Финеас Финн - Энтони Троллоп
Пока Финеас размышлял, перед ним на вершине водопада появилась леди Лора. В этот момент он ясно вспомнил все, что случилось, когда они стояли здесь прежде. Как много изменилось с тех пор! Тогда он обожал леди Лору всем сердцем – теперь же привык считать ее степенной матроной, вздыхать по которой почти столь же нелепо, как увлечься лордом-канцлером. Читатель, несомненно, понимает, насколько полно брак леди Лоры и несколько прошедших месяцев исцелили нашего героя, из того, что он был готов сделать прежнюю даму сердца конфиданткой в своей любви к другой.
– Вы, полагаю, часто здесь бываете? – спросила леди Лора, глядя, как он устроился на большом камне.
– Не слишком. Иногда прихожу сюда полюбоваться видом на озеро.
– Это самое красивое место в округе. Я теперь сюда почти не хожу. Всего раз поднималась с тех пор, как мы вернулись домой, – чтобы показать папаˊ.
Рядом с камнем, на котором расположился Финеас, имелась маленькая деревянная скамейка, и леди Лора присела на нее. Финеас, обратив взгляд к озеру, думал о том, как завести разговор о своей любви к Вайолет Эффингем. Это, однако, оказалось не так просто. Он уж решил было начать с того, что Вайолет никогда не согласится стать женой лорда Чилтерна, как вдруг леди Лора произнесла несколько слов, принудивших его остановиться.
– Как хорошо я помню, – сказала она, – тот день, когда мы были здесь прошлой осенью!
– И я тоже. Тогда вы сказали мне, что собираетесь замуж за мистера Кеннеди. Сколько всего произошло с тех пор!
– О да, воистину! Кажется, хватило бы на целую жизнь. И все же, как медленно тянулось это время!
– Я бы не сказал, что для меня оно тянулось, – возразил Финеас.
– Да, вы что-то делали. Вас занимала работа. Я начинаю думать, что родиться женщиной – настоящее проклятие.
– Но я помню, вы говорили, что женщине под силу не меньше, чем мужчине.
– С тех пор я усвоила урок. Теперь я знаю, что была неправа. О господи! Без сомнения, все идет так, как и должно, – и все же порой мне хочется, чтобы мне позволили хотя бы ходить в коровник и доить коров.
– Но разве вы не можете доить коров, если захотите, леди Лора?
– Ни в коем случае. Не только доить, но даже смотреть на них. Во всяком случае, я не должна о них говорить.
Финеас, конечно, понял, что она жалуется на мужа, и не знал, как ответить. Он успел уже убедиться, что мистер Кеннеди у себя в доме диктатор, и достаточно хорошо знал леди Лору, чтобы понимать, как тягостна для нее такая диктатура. Наш герой, однако, не ожидал, что станет адресатом подобных жалоб.
– В Солсби все было иначе, – продолжала леди Лора. – Там все было моим.
– Но и здесь все ваше, – сказал Финеас.
– Да, если верить церковной книге. Мне принадлежит все – как Санчо Пансе принадлежали яства на пиру, когда он был губернатором [26].
– Вы хотите сказать, – начал Финеас и замялся, – что мистер Кеннеди стоит у вас за плечом и надзирает над вами, как доктор над Санчо – якобы для вашего блага?
На какое-то время воцарилось молчание, в течение которого наш герой смотрел на озеро и думал, как бы перейти к разговору о своей любви. Начать он, однако, не успел – вновь раздался голос леди Лоры:
– Говоря по правде, мой друг, я совершила ошибку.
– Ошибку?
– Да, Финеас, ошибку. Я вообразила, что достаточно умна и способна выбрать свой путь, ни с кем не советуясь. И вот я наделала глупостей – и запуталась, и упала, и так расшиблась, что теперь не могу подняться.
Больше всего он был поражен, услышав из ее уст собственное имя. Никогда раньше она не называла его Финеасом. Он знал, что – как порой случается с молодыми людьми – знакомые привыкли за глаза звать его именно так. К нему обращались по имени и большинство друзей-мужчин, и даже граф – несколько раз, когда ненадолго забывал о своем высоком положении. Финеасом называла его миссис Лоу – в те времена, когда он был любимым учеником ее мужа; миссис Банс говорила «мистер Финеас». Он был для всех просто Финеасом в Киллало. Но он был совершенно уверен, что леди Лора никогда прежде так его не звала – и ни за что не произнесла бы этого в присутствии мужа.
– Вы хотите сказать, что несчастны? – спросил он, не отводя взгляда от озера.
– Да, именно это я и хочу сказать. Хотя бог весть, отчего я жалуюсь вам – разве что оттого, что все еще делаю глупости, и падаю, и раню себя на каждом шагу.
– Никто не желает вам счастья, как я.
– Красивые слова, но что вы готовы для этого сделать? Впрочем, а что тут вообще можно сделать? Не в упрек вам, но мое счастье или несчастье в скором времени вовсе перестанет вас занимать.
– Зачем вы так говорите, леди Лора?
– Затем, что это естественно. С мистером Кеннеди вы могли быть друзьями. Впрочем, этого не случится: вы слишком различны между собой. Но вы могли бы.
– А с вами мы разве не можем оставаться друзьями?
– Нет. Пройдет несколько месяцев, и вы уже не подумаете поверять мне свои надежды и печали, и я не смогу рассказать вам о своих. Как же мне видеть в вас друга?
– Но, леди Лора, вы не говорили бы так сейчас, если б не были уверены в моей дружбе.
Он по-прежнему не поворачивался к ней, но лежал, подперев подбородок руками и глядя на озеро. Она же, сидя рядом, смотрела на него и сравнивала в уме двух любивших ее мужчин: того, кого выбрала, и того, от кого отказалась. Сухая, бесстрастная, непоколебимая добродетель ее мужа почти внушала ей отвращение. В нем не было ни единого изъяна, но она, как ни пыталась, не могла вызвать в нем ни искры чувства. Даже на ее ослушание он отвечал не горячностью, а лишь большей настойчивостью. Как бы все сложилось, если бы она забыла о достатке и связала судьбу с молодым Фебом, который сейчас лежал у ее ног? Если она кого и любила в жизни, то только его. Нет, она не променяла любовь на деньги – это она твердила снова и снова, пытаясь найти утешение среди холодной пустыни своего несчастья. Она вышла замуж за человека с состоянием, чтобы иметь возможность сделать в жизни что-то ощутимое, но обнаружила, что не может делать ничего. Богатый муж считал, что ей вполне достаточно сидеть дома и печься о его удобстве. Тем временем молодой Феб, чье сердце прежде принадлежало ей, уже думал о другой.
– Финеас, – медленно проговорила
