Орландо - Вирджиния Вулф
Как-то раз он с огромным трудом дописывал пару строк к поэме «Дуб», и вдруг краем глаза заметил какую-то тень. Вскоре он понял, что это не тень, а очень высокая женщина в шапочке для верховой езды и в накидке, идущая через прямоугольный двор, куда выходят окна его покоев. Поскольку двор был внутренний, Орландо удивился, как ей удалось туда проникнуть. Видение повторилось три дня спустя, потом в полдень среды. На сей раз Орландо решил последовать за ней, и незнакомка явно не боялась, что ее обнаружат, поскольку замедлила шаг и посмотрела хозяину прямо в лицо. Любая другая женщина, застигнутая врасплох на частной территории, растерялась бы, любая другая женщина с подобной внешностью и головным убором закрыла бы лицо мантильей. Любая, но только не эта. Ибо незваная гостья весьма напоминала зайца – испуганного, упрямого, зайца, чью робость подавила безмерная и глупая дерзость, зайца, что сидит прямо и сердито смотрит на своего преследователя огромными выпученными глазами, навострив дрожащие уши и нюхая воздух подрагивающим носом. Впрочем, эта зайка была футов шести ростом и вдобавок надела головной убор, делавший ее еще выше. Столкнувшись с Орландо, она уставилась на него взглядом, в котором сочетались испуг и дерзость.
Для начала она попросила, сделав неуклюжий реверанс, простить ее за вторжение. Потом, вновь поднявшись в полный рост, который составил около шести футов и двух дюймов, продолжила говорить – но с такими ужимками, заливаясь таким нервным смехом, что Орландо задумался, не сбежала ли она из сумасшедшего дома – и представилась эрцгерцогиней Харриет Гризельдой из Финстер-Орхорна и Сканд-оп-Бума что в Румынии. Якобы больше всего на свете ей хотелось с ним познакомиться. Она квартирует над булочной в Парк-Гейтс. Увидев портрет Орландо, она поняла, что он как две капли воды похож – тут незваная гостья расхохоталась – на ее давно покойную сестру. Сама она гостит при дворе, королева приходится ей кузиной. Король – отличный парень, но редко ложится спать трезвым. Здесь она вновь захихикала. Короче говоря, Орландо пришлось впустить ее в дом и угостить бокалом вина.
Внутри ее повадки обрели надлежащую румынской эрцгерцогине надменность, и, если бы она не продемонстрировала редкое для женщины знание вин и не сделала пару замечаний об огнестрельном оружии и спортивных обычаях своей страны, беседа вышла бы прескучная. Наконец, вскочив на ноги, она объявила, что вернется завтра же, скрючилась в чудовищном реверансе и ушла. Назавтра Орландо поехал кататься верхом. На следующий день он проигнорировал гостью, на третий задернул штору. На четвертый день пошел дождь, и он не смог оставить леди в сырости, да и вообще заскучал, поэтому пригласил в дом и поинтересовался ее мнением о доспехах своего предка – изготовил ли их мастер Джакоби или Топ. Орландо склонялся к Топу, она придерживалась другого мнения – неважно, какого именно. Для нашего повествования важнее другое: в ходе спора, коснувшегося выделки ремней для поножей, эрцгерцогиня Гарриет взяла золоченый щиток и примерила на ногу Орландо.
О том, что Орландо обладал парой самых стройных ног во всем королевском дворе, говорилось выше.
То ли она слишком нежно застегивала пряжку, то виновата ее покорная поза, то ли длительное уединение Орландо, то ли взаимное притяжение полов, то ли бургундское, то ли пылающий камин – любая из указанных причин годится, ведь всегда есть кого винить, что прекрасно воспитанный вельможа вроде Орландо, развлекая в своем особняке даму, которая намного его старше, даму с вытянутым как у лошади лицом и выпученными глазами, одетую весьма нелепо в мантилью и дорожный плащ, хотя время года и теплое, – всегда найдется, кого винить в том, что подобный вельможа теряет голову от страсти настолько внезапно, что вынужден выбежать вон из комнаты.
Вполне может возникнуть вопрос, что за страсть им овладела? И ответ столь же двуличен, как сама Любовь. Ибо Любовь… Впрочем, давайте на минутку оставим Любовь в покое и посмотрим, что случилось дальше.
Когда эрцгерцогиня Харриет Гризельда наклонилась, чтобы застегнуть пряжку, Орландо совершенно внезапно, ни с того ни с сего заслышал биение крыльев Любви. Отдаленный шелест мягкого оперенья пробудил в нем тысячи воспоминаний о бушующих потоках воды, о прелести снега и вероломстве во время наводнения; звук приближался, юноша покраснел и задрожал, разволновался, хотя и не думал уже, что на это способен, едва не протянул руки и не позволил прекрасной птице опуститься ему на плечи, когда – о ужас! – раздался скрипучий звук, который издают вороны, рассаживаясь на деревьях, и воздух потемнел от черных крыл, зазвенел от надсадного карканья, полетела труха, сучья и перья, и на плечи ему спикировала самая тяжелая и мерзкая из всех птиц – стервятник. И тогда Орландо выбежал из комнаты и послал лакея проводить эрцгерцогиню до кареты.
Ибо у Любви, к которой мы теперь можем вернуться, два лика – белый и черный, два тела – гладкое и мохнатое. У нее две руки, две ноги, два хвоста – по два экземпляра всего, что полагается, и каждый – полная противоположность другого. Тем не менее они так ладно пригнаны, что разделить их невозможно. В данном случае любовь Орландо начала свой полет, обратив к нему белый лик, выставив вперед гладкое и прелестное тело. Все ближе и ближе она подлетала, источая чистое наслаждение. Внезапно (вероятно, при виде эрцгерцогини) она перевернулась, явив другой лик и черное, лохматое, звероподобное тело, и на плечи ему грузно плюхнулась стервятница Похоть, а вовсе не райская птица Любовь. Потому-то он и сбежал, потому-то и крикнул лакея.
Увы, прогнать гарпию далеко не просто. Эрцгерцогиня так и осталась квартировать у пекаря, вдобавок Орландо преследовали день и ночь видения самого гнусного вида. Похоже, напрасно он обставлял свой дом серебром и развешивал по стенам гобелены, ведь в любой момент на стол к нему могла усесться перепачканная пометом птица. Вот она – тяжело хлопает крылами, снуя между креслами, вперевалку расхаживает по галереям. Вот взгромоздилась на каминную решетку. Стоило ее прогнать, как она возвращалась и стучала клювом в стекло, пока не разобьет.
Осознав, что дом больше непригоден для житья и конец этому следует положить немедленно, он поступил, как сделал бы на его месте
