Роман о двух мирах - Мария Корелли
Через несколько минут пришли все домашние общим числом около двадцати. Гелиобас, повысив голос, заговорил отчетливо и неторопливо:
– Я послал за вами этим утром, потому что прекрасно знаю – все вы намерены уйти со службы.
Испуганный и изумленный ропот прошелся по рядам немногочисленной публики, и я услышала, как возле меня кто-то прошептал:
– Он и есть дьявол, иначе откуда ему знать?
Губы Гелиобаса скривила саркастическая улыбка. Он продолжил:
– Я избавлю вас от этой неприятности. Зная о ваших намерениях, я беру на себя ответственность немедленно всех уволить. Разумеется, вы не можете рисковать репутацией, оставаясь в услужении у самого дьявола. Со своей стороны, полагаю, что деньги дьявола не жгут вам руки, а его пища не становится отравой во рту. Моя сестра, ваша добрая и всегда ко всему терпимая госпожа, умерла. Вы это знаете, и, по вашему мнению, именно я устроил грозу, что стоила ей жизни. Пусть будет так. Разнесите это по Парижу, если вам хочется: ваши слова не имеют для меня значения. Вы были превосходными орудиями труда, и за это большое спасибо! Как только похороны сестры окончатся, вам будет передано жалованье в увеличенном размере. Вы можете покинуть мой дом, когда пожелаете, и, в противоположность привычкам обычных дьяволов, без всяких терзаний могу лишь пожелать: да поможет вам Бог!
На лицах тех, к кому он обращался, одна эмоция сменяла другую – страх боролся с великим стыдом. Маленький паж-грек смущенно выступил вперед.
– Хозяин знает, что я никогда его не покину, – пробормотал он, и глаза слуги наполнились слезами.
Гелиобас с нежностью положил руку на темные кудри мальчика, однако ничего не сказал. Вышел один из четырех армян и быстрым изящным жестом правой руки дотронулся сначала до своей головы, а потом до груди.
– Мой господин, конечно же, не уволит нас, тех, кто желает посвятить себя служению ему? Если потребуется, мы будем следовать за господином до самой смерти из любви и почтения, которые питаем к нему.
Гелиобас посмотрел на него очень благожелательно.
– А у меня больше друзей, чем я думал, – тихо сказал он. – Тогда, пожалуйста, оставайтесь, и вы, Афра, и все ваши товарищи, раз сами этого хотите. А ты, мой мальчик, – продолжил он, обратившись к пажу, что, казалось, вот-вот расплачется, – решил, что я отвергну сироту, которого доверила мне его умершая мать? Нет, дитя, я столько же твой слуга, сколько ты – мой, покуда длится твоя любовь ко мне.
Паж в ответ в восхищении поцеловал ему руку и, откинув спутанные волосы со своих греческих бровей, с явным презрением посмотрел на прислугу, воспринявшую увольнение с молчаливым согласием.
– Подите вон, отбросы Парижа! – воскликнул он ясным высоким голосом. – Вы, не знающие ни Бога, ни черта! Вы получите свои деньги – больше, чем заработали, – так чего же еще вам надо? Вы служили одному из благороднейших людей, и оттого, что он такой великий, мудрый и искренний, считаете его дьяволом! О, как это похоже на парижан, переворачивающих все с ног на голову, пока добро не окажется злом, а зло добром! Посмотрите же на себя! Вы работали ради жалованья, я же работал ради него! Если надо – буду голодать вместе с ним, да я готов за него умереть! Для меня он не дьявол – он Ангел!
Справившись с чувствами, мальчик снова поцеловал руку господина, и Гелиобас ласково велел ему замолчать. Сам он смотрел на замершую группу слуг со спокойным удивлением.
– Чего вы ждете? – спросил он. – Считайте, что вы избавлены от службы и вольны идти, куда пожелаете. Любой, решивший обратиться ко мне за рекомендациями, получит их в самом лучшем виде. Больше нам обсуждать нечего.
Вперед выступила бойкая женщина с тревожно бегающими темными глазами.
– Даже не сомневаюсь, – сказала она, манерно сделав реверанс, – всем нам очень жаль, если мы ненароком обидели месье, но, раз месье столько знает, он должен быть осведомлен о множестве слухов, от которых душа уходит в пятки; что внезапная смерть мадам, его сестры, привела всех слуг, как говорится, в ужас; и месье должен учесть, что бедные добродетельные слуги с чистой репутацией…
– Да что вы говорите, Жанна Клоде? – прервал ее Гелиобас низким дрожащим голосом. – А как же дитя – беспомощный младенец с восковым личиком, брошенный умирать на берегу Луары? Он не умер, Жанна, – его спасли, и он будет жить, чтоб ненавидеть свою мать!
Женщина, вскрикнув, лишилась чувств.
В последовавшей засим суматохе, воцарившейся среди женской части прислуги, Гелиобас в сопровождении маленького пажа и пса Лео удалился из зала к себе в комнату, и я решила некоторое время его не тревожить.
Еще до обеда мне принесли записку. Она была от полковника Эверарда: он умолял меня скорее приехать к его жене, сказавшейся очень больной.
Лишь узнав о кончине этой прекрасной молодой дамы, смерти такой пугающе внезапной и преждевременной, она стала совсем сама не своя – нервной, истеричной, взвинченной. Вы будете поистине великодушны к ней, если приедете, как только сможете, – она ощущает непреодолимую потребность в вашем обществе.
Я тут же показала эту записку Гелиобасу. Он прочел ее и произнес:
– Конечно, поезжайте. Дождитесь окончания скромной похоронной церемонии – и расстанемся. Правда, не навсегда: мы должны увидеться еще раз. Теперь, когда я потерял Зару, вы мой единственный последователь женского пола, и я не хочу утрачивать с вами связь. Вы будете мне писать?
– С удовольствием и великой признательностью, – ответила я.
– Вам это только на пользу. Я знаю много тайн, что пригодятся в музыке. А что до миссис Эверард, вы обнаружите, что ее исцелит одно ваше присутствие. Вы в значительной мере продвинулись в науке об электрической силе: вот увидите – ее успокоит простое прикосновение руки. Тем не менее никогда не поддавайтесь искушению испробовать какую-либо из субстанций, рецепты которых я дал, на ней или на ком-либо еще, кроме себя, не написав предварительно об этом мне, как сделал Челлини. Что же касается вашего физического и духовного здоровья, то вы прекрасно знаете, как действовать, – хранить этот секрет и каждый день делать шаг вперед. Вскоре у вас будет двойная работа.
– Как это? – удивилась я.
– Душой Зары владел Дух, чья судьба была успешно исполненной и совершенной, он никогда не мог опуститься до заточения в земной оболочке. Над вами же не властен никто – вы придете в равновесие, то есть встретите точную копию своей души, также заключенную
