Эльга Мира - Улитка
Все мужики, которые мне нравятся, оказываются либо придурками, либо голубыми.
– Слушай, у женщин всегда одна песня. Полюбила, да не того! Нужно просто прекратить гнаться за воздушным змеем, когда он уже в воздухе, детка! Если не можешь догнать его, выпусти. Научись перестраиваться, люби только тех, кто любит тебя.
– Шутишь? Это так же легко, как заново родиться или выпить море. Эзо-о-оп, выпей море! – закричала я хрипло во все горло. – Вот ты смог бы измениться? Полюбить меня, например.
– Я и так тебя люблю. – Джудит посмотрел в мою сторону захмелевшим взглядом.
– Я физическую любовь имею в виду.
– Не начинай, ты же знаешь – это невозможно .
– Почему? У женщин есть все то же, что и у мужчин, ну за исключением маленькой детали. Почему же тогда невозможно?
– Именно эта, как ты выразилась, маленькая деталь играет большую роль во всем историческом процессе. Можно сказать, она движет прогрессом, – словно желая доказать что-то, Джу расстегнул ширинку на брюках, но тут же застегнул ее.
Я пожала плечами.
– Удивительно, как все вы, мужики, даже геи, рассуждаете одинаково примитивно. Всем вам кажется, что ваш член – это ось бытия, на которой держится планета. Не могу! Тошнит просто.
– Ну дорогая! – Джудит полез обниматься.
– Отстань.
– Нет, постой! Дружеский поцелуй в лоб. – Он навалился на меня, и мы, не удержавшись, рухнули на траву возле скамьи.
– Ненавижу тебя, – сказала я, отряхивая с себя тонкие былинки.
– Стоит ли тратить на меня столько энергии? Прибереги ее лучше для своего следующего любовника.
– Ах ты гад! У тебя нет ни капли сострадания! – Я деланно замахнулась на него кулачком.
– Капля есть, но не больше, – засмеялся он, прикрываясь руками. – Как только вас, женщин, начинаешь баловать, вы садитесь на шею и свешиваете ноги. Обойдешься.
– Да откуда тебе знать о том, какие мы?!
– Не беспокойся, мне и тебя хватает. Ты способна заменить миллион женщин.
– Жаль, что ты не способен заменить даже одного мужчину, – вздохнула в ответ.
– Послушай, чего тебе еще нужно? Я всегда рядом, ты мой лучший друг. В моей жизни нет другого человека, на которого я бы тратил столько сил и времени.
– Покорно благодарю!
– Ну а если серьезно, почему бы тебе не вернуться к Робу? Думаю, он изменился. С тех пор, как вы расстались, его здорово потрепало.
– Ты что, с ума сошел? Это невозможно.
– Недавно ведь было возможно! – прищурившись, сказал Джудит.
– По дикой случайности, – обиделась я.
– Ну хорошо. Давай поговорим о Дэннисе. Кстати, он частенько спрашивает о тебе.
– Весьма пикантно. Занимаясь с тобой любовью, он спрашивает обо мне?
– Но ведь это куда лучше, чем если бы он спрашивал обо мне, занимаясь любовью с тобой.
– Пожалуй, ты прав.
Мы оба расхохотались.
Усевшись на скамью, мы стали наблюдать за детьми, гонявшими голубей на площади.
Апрельское солнце не по-весеннему припекало. Земля прогрелась и в благодарность выпустила из своих недр ежик сочной травы.
– Посмотри, Джу, вон, девочка в красном плаще так похожа на нашу Гретту, только ростом пониже.
– Да, слегка похожа. Но Гретта намного красивее. Знаешь, когда я смотрю в ее глаза, мне кажется, что в них сосредоточилась вся грусть мира, – вздохнул мой друг. – С такими генами ей придется нелегко.
– О чем ты?
– Как о чем?! Она чувственна, как ее мать, и благочестива, как бабка. Жажда секса и жесткая мораль – думаешь, легко уживаться с такими подарками судьбы? Бьюсь об заклад, желания, которыми полнится маленькое тельце, пугают ее. Вот откуда печаль и слезы.
– Печаль и слезы у нее совершенно по-другому поводу. Кстати, давно хотела сказать – тебе не следует так приближать ее к себе. Зачем малышке первая привязанность к парню с сомнительной ориентацией?
– Ну дорогая! Тебе же мои пристрастия не мешают любить меня. – Он взял мою руку и поднес к своим губам. – Поцелуй гея так же волнителен, как и поцелуй обыкновенного быка-производителя.
– Даже больше. Но я – другое дело. Мне все про тебя известно, мне не в чем разочаровываться. А Гретта – совсем еще ребенок. Нужны ли ей преждевременные травмы?
– Боже, не делай из мухи слона! О каких травмах идет речь? Все мы в детстве тайно влюблялись в мам, пап, первых учительниц, братьев, сестер. Ведь детям не объяснишь моральные нормы, да и ни к чему. Подсознательно они, конечно, чувствуют запрет, но это их только больше раззадоривает. Ну что ты хмуришь брови, моя прекрасная дева, разве не так? Разве ты никогда не раздевала в мечтах известного актера или молоденького школьного учителя? – Джудит погладил траву рукой, прищурил один глаз. – Уверен, моя прелесть, ты заходила намного дальше.
