Марси Дермански - Плохая Мари
– Твоя мамочка меня уволила, – сказала Мари.
Она знала, что Кейтлин этого не поймет. И что в данных обстоятельствах глупо чувствовать себя несправедливо обиженной. Но ничего не могла с собой поделать.
– Хочу к мамочке, – заканючила Кейтлин.
– К мамочке? Не ко мне?
– К мамочке. От стула, на котором сидела Кейтлин, стало дурно пахнуть.
– Тебе пора менять подгузник? – спросила Мари.
Кейтлин подтвердила.
Мари внутренне возмутилась. Только что Кейтлин променяла ее на мамочку, а теперь она, Мари, должна менять ей подгузник. Никто не собирается платить ей за это. Никто не скажет ей за это спасибо. Более того, ей даже пришлось самой заплатить за этот подгузник.
– От тебя плохо пахнет, Фасолинка, – сказала Мари.
Делать было нечего. Смену подгузника пришлось производить в туалете «Макдоналдса».
На сей раз кал Кейтлин оказался жидким и зеленым.
– Замечательно, – пробормотала Мари.
Специального стола в туалете не было, и Мари посадила Кейтлин в раковину. Кейтлин стала плакать, и успокоить ее никак не удавалось.
– Мамочка, – рыдала она.
Мари не знала, что ей делать. Она чувствовала себя ужасно, и у нее совсем опустились руки, хотя допускать этого было никак нельзя. Она взяла Кейтлин на руки, оставив грязный подгузник в раковине, прижала к груди и стала укачивать, напевая какую-то песенку. Прямо в туалете «Макдоналдса». Жидкий кал потек по ноге Кейтлин, испачкал руки Мари, но она старалась изо всех сил. Кейтлин продолжала плакать. Мари оставила попытки унять ее, поставила Кейтлин обратно в раковину и попыталась подтереть, но сделать это было невозможно, потому что Кейтлин молотила ногами и кричала. Мари почувствовала, что теряет последние силы.
– Мы могли бы уже закончить, – в изнеможении сказала она.
Вошли две хорошенькие девочки-подростки, о чем-то пошептались по-французски и вышли. Бумажные салфетки были слишком жесткими для нежной кожи девочки. Кейтлин завывала во всю мочь.
– Пожалуйста, – попросила Мари, – перестань, Кейтлин. Я уже почти закончила. Пожалуйста.
Голос ее дрожал. Мари едва сдерживала ярость. Она выпила слишком много пива. И не успела доесть гамбургер. Мари намочила под краном бумажное полотенце и стала подтирать Кейтлин, как можно осторожнее касаясь ее ягодиц и пухленьких ляжек. Вся раковина была испачкана зеленым калом.
В туалет зашла молодая женщина в косынке и униформе «Макдоналдса». Она что-то сказала Мари по-французски. Всегда французский, вечно французский. Возможно, она предлагала свою помощь. Мари как раз нужна была помощь. Кейтлин по-прежнему ревела.
– S’il vous plaît, [44] – выговорила Мари, показывая на чистый подгузник, который держала в руке, и поцеловала Кейтлин в макушку. Хотя бы голова у Кейтлин была чистая. – Не надо плакать, маленькая. Уже почти все.
Она чуть приподняла Кейтлин, а служащая «Макдоналдса» надела на девочку чистый подгузник.
– Спасибо, – сказала Мари. – Merci.
Женщина посмотрела на Мари с неприкрытым отвращением, потом подошла к другой раковине и вымыла руки.
По крайней мере, Кейтлин была теперь чистой. Она перестала плакать. Мари прижимала ее к себе, гладила по голове и качала.
– Все хорошо, – как заведенная повторяла она, – все хорошо.
Мари была сыта по горло городом огней. Чертовой Эйфелевой башней. Безумно дорогими сэндвичами. Бенуа Донелем. Мари оказала Эллен большую услугу, открыв той истинное лицо ее супруга, но самой ей это пользы не принесло. Никакой награды ей не полагалось. Нечем было компенсировать ее собственное горькое разочарование.
Мари катила коляску с Кейтлин по Елисейским Полям, ошарашенная обилием огней и машин. Белые огоньки обрамляли какую-то высокую конструкцию, в которой Мари узнала Триумфальную арку. Открытие не доставило ей никакой радости.
– Лошадка, – сказала Кейтлин.
На этот раз это была не карусельная лошадка, а настоящая лошадь, вполне живая и довольно большая. На ней сидел полицейский. Он быстро приближался; стук копыт по асфальту показался Мари оглушительно громким. Она не ожидала, что ее разыщут так скоро. Только не сейчас. Не сейчас, когда в карманах у нее оставалось еще достаточно денег. Неужели она такая неудачливая преступница? С Хуаном Хосе им удалось добраться до самой Мексики. Они провели несколько счастливых месяцев вместе. Мари продолжала упорно толкать коляску вперед. Ей вдруг захотелось непременно доехать до Триумфальной арки, хотя сам памятник не интересовал ее абсолютно. Она не позволит полицейскому остановить ее. Тогда ее отправят обратно в тюрьму, а Мари была к этому пока не готова. Она еще не ела эскарго.
