Роман о двух мирах - Мария Корелли

себе страшные истины и чудесные открытия, моим теориям ты не веришь, так как являешься почти материалистом. Я говорю почти – не полностью. Из-за этого «почти» я люблю тебя, Иван; я бы спас маленькую яркую искру, мерцающую внутри тебя, и от побега, и от угасания. Только я не могу – по крайней мере, сейчас. Однако, чтобы ты понял, что во мне есть сила, недоступная обычному человеческому разуму, прежде чем ты уедешь, выслушай пророчество относительно твоей карьеры. Мир ждет тебя, Иван, – распахнув объятия и сверкая тысячами пестрых игрушек – он жаждет твоего присутствия, готовый лебезить ради одной улыбки и раболепствовать ради одобрительного кивка. А почему? Потому что тебя ждет наследство – огромное, безграничное. Да, не нужно вздрагивать или смотреть с недоверием – ты получишь его, ровно как я сказал. Твое состояние до сих пор едва доходило до несчастных четырех тысяч в год, и все же уже в этот момент ты становишься обладателем миллионов. Только минувшей ночью один из родственников, чье имя ты едва знаешь, отправился в мир иной, оставив все тайно накопленные богатства тебе. Ты получишь весть еще до окончания дня, на пороге которого мы стоим. А когда получишь – вспомни обо мне и признай, что хотя бы раз я говорил правду. Иди, Иван, широкой дорогой, проложенной пред тобою, – такой широкой, что сможешь пройти не только ты, но и толпа подхалимов и льстецов – они быстро угонятся за тобою и начнут толкаться со всех сторон; будь сильным духом и веселым наружностью! Собирай розы, дави сочный виноград в теплое красное вино, которое, если выпить, заставит кровь в венах танцевать безумным вальсом, а лица очаровательных женщин покажутся прекраснее, чем когда-либо, их объятия еще нежнее, поцелуи – соблазнительнее! Крути мяч общества на ладони, словно игрушку! Я вижу твою жизнь, нитью растянувшуюся передо мной, подобно блестящему эфемерному лучу света! Вот только вдалеке над ним маячит тень – тень, что одной твоей силой не развеять. Вспомни меня, Иван! Когда первый ужасный холод этой тени даст о себе знать, приходи ко мне – я буду еще жив. Приходи, ибо тогда никакое богатство не поможет, никакие приятели не смогут утешить тебя в темный час. Приходи, и – клянусь нашей дружбой, клянусь чистой душой Зары и существованием самого Бога – я не умру, пока не превращу эту тьму над тобой в вечный свет! Прощай!

Он взял руку князя и крепко пожал ее, а потом, без единого слова, взгляда или жеста, развернулся и опять исчез в дверях часовни.

Его слова определенно произвели глубокое впечатление на юного дворянина, следившего за удаляющейся фигурой с трепетом и даже страхом.

В немом прощании я подала ему ладонь. Иван взял ее нежно и с любезной учтивостью запечатлел поцелуй.

– Казимир сказал мне, что ваше вмешательство спасло мне жизнь, мадемуазель, – сказал он. – Примите скромную благодарность. Если его пророческие слова сбудутся…

– Почему вы сомневаетесь? – спросила я нетерпеливо. – Вы можете поверить хоть во что-то?

Князь, все еще удерживающий мою руку, посмотрел на меня в смущении.

– Кажется, вы попали в самую точку, – спокойно заметил он. – Я ставлю под сомнение все, кроме факта собственного существования, а иногда не уверен даже в этом. Но, если, как я уже сказал, пророчество моего друга-халдея, которым не могу не восхищаться всем сердцем, окажется правдой, тогда моя жизнь, уравновешенная наследством, станет для меня как никогда ценной, и я вдвойне отблагодарю вас за то, что вы спасли ее одним лишь словом.

Я осторожно отняла руку.

– Вы считаете, что от наследства ценность вашей жизни увеличится? – спросила я.

– Ну разумеется! Деньги – это сила.

– А как же та тень, что предсказана вам неотделимо от вашей судьбы?

Слабая улыбка коснулась его губ.

– Ох, простите меня! Только к этой части предсказания Казимира я отношусь скептично.

– Но, если вы верите в приятную часть предсказания, почему отрицаете возможность того, что случится и неприятное?

Он пожал плечами:

– В эти свободные времена, мадемуазель, мы верим только тому, что нам нравится и что соответствует нашим желаниям, вкусам и мнениям. Ça va sans dire39. Нас не заставить принять божество вопреки разуму. В этом состоит большое достижение современного образования.

– Так ли это? – Я посмотрела на него с жалостью. – Бедный человеческий разум! Иногда он омрачается из-за сущего пустяка, а слишком большая порция алкоголя вообще способна вывести его из строя – какой же он благородный и всемогущий, этот человеческий разум! Больше не смею вас задерживать. До свиданья, и – как говорили в давние времена – храни вас Бог!

Он слегка склонил голову.

– Я считаю вас хорошей и милой девушкой, – сказал он, – а потому благодарен за благословение. Моя матушка… – тут глаза его затуманились, – бедная душа! Она давно умерла – моя матушка никогда не отпускала меня в постель, не осенив крестом. Однако все в прошлом! Я бы хотел, мадемуазель, – и его голос стал очень тихим, – отправить для… для нее цветов, вы понимаете?

Я все поняла и с готовностью пообещала возложить любые цветы, какие бы он ни выбрал, на святые останки той земной красоты, которую он любил, по собственному признанию, «сильнее, чем большинство мужчин любит большинство женщин».

Князь Иван искренне поблагодарил меня, я видела, как он вздохнул с облегчением и удовлетворением. Бросив взгляд на знакомый ему зал, он послал прощальный воздушный поцелуй в сторону часовни – жестом хоть и простым, но полным нежности и печали. Затем, низко поклонившись, князь оставил меня. Входная дверь открылась и закрылась за ним своим обычным бесшумным образом.

Наступило утро, и в огромном особняке отеля «Марс» все шло привычным чередом, однако в воздухе царило мрачное уныние, которое не могли рассеять мои усилия. Слуги выглядели угрюмыми и уставшими, свою невозмутимость сохраняли только армяне и маленький паж-грек. Приготовления к похоронам Зары шли быстро: они были чрезвычайно просты, а церемония предполагалась исключительно частного характера. Гелиобас отдавал приказы и следил за выполнением самых подробных инструкций в обычной спокойной манере, хотя его взгляд отяжелел, а прекрасное лицо сделалось еще более величественным от смиренной священной скорби, лежавшей на нем, словно глубокая тень. Паж подал ему легкий завтрак прямо в кабинет – он ничего не попробовал. Служанка принесла мне кофе, вот только сама мысль о еде и напитках казалась отталкивающей, и я к нему даже не притронулась. Мой разум был занят осмыслением порученной мне миссии – наблюдать за разрушением огромной статуи Зары, как она сама просила. Обдумав