Финеас Финн - Энтони Троллоп
Тем не менее он не сдавался, хоть и видел, что имеются и другие желающие высказаться. Финеас продолжал стоять и мгновенно понял, что достиг цели. Наступила небольшая пауза: еще один настойчивый депутат не желал сдаваться, но председатель высочайшего собрания обратился к нашему герою. Жребий был брошен. Перед ним раскинулась палата общин – полный зал, готовый слушать его, сколько он сочтет нужным, в то время как дюжины репортеров в галерее сгорали от нетерпения, желая узнать и поведать стране, что скажет в своей первой речи молодой депутат от Лофшейна.
Финеас Финн был щедро одарен природой: ему достался громкий, приятного тембра голос, которым он научился прекрасно управлять, привлекательная наружность и сочетание естественной скромности и уверенности в себе, которое не давало ему впасть в грех самодовольства и напыщенности и могло бы помочь выйти с честью из сегодняшнего испытания. Он был удачлив и в ином отношении: друзья в палате общин желали ему успеха. Ему недоставало одного – хладнокровия, того самого, что в прошлый раз позволило бы запомнить подготовленную речь, а теперь – в полной мере воспользоваться своими преимуществами. Финеас начал с утверждения, что любой истинный реформатор должен поддержать законопроект мистера Майлдмэя хотя бы в качестве первого шага, но, не успев еще договорить, с ужасом осознал, что повторяется.
С самого начала его приветствовали аплодисментами, однако сам он, продолжая говорить, знал, что терпит фиаско. У него был ряд доводов настолько ему знакомых, что их не стоило запоминать нарочно, – и он умудрился забыть даже их. Он понимал, что твердит банальности – в дискуссионном клубе несколько лет назад за такое бы застыдили. Финеас спешил, опасаясь вовсе растерять мысли, если умолкнет хоть на секунду, но в действительности тараторил так быстро, что репортеры едва разбирали его речь. Увы, ему нечего было сказать, кроме того, что уже говорили сотни раз и скажут еще сотни. Ему по-прежнему аплодировали, и он продолжал, и по мере того, как он все яснее осознавал, что проваливается, в душе у него стала зарождаться опасная надежда, что выступление еще можно спасти красноречием, с которым он примется обличать полицию.
Финеас попытался это сделать и с успехом показал собравшимся, что чрезвычайно рассержен, – больше ему, увы, не удалось ничего. Он не мог подобрать слов, чтобы донести до аудитории: люди за пределами палаты имеют такое же право высказываться в пользу тайного голосования, как депутаты в палате, – высказываться против, власти же были несправедливы к тем, кто просто выражал свое мнение. Затем он попытался в легкой и непринужденной манере поведать историю мистера Банса, но потерпел неудачу и посреди рассказа опустился на место. Ему снова хлопали, как любому новичку, но под эти аплодисменты он с радостью пустил бы себе пулю в лоб, случись под рукой пистолет.
Финеас был совершенно раздавлен. Он не знал, что делать: и оставаться, и уйти казалось невозможным. Некоторое время он сидел без шляпы, забыв о своем праве ее не снимать, затем надел ее с такой поспешностью, будто опасался, что все вокруг показывают на него пальцем. Наконец около двух ночи дальнейшие прения были отложены, и, когда он брел к выходу, надеясь ускользнуть незамеченным, под руку его взял мистер Монк.
– Вы пешком? – спросил он Финеаса. Тот подтвердил. – Тогда прогуляемся вместе до Пэлл-Мэлл. Идемте.
Сбежать наш герой не мог и потому безропотно вышел из здания парламента, опираясь на руку мистера Монка. Тот тоже молчал, пока они не оказались на свежем воздухе.
– Вы говорили недурно, – сказал наконец старший товарищ. – В следующий раз выйдет лучше.
– Мистер Монк, – произнес Финеас, – я выставил себя таким ослом, что один хороший результат по крайней мере обеспечен: больше я повторять этого не стану.
– А! Я предполагал, что вы чувствуете нечто подобное, и потому решил перемолвиться с вами словом. Можете быть уверены, Финн, я не стал бы вам льстить и намерен, насколько это в моих силах, говорить только правду. Не скажу, что ваша речь была превосходна, но не была она и хуже других речей, которые произносят в палате общин новички. Вашей репутации от нее не будет ни пользы, ни вреда – и другого никто не ждал. Мой вам совет: всегда выступайте по любому поводу, который представляет для вас интерес, но никогда не говорите дольше трех минут, – до тех пор, пока не почувствуете себя совершенно уверенно. И поверьте, вы отнюдь не выставили себя ослом, во всяком случае не боˊльшим ослом, чем остальные. А теперь спокойной ночи.
Глава 27
О Финеасе говорят
Леди Лора Кеннеди услышала два отзыва о речи своего друга – оба от тех, кто присутствовал в это время в парламенте. Ее муж, как всегда, находился в зале, а лорд Брентфорд – быть может, к несчастью, – сидел в галерее для пэров.
– Значит, ты полагаешь, что это был провал? – спросила мужа леди Лора.
– Во всяком случае, не успех. Ничего примечательного. Многое было трудно расслышать.
Леди Лора взяла утренние газеты и с большим интересом обратилась к отчету о парламентском заседании. Она считала себя кем-то вроде матери или по крайней мере крестной Финеаса Финна как политика. Она хлопотала за него перед всевозможными важными персонами: своим отцом, мистером Монком, герцогом Сент-Банги, даже самим мистером Майлдмэем – с твердым намерением сделать так, чтобы карьера Финеаса с самого начала сложилась удачно. После замужества это намерение, кажется, лишь укрепилось: быть может, она бессознательно считала, что таким образом возместит боль, которую ему причинила. Леди Лора так горячо, ничуть не пытаясь этого скрывать, желала для своего подопечного успеха, что ее супруг, сам того не замечая, начал испытывать недовольство. Известно, как легко женщины улавливают чувства тех, с кем живут, – леди Лора в этот самый момент осознала, что мужу не нравится ее беспокойство о друге. Она увидела это, листая газету в поисках сообщения о речи нашего героя. Отчет состоял из шести строк и заканчивался выраженным в форме совета выводом, что молодому оратору лучше говорить медленнее, если он желает убедить в чем-либо как палату общин, так и страну в целом.
– Кажется, ему много аплодировали, – заметила леди Лора.
– Любого поддерживают во время первой речи, – отозвался мистер Кеннеди.
– Уверена,