Ее взгляд метнулся к живой изгороди сбоку от широкого тротуара. Можно было бы спрятаться там, но полицейский уже поравнялся с ними. Слишком поздно. Мари вспомнила ужасный момент в Мексике: полицейский хватает ее, заламывает ей руки за спину, защелкивает наручники. Наручники ранят нежную кожу ее запястий. Мари не знала, что наручники могут причинять такую боль.
Полицейский обогнал их справа.
И проехал мимо.
Мари вырвало в кусты, она тут же вытерла рот ладонью и покатила коляску дальше.
– Я люблю тебя, знаешь? – сообщила она Кейтлин.
Кейтлин, похоже, не услышала ее. Мари остановилась, обошла коляску и присела перед ней на корточки. Глаза Кейтлин были широко открыты, она смотрела вперед и ничего не видела. Мари поцеловала ее в щеку. Потом в другую.
– Мы такие французы, – сказала Мари.
Она испачкала рвотой чистое личико Кейтлин и нежно вытерла ее рукавом своей футболки. Потом взглянула на Триумфальную арку. Арка оказалась дальше, чем можно было подумать. Елисейские Поля не слишком подходили для прогулок: четыре полосы, забитые французскими машинами, нескончаемая пробка, выхлопные газы, громкие гудки.
Мари прищурилась. Фары слепили ее.
Это было совсем не то место, где ей хотелось бы находиться.
В тюрьме, закрывая глаза ночью, Мари представляла себе море, мягкий шелест волн, звезды над головой. Она подумала о книге Бенуа Донеля. О книге сестры Бенуа Донеля. «Вирджини на море». Где-то во Франции было море. Средиземное. Можно было сбежать туда.
– Поехали на море, – сказала Мари.
И подозвала такси.
– На вокзал, пожалуйста, – уверенно произнесла она, зная, что английский ее не подведет.
Так и вышло.
– На какой?
Этого Мари не знала. Понятия не имела.
– Не знаю. На какой-нибудь большой. Мы хотим поехать на море. На юг Франции.
– Море, – пропела Кейтлин.
– Вам нужен TGV, – сказал таксист. – К утру будете в Ницце. Le Train à Grande Vitesse. [45] Он очень быстрый. И вы можете поспать в поезде. Там хорошо.
– Да, – сказала Мари. – Oui. Спасибо.
– Быстрый, – сказала Кейтлин.
– Merci, – добавила благодарная Мари.
Она ненавидела Бенуа Донеля, но всех французов ненавидеть было не за что. Женщина в косынке из «Макдоналдса» помогла ей сменить Кейтлин подгузник. Таксист был к ней добр.
Мари застегнула ремень на Кейтлин. Они уже проехали пару кварталов непристегнутыми, но какая разница? Кому станет жаловаться Кейтлин? Она уже перестала требовать детское сиденье. В конце концов, она перестанет спрашивать и о матери. Мари справится. Они были в такси. В пути. И Мари могла позаботиться о Кейтлин.
На вокзале она сделала именно то, что советовал таксист: приобрела два билета на ночной поезд. В окошке кассы был выставлен отксерокопированный листок с фотографиями двух чернокожих мужчин. Самые опасные преступники Франции. Фотографии Мари не было. Во Франции самым явным ее преступлением было незнание языка.
Мари взяла билеты и стала искать нужный путь. Цифры в Париже были такие же, и это оказалось не особенно трудно. Путь Мари обнаружила, и поезд тоже – серебристый и блестящий.
– Нам даже не понадобится отель, – сказала она Кейтлин.
Сердце ее радостно забилось, по лицу расплылась счастливая улыбка. Только что она готова была сдаться, но сдаваться было еще рано. Кейтлин, похоже, поезд не впечатлил.
– Где кошка? – спросила она.
– Кошка, – повторила Мари. – Людивин.
Она уже забыла о несчастном животном. Образ мертвой Людивин на мгновение возник перед ее внутренним взором, и довольная улыбка Мари померкла. Во всяком случае, подумала Мари, она не спрашивает о матери.
– Это была плохая кошка, – отмахнулась Мари.
Утром они проснулись в комнате отеля. Теперь садились в поезд. День почти подошел к концу. Мари почти удалось продержаться.
Испытания, однако, на этом не закончились. В поезде Мари пришлось пробираться по узкому проходу между рядами. Одной рукой она держала за плечо Кейтлин, другой – свой рюкзак и коляску. День еще продолжался. Они были в поезде, но еще нужно было найти места. Все ехали в Ниццу. Все места были заняты. Мари, наверное, не удивилась бы, увидев Бенуа Донеля и французскую актрису, листающих журналы. Они с Кейтлин прошли один вагон и перешли в следующий. Потом в следующий. Продвигаться становилось все сложнее, потому что поезд тронулся. Он все набирал и набирал скорость. Мари с трудом удерживала равновесие. Она хваталась за подголовники сидений, а иногда и за головы сердитых пассажиров-французов.
