Финеас Финн - Энтони Троллоп
На протяжении всего дня Финеас безостановочно обдумывал постигшую его напасть. Что ему делать, если ужасный человек примется ходить к нему раз или два в неделю? Разумеется, денежный долг существовал, это нужно было признать. Да, посетитель, без сомнения, крючкотвор и выжига и, по всей вероятности, выкупил вексель досрочно за полцены, тем не менее по закону Финеас обязан был выплатить указанную сумму. Как член парламента, он был защищен от ареста депутатской неприкосновенностью. О ней наш герой думал часто, и от таких мыслей на душе становилось еще тяжелее. Ведь про него скажут, будто он поручился в том, чего заведомо не мог выполнить, лишь потому, что ему ничего не грозило. И разве это далеко от истины? Он действительно чувствовал, что, подписывая вексель, в какой-то степени осознавал свое привилегированное положение, и в этом осознании уже было нечто бесчестное. Но какая польза от неприкосновенности, если ему будут досаждать ежечасно? Посетитель намеревался прийти снова через день или два; когда он предложил назначить время, Финеас не осмелился отказать. И как теперь этого избежать? Оплатить вексель было совершенно невозможно. Посетитель сказал – и наш герой поверил, – что Фицгиббон заплатить не сможет. Но Фицгиббон был сыном пэра, в то время как сам Финеас был всего лишь сыном сельского врача! Уж верно, Фицгиббон должен постараться и все уладить, как бы ему ни было трудно. Увы, увы! Финеас достаточно знал о мире, чтобы понимать: надеяться на подобное напрасно.
Он спустился из комнаты, где заседал комитет, в палату общин, поужинал и оставался там до восьми или девяти вечера, но Фицгиббон так и не пришел. Финеас отправился в Реформ-клуб, но не застал друга и там. И в клубе, и в палате многие заговаривали с ним о вчерашних прениях, удивляясь, в частности, что он не выступил, и тем самым лишь усугубляя его страдания. Финеас видел мистера Монка, но тот шел под руку со своим коллегой, мистером Паллизером, и Финеасу оставалось лишь поприветствовать их. Ему показалось, будто мистер Монк кивнул ему очень холодно. Быть может, холодность нашему герою лишь почудилась, но факт оставался фактом: мистер Монк ограничился кивком. Финеас решил, что расскажет старшему товарищу правду и, если в ответ тот решит с ним поссориться, не станет ничего предпринимать для возобновления дружбы.
Из Реформ-клуба Финеас отправился в «Шекспир», клуб поменьше, куда входил Фицгиббон и мечтал войти сам Финеас. Он знал, что его друг проводит там время, когда желает отдохнуть и повеселиться. В клубе «Шекспир» любой мог делать что пожелает. Говорили, что там нет ни политики, ни моды, ни чопорности, ни правил; впрочем, это едва ли было правдой. Все называли друг друга по имени, и члены клуба могли курить в любой из комнат. Те, кто не состоял в «Шекспире», считали его раем на земле, те, кто состоял, называли его приятнейшим уголком ада. Швейцар сказал, что мистер Фицгиббон наверху. Финеаса провели в комнату для гостей, куда через пять минут спустился его друг.
– Идем со мной в Реформ-клуб, – сказал наш герой.
– Черт возьми, старина, у меня партия в вист в самом разгаре.
– Ко мне приходили из-за того векселя.
– Кто, Кларксон?
– Да, Кларксон.
– Не думай о нем, – заявил Фицгиббон.
– Вздор! Я не могу о нем не думать. Он вернется во вторник утром.
– Не принимай его.
– Как я могу его не принять?
– Скажи, чтобы его не пускали.
– Он назначил время. И сказал, что не оставит меня в покое. Он меня с ума сведет, если не уладить это дело.
– Все будет улажено, старина. Я займусь этим. Займусь и напишу тебе. А сейчас прости, меня ждут. Я все устрою.
Шагая домой, Финеас вновь от всего сердца пожалел, что ушел от мистера Лоу.
Глава 22
В доме леди Болдок
В середине марта леди Болдок приехала из Баддингема в Лондон. По словам Вайолет Эффингем, сделала она это вопреки собственным предпочтениям, в ответ на пожелания друзей и родственников: те, как намекала мисс Эффингем, единодушно мечтали, чтобы леди Болдок оставалась в Баддингем-парке, но имели неосторожность эти пожелания выразить. Посему указанная леди не замедлила подвергнуть себя большим неудобствам и в марте явилась в Лондон.
– Густавус сойдет с ума, – сказала Вайолет леди Лоре, имея в виду нынешнего лорда Болдока, которому леди Болдок, тетушка мисс Эффингем, приходилась матерью.
– Почему лорд Болдок не снимет собственный дом? – спросила леди Лора.
– Разве ты не знаешь, дорогая, как сильно у нас в Баддингеме любят деньги? Нам не по душе, когда нас раздражают и выводят из себя, но это все же лучше, чем содержать два дома.
Самой Вайолет преждевременный приезд леди Болдок повредил весьма: ей пришлось переехать с Гросвенор-плейс в дом тетушки на Беркли-сквер. «Ты так любишь жить в Лондоне, что мы с Августой решили не дожидаться Пасхи», – написала ей леди Болдок.
– Поеду теперь к ней. Я пока не решила, что делать дальше, – сказала Вайолет подруге.
– Выходи замуж за Освальда и станешь сама себе хозяйкой.
– Я намерена стать сама себе хозяйкой, не выходя за него, хотя пока не уверена, как лучше это устроить. Думаю обзавестись собственным домиком, и пусть весь свет говорит что хочет. Едва ли меня удастся признать сумасшедшей.
– Не удивлюсь, если люди попытаются, – сказала леди Лора.
– Это единственный способ мне помешать. Но пока я в раздумьях, так что буду послушной девочкой и поеду к тете.
Мисс Эффингем переехала на Беркли-сквер, и Финеаса Финна представили леди Болдок. Он часто бывал на Гросвенор-плейс и виделся с Вайолет. Мистер Кеннеди каждую неделю устраивал званые ужины, на которые приходили все, кому удавалось получить приглашение. Финеаса приглашали не раз. Несмотря на свои невзгоды, он нередко ужинал
