Падение Эбнера Джойса - Генри Фуллер

— Конечно, — говорила она, качая головой с милой, наигранной меланхолией, — я слишком понадеялась на себя. Я не понимала, что мои слабые руки не в силах распутать нити человеческих судеб.

Юдокси беседовала с литератором и потому добросовестно украшала свою речь литературными выражениями. Пусть она год ждала такой минуты, но выражения звучали прекрасно: время не отняло у них красоту.

— Да, еще совсем недавно я посвящала всю себя Высшим Стремлениям; но теперь мой муж расширяет свои дела и нуждается в моей заботе. Мой долг идти рядом с ним и находить удовлетворение в скромных обязанностях жены.

Она опустила голову, с видимым удовольствием и гордостью мирясь с поражением.

Да, Эбнер разрушил храм; колонны пали, одна за другой. Но Самсон разделил судьбу своих жертв: он лежал среди груды обломков, раздавленный, но вполне довольный собой. Он был ослеплен своим блестящим успехом, своей близостью к преуспевающим. Великолепие и роскошь плутократов околдовали его, и он со сладостным трепетом видел себя за столом, среди богатых, он был с ними именно потому, что они были богаты, влиятельны и преуспевали в мире. Да, Эбнер пошел на компромисс с обществом. Он принял чужую веру. Дети Мамоны приняли его. Эбнер, могучий талант, стал теперь похож на всех остальных. Перед ним разверзлась бездна — он пал.

Маленький О’Грейди против «Грандстоуна»

Перевод А. Горского

Миссис Палмер Пенс состояла акционером многих банков: двадцать акций одного, пятьдесят — другого, сто — третьего... Но все же она была только рядовым акционером, тогда как ее обуревало желание стать одним из директоров; какое удовлетворение доставила бы ей возможность участвовать в руководстве каким-нибудь из этих солидных учреждений! Она обладала и умом, и силой воли, и честолюбием, но все же оставалась женщиной, и собратья-акционеры не могли пойти навстречу ее заветному желанию и отрешиться от предрассудка, который лишал женщину права занимать такой влиятельный и почетный пост и сохранял эту возмутительную привилегию за мужским полом.

— Ужасная несправедливость! — негодовала она.

Среди прочих ценных бумаг миссис Пенс обладала сорока пятью акциями Грайндстоунского национального банка. Это был ее любимый банк. Чеками на «Грайндстоун» она расплачивалась и в больших магазинах, расположенных на Брод-стрит, и с алчными торгашами, избравшими для своих бойких операций по продаже «Robes et Manteaux»[27] другую часть города. Банк находился недалеко от торгового центра, и кассир «Грайндстоуна» прямо-таки млел от почтительности, когда вплывала Юдокси Пенс, пышная и величественная, и обращалась к нему с просьбой разменять стодолларовую бумажку.

Последний раз это произошло в разгар предрождественской суеты. Юдокси только что собиралась отойти от окошка предупредительного кассира, когда дверь в соседнюю комнату распахнулась, и миссис Пенс увидела за длинным, массивным столом группу пожилых мужчин. На столе, среди вороха бумаг, бросались в глаза листы светло-коричневого цвета. Юдокси догадалась, что в комнате происходит заседание директоров. Неудовлетворенное желание с новой силой захватило ее, и печаль омрачила полное, красивое лицо миссис Пенс, — то лицо, которое недавно, когда Юдокси соблаговолила посетить бал студентов-художников, произвело на Маленького О’Грейди столь сильное впечатление, что его длинные пальцы невольно напряглись от желания немедленно вцепиться в глину, а взгляд неотступно преследовал миссис Пенс по всему залу.

«Что там другие банки, — со вздохом подумала Юдокси, — вот здесь бы стать членом правления...»

Дверь тотчас же захлопнулась, однако миссис Пенс все же успела оценить обстановку. Перед почтенным, хотя и немногочисленным собранием держал речь (иных слов не подберешь) невысокий большеголовый человечек. Стоя у камина и потряхивая пышными рыжими волосами, он насмешливо и самоуверенно посматривал на слушателей узенькими серо-зелеными глазками и размахивал перед их недовольными лицами длинными, гибкими руками. Да, лица присутствующих выражали недовольство. «Кто ты такой, чтобы отнимать у нас время?» — написано было на одном. «Чего ты хочешь, непрошеным гостем врываясь сюда?» — читалось на другом. «Зачем ты осложняешь и без того слишком сложный для нас вопрос?» — будто возмущалось третье.

То было минутное видение, но Юдокси Пенс с прозорливостью ясновидицы поняла, что происходит там, за этой обшарпанной дверью из черного орехового дерева и матового стекла. Она ясно представила себе всю растерянность и беспомощность директоров, поставленных в тупик какой-то новой для них проблемой, всю беззащитность их перед натиском со стороны какого-то ничтожества. Это ей стало ясно, как божий день, когда она заметила, с каким видом Джеремия Макналти, мигая выцветшими глазами и почесывая сизый старческий подбородок, положил на стол лист бумаги светло-коричневого цвета.

— Я нужна им! — пробормотала Юдокси Пенс. — Они наверняка встретят меня с распростертыми объятиями. Без меня они непременно сделают какую-нибудь глупость!

Миссис Пенс ни минуты не сомневалась, что может оказать на деятельность банка самое благотворное влияние. «Разве не успешно веду я собственные финансовые дела?» — тешила себя Юдокси мыслью; и в самом деле состояние ее финансов не внушало никаких тревог. Многоопытный супруг Юдокси, поглощенный гораздо более важными заботами, редко вмешивался в дела жены, а если и вмешивался, то она никогда ничего не замечала. Время от времени муж откладывал свои занятия в сторону (на деньги, собранные у доверчивых людей якобы для создания каких-то трестов, он занимался крупными биржевыми спекуляциями) и подправлял дела жены или придавал им более выгодный курс. Но, в общем, Юдокси была предоставлена возможность самой ковать свое собственное материальное благополучие и считать, что ей ведомы почти все тонкости финансовых операций.

Грайндстоунский национальный банк, после десяти лет процветания в каком-то жалком арендуемом помещении, решил построить собственное здание и предстать перед миром во всем блеске. Настало время, когда такое почтенное заведение уже не могло ютиться в нескольких комнатушках большого дома по соседству со всякими фирмами и компаниями. Престиж «Грайндстоуна» не мог не страдать от того, что банк имел общий вход с пароходной компанией и фирмой по страхованию от огня, что, над ним, на верхних этажах, разместилась целая банда мелких ростовщиков с сомнительной репутацией, что под ним, в нижнем этаже, обосновались салоны по чистке обуви, а весь дом, как днище морского судна облеплено ракушками, был облеплен ларьками, где продавались земляные орехи и бананы. Обстановка решительно требовала перемен.

— Пора кончать с этим, — провозгласил Эндрю Хилл, решительно вскинув эспаньолку и звонко щелкнув вставной челюстью. — Мы должны блеснуть, нам нужна реклама.

Хилл был президентом «Грайндстоуна» и его крупнейшим акционером. Ему внимали мистер Макналти, мистер Розенберг, мистер Гиббонс, мистер Холбрук и остальные директора, и в конце концов все, за исключением мистера