Под знаком незаконнорожденных - Владимир Владимирович Набоков
Приведем сказанное нашим Вождем: «Рабочие знают, что “свобода слова” в так называемых демократических странах – это пустой звук». В нашей стране не может быть никакого расхождения между реальностью и правами, предоставленными гражданам Падуковской Конституцией, поскольку у нас имеются достаточные запасы бумаги, множество отличных печатных станков, просторные и теплые общественные здания, а также великолепные аллеи и парки.
Мы открыты для вопросов и предложений. Фотографии и подробные буклеты высылаются бесплатно по запросу.
(Я сберегу этот листок, подумал Круг, я подвергну его какой-нибудь специальной обработке, которая позволит ему сохраниться в далеком будущем, к вечному удовольствию свободных юмористов. О да, я сберегу его.)
Что касается новостей, то их почти не было ни в «Эквилисте», ни в «Вечернем звоне», ни в других ежедневных газетах, контролируемых правительством. Передовицы, однако, били наповал:
Мы убеждены, что единственным подлинным Искусством является Искусство Дисциплины. Все остальные виды искусств в нашем Идеальном Граде – всего лишь покорные вариации высшего Трубного Зова. Мы любим организацию, к которой принадлежим, больше самих себя, а еще больше мы любим Правителя, который олицетворяет эту организацию с точки зрения нашей эпохи. Мы выступаем за идеальное сотрудничество, сочетающее и уравновешивающее тройственность начал государственного устройства: производительного, исполнительного и созерцательного. Мы за совершенную общность интересов среди граждан. Мы за мужественную гармонию между любящим и возлюбленным.
(Читая это, Круг испытал смутное «лакедемонское» ощущение: кнуты и розги; музыка; и странные ночные ужасы. Он немного знал автора статьи – гнусного старикашку, который под псевдонимом Панкрат Цикутин много лет тому назад редактировал погромистический журнал.)
И еще одна глубокомысленная статья – просто удивительно, до чего строгими сделались газеты.
Человек, никогда не состоявший в масонской ложе или в братстве, клубе, союзе и тому подобном, – ненормален и опасен. Конечно, некоторые объединения были вредны и ныне запрещены, но все же лучше состоять в политически незрелой организации, чем вообще не состоять ни в какой. В качестве примера, искренне восхищаться и следовать которому должен каждый гражданин, мы хотели бы упомянуть нашего соседа, который признается, что ничто на свете, даже самая захватывающая детективная история, даже пухлые прелести его молодой жены, даже мечты каждого молодого мужчины в один прекрасный день стать начальником не могут соперничать с еженедельным наслаждением от слияния со своими товарищами и пения хором в атмосфере доброго веселья и, позвольте добавить, доброго прибытка.
Много внимания в последнее время уделялось выборам в Совет старейшин. Список, включающий тридцать кандидатов и составленный специальной комиссией под председательством Падука, распространялся по всей стране; из тридцати человек избирателям предстояло выбрать одиннадцать. Та же комиссия назначила отряды сторонников («backergrupps»), то есть часть лиц из списка получила поддержку специальных агентов, называемых мегафонщиками; они пропагандировали общественные добродетели своих кандидатов на уличных перекрестках, создавая тем самым иллюзию напряженной предвыборной схватки. Вся эта затея была крайне запутанной, да и не имело ни малейшего значения, кто победит, кто проиграет, однако, несмотря на это, газеты дошли до состояния безумного возбуждения, ежедневно, а затем ежечасно в специальных выпусках сообщая результаты борьбы в том или ином округе. Интересной особенностью было то, что в самые напряженные моменты коллективы аграриев или рабочих, подобно насекомым, побуждаемым к совокуплению какими-то необычными атмосферными условиями, внезапно бросали вызов другим таким же коллективам, заявляя о своем желании сразиться с ними в «производственном соревновании» в честь выборов. Как следствие, конечным результатом этих выборов стали не какие-то значимые изменения в составе Совета, а небывалый, хотя и несколько изнурительный энтузиазм «взрывного роста» производства жатвенных машин, сливочных тянучек (в ярких обертках, с рисунками обнаженных девиц, намыливающих лопатки), kolbendeckelschrauben’ов [болт крепления толкателя поршня к головке поршня], nietwippen’ов [рычажные тележки], blechtafel’ов [тонкое листовое железо], krakhmalchik’ов [крахмальные воротнички для мужчин и мальчиков], glockenmetall [bronzo da campane][67], geschützbronze [bronzo da canoni][68], blasebalgen’ов [воздуходувные меха] и других полезных изделий.
Подробные отчеты о различных собраниях фабричных рабочих или коллективных огородников, придирчивые статьи, освещающие недочеты в области счетоводства, разоблачения, известия о деятельности бесчисленных профессиональных союзов и резкие акценты в напечатанных en escalier[69] стихах (что, между прочим, утраивало построчный гонорар), посвященных Падуку, полностью заменили уютные убийства, бракосочетания и боксерские поединки более счастливых и легкомысленных времен. Как если бы одну сторону земного шара разбил паралич, а другая продолжала улыбаться скептической – и слегка глуповатой – улыбкой.
14
Его никогда не занимали поиски Истинной Субстанции, Единого, Абсолюта, Бриллианта, подвешенного на рождественской елке вселенной. То, что конечный разум способен вглядываться в переливы невидимого сквозь тюремную решетку целых чисел, всегда казалось ему несколько комичным. И даже если бы Вещь можно было постичь, с какой стати он или кто-либо другой, если уж на то пошло, должен желать, чтобы феномен утратил свои локоны, свою маску, свое зеркало и стал лысым ноуменом?
С другой стороны, если (как полагают некоторые неоматематики из тех, кто помудрее) позволительно сказать, что физический мир состоит из измеряемых групп (клубков напряжений, закатных роев электрических мошек), движущихся подобно mouches volantes[70] на темном фоне, лежащем за рамками физики, то, конечно, смиренное ограничение своих интересов измерением измеримого отдает самой унизительной бесплодностью. Убирайтесь вы прочь, со своей линейкой и весами! Ибо без ваших правил, в незапланированном событии, отличном от пэпер-чэс науки, босоногая Материя все-таки догоняет Свет.
Затем мы представим себе призму или камеру, где радуги – это всего лишь октавы эфирных вибраций и где космогонисты с прозрачными головами непрерывно входят друг в друга и проходят сквозь вибрирующие пустоты друг друга, в то время как повсюду различные системы отчета пульсируют Фицджеральдовыми сокращениями. Затем хорошенько встряхнем телескопоидный калейдоскоп (ибо что такое ваш космос, как не прибор, содержащий кусочки цветного стекла, которые благодаря расположению зеркал принимают при вращении различные симметричные формы – заметьте: при вращении) и зашвырнем эту чортову штуку подальше.
Сколь многие из нас брались строить заново – или полагали, что строят заново! Потом они обозрели свои построения. И глядите-ка: Гераклит Плакучая Ива серебрился у двери, а Парменид Дымный валил из трубы, и Пифагор (уже внутри) рисовал тени оконных рам на сверкающем вощеном полу, где резвились мухи (я сажжусь, а ты пролетаешь мимо; потом я вззлетаю, а ты садишься; потом вздрог-дрог-дрог; потом мы вместе вззлетаем).
Долгие летние дни. Ольга играет на рояле. Музыка, порядок.
Неудача Круга, думал Круг, заключается в том, что лето за летом и с небывалым успехом он очень тонко препарировал
