Брюс Кэмерон - Жизнь и цель собаки

Боль в костях была мне знакома еще с тех пор, когда меня звали Бейли, и главным моим занятием было помогать Дедушке «по хозяйству». Я стала хуже видеть и слышать – и это, увы, тоже было знакомо.

Интересно, понимает ли Майя, что скоро меня не станет? Разумеется, я умру, как умерли Эммет и Стела, ничего не поделаешь. Когда я был Тоби, когда я был Бейли – было то же самое.

Я лежала в пятне солнечного света, размышляя об этом, и решила, что провела жизнь, как хорошая собака. То, чему меня научила моя первая Мать, привело меня к Итану, а то, чему научил Итан, помогло мне нырнуть в темную воду и найти Джеффри. Джейкоб научил меня искать и спасать – и я помогла спасать людей.

Видимо, поэтому, покинув Итана, я родилась Эллой – все, что я делала, все, чему училась, вело к тому, чтобы стать хорошей собакой, спасающей людей. Это не так забавно, как быть бестолковкой, но теперь я понимала, почему эти существа – люди – очаровали меня, стоило мне их увидеть. Дело в том, что моя судьба неразрывно связана с их судьбой. Особенно с судьбой Итана – это связь на всю жизнь.

Теперь, выполнив свое предназначение, я была уверена, что близка к концу, и не боялась. У Майи и Эла есть маленькая Габриэла – она отвлечет их, и от меня останется только легкое воспоминание в семье. Только вот Чинька… Она-то считает, что я и есть семья.

Интересно, а кошки возвращаются после смерти? Вряд ли, ведь, насколько я знаю, у кошек вообще нет предназначения.

К своему стыду, я начала испытывать затруднения – все сложнее получалось дотерпеть со своими делами до двора, и я все чаще и чаще устраивала беспорядок в доме. Хуже того, у Габриэлы обнаружилась та же проблема, так что в мусорном баке часто перемешивались продукты наших кишечников.

Эл несколько раз катал меня на переднем сиденье к ветеринару, который гладил меня, а я стонала от удовольствия.

– Ты хорошая собака; только ты стареешь, – говорил Эл. Я виляла хвостом – я хорошая собака. Майя была очень занята с Габриэлой, так что все чаще мы сидели с Элом вдвоем – меня это устраивало. Я прекрасно чувствовала его нежную любовь, когда он подсаживал меня в машину.

Однажды Элу пришлось выносить меня во двор, чтобы я могла сделать свои дела; я почувствовала его печаль – он принял какое-то решение. Я лизнула его в лицо, чтобы подбодрить, и положила голову ему на колени, когда он сел на землю и заплакал.

Когда Майя пришла домой, она вынесла малышку во двор, и мы сидели вместе.

– Ты была очень хорошей собакой, Элли, – повторяла Майя. – Ты спасала людям жизнь. Ты спасла маленького Джеффри.

Пришла соседка и забрала Габриэлу. Майя нагнулась к дочке с любовью и что-то прошептала на ухо.

– Пока, Элли, – сказала Габриэла. Она протянула ручку, и женщина нагнулась, чтобы мне было легче лизнуть ее.

– Скажи «прощай», – сказала женщина.

– Прощай, – повторила Габриэла. Соседка понесла ее в дом.

– Эл, это так тяжело, – вздохнула Майя.

– Знаю. Если хочешь, я поеду один, – сказал Эл.

– Нет, я должна быть там – ради Элли.

Эл осторожно поднял меня на руки и понес к машине. Майя села со мной на заднее сиденье.

Я знала, куда мы поедем кататься. Постанывая от боли, я съежилась на сиденье, положив голову на колени Майе. Я знала, куда мы едем, и ждала покоя, который там получу. Майя гладила меня по голове, и я закрыла глаза. Я думала – хочется ли мне сделать что-нибудь еще раз? Искать? Плыть в океане? Высунуть голову из окна машины? Все это великолепно, и все это я делала, достаточно.

Я виляла хвостом, когда меня положили на знакомый стальной стол. Майя плакала и шепотом повторяла:

– Ты хорошая собака!

Ее слова и ее любовь я забрала с собой, когда почувствовала легкий укол в шею, и меня повлекли ласковые теплые воды океана.

26

У моей новой матери была большая черная морда и теплый розовый язык. Меня словно по голове ударило, когда стало ясно, что все началось заново.

Теперь у меня было восемь братьев и сестер – черных, здоровых и готовых играть без устали. Мне, впрочем, больше нравилось бродить в одиночестве и размышлять, почему я опять щенок.

