К востоку от Эдема - Джон Эрнст Стейнбек
– Кэл и сейчас знает, – задумчиво проговорил Адам. – Интересно, почему она именно на Арона записала?
– Бог ее ведает. Ну, что решил?
– Ничего не решил. Поступлю, как ты говоришь. Ты побудешь со мной?
– Побуду, побуду.
– Ли, – позвал Адам, – скажи Арону, чтобы спустился. Он ведь пришел домой?
Ли появился в дверях. Его тяжелые веки на миг прикрылись, потом поднялись.
– Еще не пришел. Может, он в колледж уехал.
– Нет, он бы мне сказал. Понимаешь, Гораций, мы на праздник шампанского хватили. А Кэл где?
– У себя, – ответил Ли.
– Позови его. Пусть придет. Он наверняка знает.
Плечи у Кэла были опущены и выдавали усталость, но лицо, хоть и осунулось, было непроницаемое и настороженное, и вообще он смотрел вызывающе.
– Где брат, не знаешь? – спросил Адам.
– Не знаю.
– Ты что, совсем его не видел?
– Совсем.
– Два дня дома не ночует. Куда же он подевался?
– Откуда я знаю? – сказал Кэл. – Я не сторож ему.
Адам вздрогнул, совсем незаметно, и опустил голову. В самой глубине его глаз вспыхнул на миг и погас ослепительно-яркий голубой огонь.
– Может, он на самом деле в колледж уехал, – хрипло выдавил он. Губы у него отяжелели, и речь стала похожа на бормотанье спящего. – Как ты думаешь, в колледж уехал?
Шериф Куин поднялся с кресла:
– Ладно, мне не к спеху. А ты ложись отдохни. Тебе надо в себя прийти.
Адам поднял голову:
– Да-да, лягу. Спасибо тебе, Джордж. Большое тебе спасибо.
– Джордж? Почему Джордж?
– Большое тебе спасибо, – повторил Адам.
Шериф ушел, Кэл поднялся к себе, а Адам откинулся в кресле и сразу же уснул. Рот у него открылся, он захрапел.
Ли немного постоял подле него и пошел в кухню. Там он приподнял хлебницу и достал из-под нее небольшой переплетенный в кожу томик с полустершимся золотым тиснением – «Размышления Марка Аврелия» в английском переводе. Он протер очки кухонным полотенцем и начал листать книгу. Потом заулыбался, найдя то, что искал.
Читал он медленно, шевеля губами.
Ничто не постоянно. Приходит и уходит и тот, кто помнит, и то, что помнится.
Наблюдение показывает, что все происходит из перемен. Размышление подсказывает: ничто так не угодно природе мира, как изменять вещи и создавать новые, на них похожие. Все сущее есть семя, из какового произрастает будущее.
Несколькими строчками ниже он прочитал:
Ты скоро умрешь, но подступающее небытие не облегчает твой удел и не освобождает от треволнений; ты все еще подвержен внешним опасностям и не можешь быть равно добрым к каждому. Еще не срок ограничить мудрость единственно справедливыми поступками.
Ли поднял голову от книги и ответил писателю, как будто тот был его дальним предком:
– Это верно, хотя и трудно принять, прости. Но не забудь, что ты сам же говорил: «Выбирай прямую дорогу, ибо прямая дорога – в природе вещей». Помнишь? – Он положил книгу, страницы перевернулись, и открылся форзац, на котором плотницким карандашом было размашисто написано: «Сэм Гамильтон».
Ли ни с того ни с сего повеселел. Интересно, Сэм хватился книги или нет, догадался, кто ее украл? Он счел тогда, что самый верный и самый простой способ раздобыть книгу – украсть ее. С тех пор он ни разу не пожалел об этом. Ли любовно погладил гладкую кожу переплета, потом положил томик под хлебницу. «Ну конечно, он понял, кто взял книгу, – сказал он вслух. – Кому еще взбрело бы в голову красть Марка Аврелия?» Ли пошел в гостиную и подвинул кресло поближе к спящему Адаму.
2
Кэл сидел за столом, подпирая раскалывающуюся голову ладонями и надавливая пальцами на виски. В животе у него бурчало, в ноздри изо рта бил перегар, он словно был окутан перегаром, каждая пора его кожи и каждая складка одежды, казалось, пропитаны им.
Кэл до этого не пил – не было ни потребности, ни повода. Поход в бордель не облегчил боль обиды, и месть не принесла торжества. Рваными, клочковатыми облаками проносились в воспаленном мозгу звуки, образы, ощущения. Происшедшее никак не отделялось от воображаемого. Он помнил, что, когда они с братом вышли из заведения, он дотронулся до его рукава, и тот резким ударом свалил его на землю – точно хлыстом стеганул. Арон постоял над ним, потом вдруг круто повернулся и побежал в темноту, всхлипывая, как испуганный, исстрадавшийся ребенок. Кэл и сейчас различал сквозь топот тот хриплый, надрывный плач. Он лежал, не двигаясь, где упал, – под развесистой бирючиной в палисаднике, и до него доносилось пыхтение и шипение паровозов у поворотного круга и лязг составляемых товарных вагонов. Он закрыл глаза, но услышал легкие шаги, почувствовал, что кто-то подошел и нагнулся над ним. Он глянул, и ему показалось, что это Кейт. Фигура неслышно отошла.
Немного погодя Кэл встал, стряхнул с себя пыль и пошел к Главной улице, удивляясь, что почти ничего не чувствует. Он шел и напевал под нос: «Чудесно роза расцвела в ничейной полосе».
В пятницу Кэл весь день не находил себе места, а вечером Джо Лагуна принес ему литровую бутылку виски. Самому Кэлу по возрасту спиртное не отпускали. Джо очень хотелось присоединиться к Кэлу, но в конце концов он довольствовался полученным от того долларом и тут же отправился купить себе пол-литра граппы.
