Розали Хэм - Месть от кутюр
Дангатарцы, занятые в пьесе, выглядели усталыми и замученными. Драматическое искусство явно не доставляло им удовольствия. Труди сидела в первом ряду.
– Сцена третья, еще раз, – проскрипела она. У нее сел голос.
Септимус, Большой Бобби, сержант Фаррат, Реджинальд, Перл и Фред, нервно оглядываясь, заняли свои места на сцене.
– Входит первая ведьма. Не слышу ведьму! – шепотом крикнула режиссерша.
– Я ничего не говорила.
– Почему?
– Потому что забыла следующую реплику! – Фейт залилась слезами. Остальные актеры подбежали к ней и принялись утешать.
Режиссер отшвырнула сценарий.
– Замечательно! Перерыв пять минут, черт возьми! Надо же дать всем выплакаться. Есть еще желающие пореветь?
– Нет…
– Ты зачем опять поднял руку? – хрипло спросила она Бобби Пикетта, стоявшего на сцене.
– Можно задать вопрос?
– Нет, нельзя!
– Почему это нельзя? – Элсбет поднялась на сцену и встала рядом с Бобби.
– Потому что я так сказала!
– Ты не слишком сознательный режиссер, Гертруда, – ледяным тоном проговорила Элсбет.
Уильям поплелся на задний ряд, сел с Моной и уронил голову в руки.
– Справитесь лучше? – огрызнулась Труди.
– Конечно. Любой справится лучше тебя.
Элсбет и Труди пронзили друг друга уничтожающими взглядами.
– Вы уволены! – прошипела Труди.
– Нельзя уволить продюсера, дура!
Труди вплотную подошла к Элсбет, склонилась над ее ухом и громко зашептала:
– Вы постоянно указываете, чего мне нельзя! А я могу делать все, что захочу. Убирайтесь отсюда!
– И не подумаю.
– Вон! – Труди указала на дверь.
– Уйду я, уйдут и деньги на пьесу.
Уильям с надеждой поднял голову.
– Кто заплатит за аренду зала? – продолжала Элсбет. – За транспорт, не говоря уже о декорациях? Кроме того, нам не отдадут костюмы солдат, пока мы не рассчитаемся с долгом.
– В… вздор, – выдохнула Труди, сжав виски.
Фейт опять заревела. Одна половина актеров воздела к небу руки, другая – сердито побросала сценарии. Уильям поднялся на сцену.
– Мама, ты все портишь!
– Я? – выпучила глаза Элсбет. – Нет уж, не я!
Тилли, наблюдавшая за происходящим из темного угла, улыбнулась.
Перл шагнула вперед.
– Да, да, вы. Постоянно влезаете в постановку.
– Да как ты смеешь! Ты всего лишь…
– Она знает, кем вы ее считаете! – рявкнул Фред и встал за спиной Перл.
– Да, – подтвердила Перл, нацелив на Элсбет указательный палец с красным ногтем, – и знаю, кем считал вас ваш муж.
– И между прочим, Элсбет, я прекрасно могу расплатиться за костюмы солдат. В сейфе на почте до сих пор лежат деньги за страховку жилья! – торжествующе заявила Рут.
Все изумленно вытаращились на нее.
– Ты разве не отправила их в страховую компанию? – спросила Нэнси.
Рут помотала головой.
– Видите? – крикнула Труди. – Мы прекрасно обойдемся без вас. Можете идти и покупать Уильяму его дурацкий трактор!
– Выходит, наши дома не застрахованы? – возмутился Фред.
Рут испуганно отошла в глубь сцены, а Нэнси, уперев руки в бока, метнула гневный взгляд на актеров.
– А что, у нас недавно было землетрясение? Или, может, пожары и наводнения не случаются только потому, что мы платим страховые взносы? Надеюсь, вы так не думаете?
– И то верно, – согласилась Труди.
Актеры смущенно потупились.
– Без костюмов нам не выиграть первый приз, – робко сказала Фейт.
– Как и без декораций. – Труди тоже уперла кулаки в бедра.
Члены труппы переглянулись, затем медленно собрались вокруг главного режиссера.
Элсбет топнула ногой и завизжала:
– Кучка идиотов! Тупицы, бездарности, недоумки и лавочники! Грубые, неотесанные пеньки! – Стуча каблуками, она направилась к выходу, но у двери обернулась и напоследок выплюнула: – Меня от вас тошнит! Видеть никого больше не желаю!
Элсбет так сильно хлопнула дверью, что в окнах задребезжали стекла, а с абажуров посыпалась пыль.
– Ладно, – сказала Труди, – начнем сначала.
– Я так и не задал свой вопрос, – заметил Бобби.
Труди скрипнула зубами.
– Задавай.
– Когда ты произносишь «Прочь, проклятое пятно! Прочь, говорю я![41]», где этот человек?
– Какой?
– Ну, этот, по прозвищу Пятно.
