Финеас Финн - Энтони Троллоп
Вечером перед тем, как уехать с мистером Монком в Лимерик, Финеасу удалось побыть наедине с Мэри несколько минут. Очень возможно, что в этом ему помогла Барбара, которая не была вполне честна со своей подругой; сестры в таких обстоятельствах иногда бывают очень вероломны. Тем не менее сама девушка – и в этом я уверен – была совершенно лишена притворства.
– Мэри, – неожиданно обратился к ней Финеас, – мне кажется, ты намеренно избегаешь меня с тех пор, как я вернулся домой. – Она улыбнулась, покраснела, но, замявшись, так и не произнесла ни слова. – Есть ли какая-то причина?
– Я никакой причины не знаю, – ответила она.
– Раньше мы были добрыми друзьями.
– До того, как ты стал большим человеком, Финеас. Теперь все должно быть иначе. Ты знаешь столько людей, и самых разных притом, что, разумеется, я среди них теряюсь.
– Ты, верно, смеешься надо мной, говоря такие вещи.
– Нет-нет, ничего подобного!
– Ничью дружбу во всем мире я не ценю больше, чем твою, – сказал он, немного помолчав. – Я часто думаю об этом, Мэри. Обещай: когда я вернусь из Дублина, между нами все будет как прежде. – Он протянул ей руку, и она не смогла не вложить в нее свою ладошку. – Конечно, людям не запретишь болтать вздор, но я не хочу, чтобы его повторяла ты.
– Я не собиралась болтать вздор, Финеас!
Тут к ним кто-то подошел, и разговор на этом завершился, но голос его по-прежнему звучал у нее в ушах, и Мэри не могла забыть, как он уверял, что ее дружба ему дороже всех прочих.
Финеас отправился с мистером Монком сначала в Лимерик, а затем в Дублин. В обоих местах на него смотрели как на героя, лишь немногим ниже его великого товарища. Разговор в основном шел о правах арендаторов: можно ли сделать так, чтобы капиталовложения в ирландскую землю стали прибыльными? Здесь имелись и плодородные почвы, и железные дороги вкупе с другими внешними условиями, и рабочей силы в изобилии – словом, сама вероятность прибыли не вызывала сомнений. Единственная проблема заключалась в том, что у людей, которым полагалось эту прибыль произвести, не было никаких гарантий, что она останется в их распоряжении. В Англии и других странах такие гарантии существовали. Можно ли внедрить их в Ирландии? Мистер Монк занимался этим вопросом, и в различных речах, произносимых до и после ужинов в его честь, обещал не забывать о нем, когда соберется парламент. Разумеется, Финеас также не преминул взять слово: невозможно было оставаться в стороне, когда рядом блистает красноречием друг и наставник. Наш герой сказал немало и также дал ряд обещаний. Стоя на трибуне перед внимавшей ему толпой, он живо вспомнил радости дискуссионного клуба и отбросил всякую сдержанность. В палате общин нынче он был так стеснен, так ограничен необходимостью вести себя сообразно должности, что не получал никакого удовольствия. С начала своей карьеры он настолько покорился принятым правилам, что совершенно упустил возможность упражняться в красноречии свободно и безоглядно, о которой столько говорил ему мистер Монк. Он завидовал коллегам в дальнем конце зала, которые, поддерживая правительство в основных вопросах, могли тем не менее выступать в любой момент, когда в палате общин собиралась достаточная аудитория, и говорить едва ли не все, что им заблагорассудится. Взять, к примеру, мистера Робсона – тот буквально высказывал первое, что приходило ему в голову, и слова его зачастую шокировали, ибо бывали весьма резки или недостаточно серьезны для палаты общин. Тем не менее ему внимали и речи его ценили. Но мистер Робсон женился на женщине с состоянием. Почему – о, почему! – Вайолет Эффингем не была к нашему герою благосклоннее? Он, верно, и сейчас мог жениться на даме с деньгами, но не мог заставить себя вступить в брак без любви.
Результатом дублинского собрания стало то, что Финеас твердо обещал поддержать во время следующей парламентской сессии законопроект, призванный защитить права арендаторов.
– Мне жаль, что вы зашли так далеко, – сказал ему мистер Монк почти сразу после окончания собрания. Они стояли на пирсе в Кингстауне, откуда старший товарищ Финеаса готовился вернуться в Англию.
– Но отчего бы мне не зайти так же далеко, как вы?
– Оттого, что для меня это шаг обдуманный, а для вас, сколько я могу судить, нет. Я готов подать в отставку завтра же – и предложу это мистеру Грешему сразу, как только увижусь с ним и объясню, что сделал.
– Он не примет вашей отставки.
– Ему придется, если только он не готов поручить статс-секретарю по делам Ирландии внести в парламент законопроект, который я смогу поддержать.
– Я буду точно в таком же положении.
– Но вам не стоит в нем оказываться, и этого вовсе не требуется. Я рекомендовал бы не заикаться ни о чем до возвращения в Лондон, а затем перекинуться словом с лордом Кантрипом. Скажите ему, что не станете высказываться в палате общин, но в случае голосования надеетесь, что вам позволят голосовать по своему усмотрению. Быть может, Грешем со мной согласится, и тогда все будет в порядке. Если же нет и если они поставят вас перед выбором, вам тоже придется уйти.
– Разумеется, я так и сделаю, – сказал Финеас.
– Но я сомневаюсь, что они будут настолько принципиальны. Вы слишком полезны, и они не захотят ослаблять правительство сменой команды. Прощайте, дорогой друг, и запомните мой последний совет: не покидайте корабля. Я совершенно убежден: ваша карьера вам подходит. Что до меня, я вступил на этот путь слишком поздно.
Финеас, возвращаясь в одиночестве в Киллало, был не в слишком веселом расположении духа. Мистер Монк велел ему не покидать корабля, и наш герой прекрасно знал, как этот корабль ценен, но есть обстоятельства, при которых человеку оставаться на борту невозможно, по крайней мере если под кораблем подразумевается британское правительство. Финеас знал, что его нравственный долг –
