Ануш хотелось закричать, сказать, что бабушка стара, слаба и голодна, но она прикусила язык и прошептала на ухо Гохар:
– Пойдем, бабуля. Пусть эта крыса отстанет от нас. Поднимайся, обопрись об меня.
Хорек прикрыл нос рукавом:
– Извалялась в собственном дерьме! Армянская свинья!
Плюнув им под ноги, он ушел.
Караван продолжал двигаться по узкому ущелью, по склонам начала расползаться тень.
Джахан, лейтенант и немецкий военный скакали туда и обратно вдоль вереницы людей, осматривая склоны и поторапливая людей.
Временами он останавливал лошадь возле Ануш, которая шла, поддерживая бабушку и уговаривая ее не сдаваться. Что-то упало ей под ноги. Кусок солонины, завернутый в промасленную ткань, и баклажка с водой. Ануш наклонилась и подняла их.
Джахан
Караван продвигался вперед. Несмотря на нехватку воды и пищи, вспышки холеры, люди прошли уже достаточно много и возможность достичь пункта назначения становилась все реальнее.
Если удастся придерживаться заданного темпа еще хотя бы четыре или пять дней, то они смогут добраться до Гюмюшхане. Еще шесть дней понадобится, чтобы дойти до Эрзинкана, и цель будет достигнута – но какой ужасной ценой! Дорога там была усыпана телами. Болезни, голод, беспощадное солнце, обезвоживание делали свое дело, и они заберут еще многих.
С каждым днем заболевало все больше и больше людей, но не могло быть и речи о том, чтобы остановиться. Они должны продолжать путь. На открытой местности они были легкой мишенью.
Джахан не разговаривал с Ануш с тех пор, как они покинули деревню, но все время присматривал за ней издали и видел, как тяжело ей вести бабушку. Теперь их разделяла новая реальность: голод, страх, отчаяние, а время исчислялось пройденными километрами. Он видел, что она ослабла и исхудала, впрочем, как и все остальные. Только ее глаза напоминали о прежней Ануш. Ее глаза давали капитану надежду.
Все ущелье легко просматривалось. Капитан заметил одну группу бандитов из шота у выхода из ущелья, другая группа приближалась сзади, где были Ануш и ее бабушка, теперь идущие последними.
Они были окружены. Теперь вдоль всего ущелья стояла стена вооруженных бандитов. Джахан всматривался в их лица. На первый взгляд они напоминали музыкантов или артистов, выступающих в городах на базарах и возле торговых павильонов. На них были яркие жилеты, широкие шаровары и синие шапки, эти одеяния придавали им комический вид. На этих людях неуместно выглядели ленты с патронами, перекинутые через плечо, и винтовки за их спинами. Все они имели репутацию убийц и насильников. Джахан и его сестры воспитывались на назидательных историях об их жестокости, и даже уличные собаки жили в постоянном страхе перед шота.
По всему каравану быстро распространился слух о том, кто их окружил. Послышались сдавленные женские крики, дети цеплялись за своих матерей.
Двое мужчин, один из них очень полный, подъехали к каравану. Ахмет и Джахан двинулись им навстречу. Старший мужчина поприветствовал капитана на курдском.
– Мерхаба, – ответил Джахан на том же языке и заметил, что у бандита нет правой руки.
Мурзабей улыбнулся, показались белые зубы.
– Вы путешествуете с большой свитой, молодой капитан. Куда держите путь?
– Я собирался задать вам тот же вопрос.
Мурзабей запрокинул голову и засмеялся.
– Это… – он сделал широкий жест рукой, – моя страна, я езжу куда хочу и когда хочу.
– Думаю, это земли Османской империи, а мы солдаты двадцать третьего полка.
Улыбка вожака не погасла ни на минуту, пока он осматривал череду женщин и детей за спиной у капитана.
– По приказу полковника Абдул-хана, конвой следует в Гюмюшхане, а потом в Эрзинкан, – сказал Джахан.
– Думаю, полковник очень рациональный человек. Вы везете слишком мало провианта для такого путешествия.
– У нас всего достаточно.
– Я слышал, Гюмюшхане не очень гостеприимное место. Плохо будет продолжать путешествие на голодный желудок. Мой друг полковник говорит, что люди в этом городе недобрые.
За спиной вожака раздался взрыв хохота.
– Но вот что, мой друг, я сделаю. Я освобожу вас от ваших обязанностей. Берите своих людей и поезжайте в Гюмюшхане, а мои люди… – Мурзабей сделал паузу, окидывая взглядом ущелье, – здесь стало еще больше бандитов из шота. – Мои люди сопроводят переселенцев.
Лошадь Джахана нервно преступала с ноги на ногу, и краем глаза капитан видел, что Армин наблюдает за ним. На этот раз фотокамера немца не поможет.
– Если полковник ваш друг, вы должны бы знать о нашем караване.
– А что, если и знаю? – спокойно спросил Мурзабей.
– Тогда вы должны знать и о втором караване, который отстает от нас на два дня пути.
– Я ничего не знаю про второй.
– Тогда могу предположить, что полковник одарил вас своей благосклонностью, сообщив о конечном пункте назначения этого каравана?
– Вы сами мне только что сказали, что идете в Эрзинкан.
– Он вам это сказал? – засмеялся Джахан. – Вы знаете бордель матушки Язган? Ее эрзинканский «филиал»?
– Да, я знаю эту старую шлюху и ее заведение, и что с того? – отозвался Мурзабей.
– Полковник имеет, так сказать, определенный интерес к этому заведению. Деловой интерес. Но вы как его друг наверняка об этом знаете.
– О чем вы говорите?
– Мне не следовало вам рассказывать. Я нарушил субординацию.
– Какое отношение Язган имеет ко всему этому?
– Я предпочту не говорить.
– Ты расскажешь мне, или я перережу тебе глотку!
Голос вожака разлетелся по ущелью, люди закричали от страха. Джахан посмотрел на своего лейтенанта. Ахмет понятия не имел, о чем это говорит капитан, но делал вид, что и ему все известно, и согласно кивал.
