Диана Чемберлен - Дурочка, или Как я стала матерью
Неожиданно Клэй почувствовал себя маленьким ребенком. Он хотел хоть что-то сказать в ответ, но ни единого слова не приходило ему в голову.
– Скажи мне, только честно, – продолжил его отец, – тебя привлекает ее внешность?
– Нет, – покачал головой Клэй, хотя внешность Джины, конечно же, не оставила его равнодушным. – Она… она очень умная, добрая и интересная.
Прозвучало это не очень убедительно, хотя и было чистой правдой.
– Если она тебе и в самом деле небезразлична, постарайся быть с ней пооткровеннее, – посоветовал ему отец. – Позволь ей узнать тебя получше и посмотри, как она на это отреагирует. Пока что ты наглухо закрыт для людей. Сегодня ты впервые решился поговорить со мной о своих чувствах. Ты всегда был очень замкнутым человеком, а после смерти Терри до тебя и вовсе невозможно достучаться. Ты нам не чужой, Клэй. Не отталкивай от себя тех, кто хотел бы тебе помочь.
– Ладно. – Клэй постарался улыбнуться. Он сам затеял этот разговор, а теперь не знал, как поскорее его закончить. – Ну что, с наставлениями покончено? – спросил он.
– Да. – Алек вновь откинулся на спинку стула.
– Прекрасно. – Клэй с облегчением вздохнул. – Как там Мэгги и Джеку отдыхается в новом лагере?
32
Среда, 29 апреля 1942 г.
Не знаю, не пожалел ли мистер Хьюитт о том, что обратился ко мне за помощью. Мы уже трижды обменивались записками, но я так и не смогла сообщить ему ничего стоящего. Мама, кстати, заметила, как я поднимаюсь по утрам на маяк. Она спросила, что мне там понадобилось, и я заверила, что мне просто хочется полюбоваться на океан. Не думаю, впрочем, что она мне поверила. Мама говорит, что я совсем отбилась от рук, потому что почти не бываю дома.
Так вот, как мы и условились, записки для мистера Хьюитта я оставляю за обручем в основании линз, и эта система работает как нельзя лучше. Жаль только, что я не могу сообщить ему ничего дельного.
А этим утром я получила от мистера Хьюитта записку, в которой он просит меня поговорить с мистером Сато. Вот что он написал мне: «Доброе утро, Бесс. Если не ошибаюсь, ты знаешь Мото Сато лучше, чем многие твои соседи. Так почему бы тебе не побеседовать с ним? Разумеется, как бы невзначай. Ходят слухи, что человек этот только выдает себя за калеку. Если тебе удастся попасть к нему в дом, приглядись, нет ли там радиооборудования. И осмотри сам дом на предмет антенн. А вдруг ты заметишь, как мистер Сато ходит? Или говорит по-английски (еще лучше – по-немецки)?»
Поверить не могу, что он предложил мне это! Я же совсем не знаю мистера Сато. Я лишь пару раз помахала ему рукой по пути в школу. Не сомневаюсь, что он настоящий калека и совсем не говорит по-английски, так что это поручение представляется мне совершенно невыполнимым. Может, мистер Хьюитт просто разочаровался во мне и уже не верит, что я смогу вытянуть что-то из его парней.
Я провела немало времени на станции Береговой охраны. Кто-то из местных подарил парням бильярдный стол, и я научилась играть в бильярд. Теперь я хожу туда после уроков. Родители думают, что я допоздна задерживаюсь в школе – помогаю там миссис Кэди. Один раз так, собственно, и было. Родители точно сочли бы, что я отбилась от рук, если бы узнали, что их дочь каждый день играет в бильярд в компании парней!
Единственное, что меня смущает, – как не вызвать в такой ситуации подозрений со стороны Сэнди. Неудивительно, что я стараюсь вести себя с другими ребятами как свой парень, а вовсе не как молодая девушка. Не хочу, чтобы Сэнди подумал, будто я флиртую с ними. Как-то раз он спросил меня, почему я так часто стала бывать на станции, и я заверила его, что мне нравится играть в бильярд. Это единственное, в чем я ему солгала. Жаль, что мне нельзя довериться Сэнди: что ни говори, он мог бы помочь мне в этом деле. Я спросила, не возражает ли он против того, что я регулярно прихожу на станцию, и он сказал, что ничуть не возражает. Сэнди мне полностью доверяет, и от этого я чувствую себя еще более виноватой.
С парнями я говорю главным образом о войне. В первой своей записке мистер Хьюитт написал, что я – замечательная актриса. Никому и в голову не придет, зачем я на самом деле хожу на станцию. Парни наверняка считают меня невероятно любопытной. Я постоянно расспрашиваю их о том, что происходит и как они к этому относятся. Но мистер Хьюитт, без сомнения, был прав: передо мной они не таятся. Я часто изображаю из себя простушку: спрашиваю, почему мы вообще воюем с немцами и все в таком роде. Мне важно понять, не проявит ли кто из них симпатий к немцам. Но до сих пор никто из них не вызвал у меня ни малейшего подозрения. Я прекращаю эти игры, только когда Сэнди рядом. Он хорошо меня знает и сразу поймет, что я притворяюсь.