– Все верно! И фантазировала, и гладила себя, и мастурбировала. Но только есть один маленький нюанс: когда ты мечтаешь об актере, то представляешь себе не человека, а создаешь иллюзию. Ты же не иллюзия, ты реальный.
– Мать с отцом тоже реальны. Они целуют тебя, гладят, моют, нежат. Все первые детские сексуальные переживания связаны с родителями. И что?! Дети вырастают и забывают об этом. Лишь где-то в глубине солнечного сплетения, – Джудит ткнул пальцем чуть ниже моей груди и засмеялся, – где-то здесь остается еле уловимое жжение. Я буду этим жжением для Гретты.
– А ты тщеславен, дружище! Хочешь запечатлеть свою наглую морду в чьем-то сознании? Тебе мало меня? Вот тебе за это, получай! – Я со всего размаха щелкнула пальцами по лбу Джудит. Он схватил меня за руки и заломил их мне за спину.
– Я не тщеславен, я щедр на чувства. А ты – чокнутая мартышка.
Сжимая меня в своих объятиях, он оживился. Его глаза блеснули бесстыжим озорством.
– Пусти немедленно!
– Ни за что!
Я обожала в нем вспышки дерзкого сумасбродства, поэтому залилась довольным смехом, невзирая на легкую боль. Этот красавчик был со мной. Пусть нарцисс, пусть гей, пусть чей-то, а не мой любовник, пусть ни один сантиметр его тела не был моим, зато его солнечное сплетение, запретная зона, его еле уловимое жжение принадлежали мне и только мне – я знала это наверняка!
– Поверь, я люблю эту девочку не меньше твоего и никогда бы не смог причинить ей боль. Но, думаю, нежные переживания ей сейчас только на пользу, – сказал он мне, чуть погодя. – Помнишь об улитке, которая оставляет за собой скользкий след на дороге, будто испытывает постоянный оргазм от трения с асфальтом?
– Да! – усмехнулась я. – Вечное наслаждение. Зависит ли оно от партнера?
– Нет. Потому что на самом деле не существует никаких партнеров, есть только ты и твое отношение к миру. Ты – улитка, соприкасающаяся с асфальтом. Твой след на дороге не зависит ни от какой другой улитки.
ГЛАВА 2
– От кого письмо? – спросил Джудит, проходя по залу.
Я взглянула на лист, лежащий посреди стола, на конверт без обратного адреса. Ветер, поднимая скатерть, терзал бумагу. Надо же, какими бессмысленными становятся слова, когда их давно не ждешь.
– От того, кого уже не помню, – уклончиво ответила в ответ.
– Роб занялся писательством? – усмехнулся друг.
– Нет… Это сделал мой бывший муж.
Застывшая ладонь на дверной ручке. Спина, натянувшаяся струной. Да, мой милый, у меня много тайн, хоть я и кажусь тебе прочитанной книгой. Затянувшаяся пауза, попытка оценить ситуацию. Я тоже молчу. Ничего не собираюсь объяснять первой.
Форточка со стуком ударила о стену.
– Сквозняк, – рассеяно обронил Джудит, подойдя к окну.
Растерян. Смотреть, как он в замешательстве дергает несчастную штору, – одно удовольствие. Усмехнулась в душе. Нечасто увидишь этого плейбоя оторопевшим. Попробовать, что ли, прийти ему на помощь? Взгляд опустился на двойной тетрадный лист. Нет уж! Пусть помучается.
Оставив в покое занавески, Джу пошел в свою комнату, раздраженно бросив на ходу:
– Достала постоянная чушь.
Вот как бывает. Чужая чушь достает до самого сердца! А уж присутствие чужой тайны, о которой ты не подозревал, и подавно!
Именно поэтому ровно через мгновение Джудит уже сидел передо мной, не скрывая интереса.
– Ну колись уже.
– О чем ты?
– Ой, ну хватит выпендриваться! От кого писулька?
– Я была замужем… Удивлен?
– Скорей разочарован. Давай, рассказывай.
– История весьма банальна.
– Все истории становятся банальными со временем… Кто он?
– Даже не знаю, что сказать теперь. Когда-то казался гением. Хотя, наверное, в восемнадцать, каждый, кто смотрит на тебя восторженно, принадлежит к миру творчества и старше на добрый десяток лет, кажется таковым. Ему мнилось, что он режиссер, снимающий независимое кино. Это всегда считалось вершиной крутизны. На самом деле все, что он умел, – это строить планы. Весь его ум, образованность и интеллигентность в итоге скрылись под жирным клеймом «неудачник»… Дай мне сигарету.
– Все мы неудачники, – сказал Джу, протянув пачку. – Всем нам есть о чем сожалеть. Не подкурила.
