Финеас Финн - Энтони Троллоп
– Как ты его превозносишь!
– Да, превозношу, но не влюблена в него. Если бы он попросил моей руки завтра, я бы огорчилась и отказала ему. Если бы он женился на моей самой дорогой подруге, я бы поцеловала его как брата. Вот что я чувствую к мистеру Финну.
– Странно, что ты это говоришь.
– Отчего же странно?
– Оттого лишь, что я чувствую то же самое.
– То же самое? Когда-то я думала, Лора, что ты его любишь, что ты намерена стать его женой.
Некоторое время леди Лора молчала, облокотившись на стол и подперев подбородок, погруженная в мысли о том, станет ли ей легче на душе, если она доверится подруге. Та не сводила с нее глаз, молча ожидая ответа. Сама Вайолет была очень откровенна. Будет ли так же откровенна Лора Кеннеди? Вайолет была весьма умна и понимала: женщине замужней открыться, должно быть, куда труднее, и все же со стороны леди Лоры было несправедливо доискиваться секретов подруги, если не хочет делиться своими. Вероятно, та пришла к такому же выводу, потому что в конце концов нарушила молчание.
– Так и было – почти… – произнесла она. – Да, почти. Ты сказала сейчас, что у тебя есть деньги и ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится. У меня денег не было.
– А ты сказала, будто у меня нет оснований полагать, что я ему небезразлична.
– Да? Что ж. Полагаю, у тебя и правда нет оснований: я была ему небезразлична. Он любил меня.
– Он признался тебе?
– Да, признался.
– И что ты ответила?
– В то самое утро я обручилась с мистером Кеннеди. Это и было моим ответом.
– И что он сказал, узнав об этом?
– Не знаю. Не могу припомнить. Но он вел себя очень достойно.
– И теперь, если бы он полюбил меня, ты стала бы на меня сердиться?
– Из-за этого – едва ли. О нет! Я не так эгоистична.
– Но тогда почему?
– Я считаю, судьба предназначила тебе быть женой Освальда.
– Значит, судьба ошиблась, – с этими словами Вайолет встала и вышла из комнаты.
Финеас тем временем пребывал у себя дома и ужасно страдал. Возвращаясь к себе после короткого разговора с мистером Монком, наш герой пытался найти утешение в его словах – и какое-то время, пока он шагал по улицам, это удавалось. Мистер Монк был человеком опытным и, несомненно, знал, о чем говорит; возможно, у Финеаса еще была надежда. Но все ее проблески исчезли, когда он оказался у себя в комнатах. Ему пришло в голову, что в парламенте ему не место, что он самозванец, который надел чужую личину, и никогда за это не оправдается, даже в собственных глазах, пока не произойдет какой-нибудь ужасной катастрофы. Он лгал даже мистеру Квинтусу Слайду из «Гласа народа», принимая его приглашение; лгал леди Лоре, заставив ее думать, будто достоин ее; лгал Вайолет Эффингем, притворяясь, что может ее покорить. Он обманывал и лорда Чилтерна, когда ездил на его лошадях и делал вид, что может вращаться в кругу людей состоятельных. Но каков его доход? Кто он по рождению? Каково его настоящее положение? Вот наконец и его настигла участь всех самозванцев. В конце концов Финеас лег в постель и, лежа без сна, стал думать о Мэри Флад Джонс. Вот если бы он обручился с ней и трудился, как раб, под покровительством мистера Лоу, тогда бы он никого не обманывал.
Казалось, он едва смежил веки, как уже наступило утро – и в комнату вошла служанка.
– Сэр, там пришел тот джентльмен, – объявила она.
– Какой еще джентльмен?
– Пожилой джентльмен.
Финеас понял, что в его гостиной сидит мистер Кларксон, который не уйдет, пока с ним не увидится, – больше того, наш герой был почти уверен, что тот явится и в спальню, если заставить его ждать слишком долго.
– Черт бы побрал этого «пожилого джентльмена»! – в ярости воскликнул Финеас, так что услышала горничная.
Через двадцать минут он вышел в гостиную – в халате и тапочках. У кого хватит сил дотошно совершить весь обряд умывания и одевания в столь суровых обстоятельствах? Про утренние молитвы, полагаю, и говорить не стоит. Финеас явился мрачнее тучи, всерьез обдумывая, не спустить ли мистера Кларксона с лестницы. Тот при виде его подвигал шеей внутри белого шейного платка, приложил к губам большой и указательный пальцы и покачал головой:
– Скверно, мистер Финн, очень, очень скверно, а?
– Скверно, что вы являетесь ко мне в любое время дня, – парировал Финеас.
– А куда же мне идти? Предпочтете увидеться у входа в палату общин?
– По правде говоря, мистер Кларксон, я с вами вовсе не хочу видеться.
– Ах да, понимаю! У вас в парламенте, что же, называют это честностью? Сперва взяли мои деньги, а потом и видеть меня не хотите!
– Ваших денег я не брал.
– Я вам на это вот что скажу: уж я-то вас видеть хочу – и буду, пока не заплатите.
– К вашим деньгам я не притрагивался.
Мистер Кларксон снова дернул подбородком над шейным платком и ухмыльнулся, показывая вексель:
– Ведь это ваше имя?
– Да, мое.
– Так мне нужны деньги.
– У меня их нет.
– Будьте же пунктуальны. Отчего вы не хотите быть пунктуальны? Уж я бы все для вас сделал, ей-богу, – с этими словами мистер Кларксон уселся перед столом, где для нашего героя был сервирован завтрак, и, отрезав ломоть хлеба, с превеликим спокойствием принялся намазывать его маслом.
– Мистер Кларксон, я не могу пригласить вас завтракать. Я занят, – запротестовал Финеас.
– А я все равно угощусь, – ответствовал визитер. – Где вы масло покупаете? Могу порекомендовать молочницу, у которой оно дешевле и куда лучше. А здесь одно сало. Направить ее к вам?
– Нет, – отрезал Финеас.
Чай еще не подавали, поэтому незваный гость вылил в чашку сливки и опустошил ее.
– Теперь, мистер Кларксон, я вынужден просить вас больше ко мне не являться: я вас не приму.
– Что ж, в таком случае до встречи в палате общин. Меня там прекрасно знают. Жаль, что вы так непунктуальны: мы были бы добрыми приятелями. – И мистер Кларксон, прожевав остатки хлеба с маслом, покинул комнату.
Глава 28
Второе чтение
Прения о законопроекте продолжались всю неделю. Лорд Брентфорд дорожил местом в правительстве и почетом, который оно приносило, даже больше, чем своим карманным округом, и оттого с таким пессимизмом говорил о двадцати семи отступниках и о том, что законопроект непременно провалится. Люди более осведомленные: Бонтины и Фицгиббоны с обеих сторон палаты общин, а в первую очередь, конечно,