Мы никогда не встретились бы с Итаном, если бы я – Тоби – не научился открывать калитку и не узнал, живя в трубе, что по ту сторону забора нечего бояться. С Итаном я – Бейли – узнал любовь и дружбу. Я чувствую, что выполнил свое предназначение просто тем, что сопровождал моего мальчика во всех его приключениях. Еще Итан научил меня на пруду, как нужно спасать, – и я – Элли, – научившись искать и показывать, спасла маленького мальчика из тоннеля с водой. Мне не удалось бы так справляться с работой, не поживи я с Итаном – строгая холодность Джейкоба стала бы невыносимой и болезненной для меня.

Но теперь-то? Что еще может произойти, чтобы оправдать мое новое появление как щенка?

Мы жили в чистой и аккуратной клетке с цементным полом; дважды в день приходил человек, чистил клетку и выпускал нас во двор – повозиться в траве. С нами проводили время другие мужчины и женщины – поднимали нас и рассматривали лапы; несмотря на то что с ними было приятно, ни от кого не ощущалось такой любви, как от Итана, Майи или Эла.

– Поздравляю, полковник, отличный помет, – сказал один, подняв меня в воздух. – Срубите деньжат.

– Меня беспокоит как раз тот, которого вы держите, – сказал второй человек. От него пахло дымом; по тому, как реагировала на него моя новая мать, когда он приходил в клетку, стало понятно, что он – хозяин. – Какой-то вялый.

– А ветеринару его показывали? – Первый перевернул меня, сунул большие пальцы под губы, открыв зубы. Я не возражал; мне только хотелось, чтобы меня оставили в покое.

– Вроде бы ничего не нашли. Просто ходит сам по себе и спит, – ответил тот, которого звали Полковник.

– Ну что ж, не всем быть чемпионами, – сказал первый, опуская меня.

Полковник смотрел мне вслед, и я чувствовал его недовольство. Не знаю, что я сделал неправильно, но было ясно, что тут я надолго не задержусь. Если мои прежние жизни меня и научили чему-то, так это тому, что люди, у которых помет щенков, любят их, правда, не настолько, чтобы оставить себе.

Впрочем, я ошибался. Через несколько недель большинство моих братьев и сестер разобрали, и нас осталось трое. Я чувствовал печальное смирение моей новой матери, которая перестала нас кормить, но еще подставляла нос, когда мы тянулись, чтобы лизнуть ее. Ей было не впервой.

Следующие несколько дней приходили люди, чтобы поиграть с нами – сажали в наволочку, звенели перед носом ключами, бросали мячик, – посмотреть, что мы будем делать. Казалось, что не очень разумно так обращаться с щенками, но люди были очень серьезны.

– Дорого за такого маленького, – заметил Полковнику кто-то.

– Отец – двукратный победитель национальных конкурсов; мать выставлялась в штате шесть раз подряд и два раза побеждала. Вы не зря потратите деньги, – сказал Полковник.

Они пожали друг другу руки – остались только я, мать и сестра, которую я назвал Прыгунья, потому что она постоянно прыгала на меня, будто из засады. Когда забрали второго брата, Прыгунья безжалостно напала на меня: пришлось защищаться. Полковник обратил внимание на мою активность, и я ощутил от него облегчение.

Потом Прыгунью забрала женщина, от которой пахло лошадьми, и я остался один – честно говоря, был не против.

– Видимо, придется снизить цену. Жаль, – сказал Полковник через несколько дней. Я даже не стал поднимать голову и не побежал к нему, чтобы он не так расстраивался из-за меня.

Честно говоря, я пал духом. Невозможно было понять, что со мной произошло, почему я снова щенок. Меня мучила мысль о том, что снова придется проходить обучение, учиться искать с кем-нибудь – не с Майей или Джейкобом, – жить иной жизнью. Я чувствовал себя плохой собакой.

Я не подбегал к забору, чтобы встретить людей, которые приходили, даже детей. Не хотелось начинать все сначала. Единственным ребенком, который меня интересовал, оставался Итан.

– Что с ним не так? Он болен? – спросил однажды кто-то.

– Нет. Просто ему нравится быть самому по себе, – ответил Полковник.

Человек зашел в клетку и поднял меня, внимательно рассматривая голубыми глазами.

– Так ты, значит, мудрик? – спросил человек.

Я почувствовал интерес в его голосе и понял, что сегодня покину клетку. Я подошел к моей новой матери и на прощание лизнул ее в нос.

– Дам двести пятьдесят, – сказал человек с голубыми глазами. Я ощутил, как поразился Полковник.

– Что? Сэр, родословная этого пса…

– Да, я читал рекламу. Послушайте, я покупаю для подруги. Она не будет с ним охотиться; она просто хочет собаку. Вы сказали, что можете уступить. И вот что я подумал: у вас трехмесячный щенок, вы занимаетесь разведением, значит, есть причина, почему этого никто не взял. Не думаю, что он вам нужен. В Интернете я могу найти лабрадора просто задаром. Но у этого, полагаю, все бумаги и родословная, так потрачу двести пятьдесят баксов. Или что, за этим псом очередь выстроилась? Не похоже.