Наступил март. Стало жарко, горячие северные ветра швырялись пылью в развешанное на веревках белье и оставляли на карнизах тонкий слой коричневого песка. Уильяму Бомонту – Дункану, королю Шотландии – первая примерка была назначена на 11.30. Он поднялся на веранду Тилли в 11.23. Она проводила его в дом.
– Раздевайся.
– Хорошо.
Уильям долго возился с пуговицами. Тилли подала ему сорочку из ситца.
– Это и есть моя рубашка? – разочарованно спросил он.
– Это макет. Всегда так делают: добиваются идеальной посадки на макете, чтобы избавить заказчика от лишних примерок.
– Значит, она будет желтая, с кружевами, как мы договаривались?
– Да, да, все, как ты хотел.
Пройму пришлось поднять (руки оказались тонковаты), однако с линией воротника Тилли не ошиблась. Она заново сколола булавками плечевые швы, подогнала полноту рукавов, потом сняла рубашку-макет с Уильяма и вернулась к своему большому раскройному столу.
Уильям остался стоять на кухне в одной майке с разведенными в стороны руками. Тилли, зажав во рту булавки, склонилась над желтой материей и принялась колдовать при помощи мелка и иголки с ниткой. Когда она подняла глаза, Уильям сделал вид, что смотрит на светильник, и покачался взад-вперед, но потом вновь перевел взгляд на портниху и ее длинные, тонкие пальцы, которыми она пришивала кружево к воротнику. Закончив, Тилли помогла Уильяму надеть рубашку, походила вокруг него, нанося метки мелком. Ее прикосновения приятно щекотали ребра и позвоночник, отчего у Уильяма по коже побежали легкие мурашки.
– Уже выучил текст? – вежливо поинтересовалась Тилли.
– О да. Мне помогает Труди.
– Она относится к постановке очень серьезно.
– Очень, – кивнул Уильям и сдул челку со лба. – Пьеса невероятно сложная.
– Как считаете, у вас есть шанс на победу в конкурсе?
– Конечно, – уверенно произнес Уильям. – У нас все получится. – Он посмотрел на меховую оторочку кафтана, которым занялась Тилли. – Костюмы просто отличные.
– Не спорю, – улыбнулась Тилли.
Она кое-что переделала, и Уильям примерил кафтан. С довольным видом разглядывая свое отражение в зеркале, он спросил:
– Мы успеваем с костюмами?
– Все идет по плану, – ответила Тилли.
Уильям восхищенно огладил плотный узорчатый атлас, провел рукой по меху.
– Можешь снимать, – сказала Тилли.
Он покраснел.
Ночью Уильяму не спалось, поэтому он вышел на веранду, зажег трубку и устремил взор на залитую лунным светом крокетную лужайку, четкие белые линии теннисного корта, заново отстроенные конюшни и старый разломанный трактор – несколько крупных железяк под эвкалиптом.
За три недели до премьеры, после прогона первого и второго актов, Труди спросила:
– Мисс Димм, сколько у нас сегодня ушло времени?
– Четыре часа и двенадцать минут.
– Боже.
Режиссер закрыла глаза и с силой дернула себя за волосы. Труппа потихоньку начала расходиться – кто в кулисы, кто в гримерную, с нетерпением глядя на дверь.
– Так, актеры, вернитесь на сцену. Повторим все еще раз.
Потеть пришлось и в субботу, и в воскресенье, и всю следующую неделю. Наконец назначили просмотр костюмов. Тилли заметила, что Труди изрядно похудела, сгрызла все ногти, а из-за того, что она постоянно дергала себя за волосы, на голове появились проплешины. Труди постоянно бормотала текст пьесы, а по ночам во сне выкрикивала непристойные ругательства.
Сейчас она стояла перед труппой в замусоленном платье и непарных туфлях. Тилли сидела чуть позади с портновским сантиметром на шее и безмятежным выражением лица.
– Поехали, – скомандовала Труди. – Леди Макдуф!
Перл выплыла на сцену в пышном платье из атласа с огромным турнюром. Она напудрила и нарумянила лицо, на голове высился фонтанж с каскадом из кудрей, украшенных лентами. Красивое лицо обрамлял широченный стоячий воротник на проволоке, верхний конец которого упирался в фонтанж. На конце каждой складки гофрированного воротника блестела бусинка. Рукава в форме тыквы тоже были чрезвычайно пышными. Глубокое квадратное декольте спускалось до середины бюста, так что аппетитные груди соблазнительно выпирали из туго затянутого корсета. Мужчины с вожделением воззрились на Перл, ведьмы искривили губы в ухмылке.
– Костюм слишком тяжелый, – простонала Перл.
– Я так и задумывала, это мода семнадцатого века. Правда же, костюмер? – Труди обратилась за поддержкой к Тилли.
– Правда. Точно такие наряды в конце семнадцатого века надевали придворные аристократы, – подтвердила она.
– Мне трудно дышать, – пожаловалась Перл.