Я уже четыре раза играла в бильярд с Джимми Брауном. Еще месяц назад я была бы вне себя от радости, а сейчас даже понять не могу: и что я тогда нашла в нем? Выглядит он как-то по-детски, да и ведет себя соответственно. Самый симпатичный из парней – разумеется, после Сэнди – это Ральф Салмон. И он очень чувствительный. До сих пор помню, как ему стало плохо на пляже при виде мертвого тела. Но я стараюсь больше общаться с теми, кого знаю не так хорошо. Взять, к примеру, Тедди Пирсона, который все время держится особняком. Я думаю, возможного предателя надо искать среди тех, кто не спешит делиться своими мыслями. Должно быть, я нравлюсь Тедди, потому что он все время предлагает мне поиграть с ним в бильярд. Но вот разговорить его – задача не из легких.
Вчера, когда я была на станции, пришло сообщение о том, что еще два наших корабля были потоплены неподалеку от Хаттераса. В комнате сразу воцарилась тишина – напряженная тишина, я бы так сказала. Никто из парней не пожелал больше играть в бильярд. В своей последней записке я написала мистеру Хьюитту, что не могу представить себе людей, более преданных своему делу, чем его парни. Вот тогда-то он и попросил меня поговорить с мистером Сато. И теперь мне надо придумать, как встретиться с человеком, который совсем не выходит из дома. Вот уж повезло так повезло!
Кого мне удается избегать в последнее время, так это Денниса Киттеринга. Я все еще сержусь на него за то, что он попытался влезть в наши отношения с Сэнди. Но куда больше я опасаюсь того, что он догадается о моей работе на мистера Хьюитта. От Денниса можно ожидать чего угодно – у этого человека глаза даже на затылке.
Среда, 10 вечера
Ну вот, мне удалось поговорить с мистером Сато, если это можно назвать разговором. Я просто-напросто пришла к нему домой. Эта постройка ничем не отличается от других прибрежных домов, и все же в ней есть что-то неуловимо японское. Прямо у дороги стоит высокое сооружение, которое, как мне сказали, называется пагодой. Не сомневаюсь, что второй такой нет на всех Внешних отмелях (а может, и во всей Северной Каролине). Вокруг дома расставлены горшки с необычными растениями, чем-то похожими на бамбук. В общем, мне было как-то не по себе, когда я шла в этот дом. Я надеялась, что застану там невестку мистера Сато, которая сможет перевести ему мои слова. Она говорит по-японски, поскольку изучала этот язык в колледже. Там-то она и познакомилась с сыном мистера Сато.
Я действовала строго по плану. Сначала я тихонько обошла вокруг дома, высматривая антенну, но так ничего и не увидела. Единственно, куда мне не удалось заглянуть, – задняя часть дома, так как она расположена прямо на воде. Потом я постучала в дверь. Никто не ответил, но тут я увидела мистера Сато, который тайком выглядывал из-за занавески. Видимо, он боялся, что его тоже могут забрать в лагерь для интернированных. И хотя я пришла, чтобы выяснить, не шпион ли этот человек, мне вдруг стало его очень жалко.
Спустя минуту дверь открылась. Должно быть, мистер Сато почувствовал себя в безопасности, увидев, что это вовсе не шериф, а всего лишь девочка.
Как обычно, он был в своем кресле. Мистер Сато – очень симпатичный старичок. Он все время улыбался и кивал мне, но не произнес при этом ни слова.
Так получилось, что я знаю пару фраз по-немецки. У моей кузины Тории есть бабка-немка, и мне не раз приходилось слышать, как она их повторяет (не знаю только, как они пишутся по-немецки). Первая звучит так: «Ви гейтс?» Это что-то вроде нашего «как поживаете». Вторая – «мок ди торе цу». Это значит – «закройте дверь».
И как только мистер Сато открыл дверь, я спросила его в качестве проверки:
– Ви гейтс?
Он кивнул в ответ, но я не уверена, что он меня понял.
– Здравствуй, – сказал он мне по-английски. Видимо, это одно из немногих слов, которые он знает.
– Нельзя ли мне воспользоваться вашим телефоном? – спросила я мистера Сато. В этом и состоял мой план. Я знала, что по эту сторону залива у всех есть телефоны, хотя живут они всего в какой-нибудь миле от нас.
Мистер Сато улыбнулся какой-то пустой улыбкой, и мне сразу стало ясно, что он меня не понял. Я поглядела в дом в надежде, что увижу его невестку, но та, конечно же, была в это время на работе.
