Финеас Финн - Энтони Троллоп
Не имея иного выбора, леди Гленкора вскоре последовала этому совету.
Глава 62
Письмо, отправленное в Брайтон
Понедельник наступил, а мадам Гослер все еще не ответила герцогу Омнийскому. Если бы леди Гленкора не пришла к ней в воскресенье, письмо, полагаю, было бы отправлено в тот же день, но каким бы ни было воздействие этого визита, он в достаточной степени нарушил планы мадам Гослер, не дав ей взять в руки перо. У нее была еще одна ночь на размышления, чтобы отправить ответ в понедельник утром.
Простившись с мадам Гослер, леди Гленкора сразу же отправилась к герцогу. Так было заведено – она навещала дядюшку мужа по воскресеньям, нередко как раз в этот час, перед тем как он поднимался наверх, чтобы переодеться к ужину. Обычно она брала с собой сына, но в этот раз отправилась одна. Леди Гленкора попробовала справиться с мадам Гослер и потерпела неудачу. Теперь нужно было попытаться повлиять на герцога. Однако тот, быть может, предвидел нападение и вовремя бежал.
– Где его светлость, Баркер? – спросила леди Гленкора у швейцара.
– Мы не знаем, миледи. Его светлость уехал вчера вечером и взял с собой только Лапуля.
Лапуль был французским камердинером. Леди Гленкоре не оставалось ничего, кроме как вернуться домой, ломая голову, каким образом надавить на дядюшку мужа, чтобы предотвратить этот брак – даже после объявления помолвки, если, конечно, таковая состоится. Она полагала, что в арсенале у нее найдутся средства, способные заставить одержимого гордостью, слабохарактерного старика изменить решение. Если не поможет ничего, то оставался еще шанс привлечь к делу кого-нибудь из представителей королевской семьи. Кроме того, сказать свое слово должна и вся знатная, титулованная родня. Без сомнения, герцог мог настоять на своем и жениться на ком угодно, если пожелает этого достаточно сильно. Но для того, чтобы противостоять совокупному давлению всех близких, использующих любые доступные им средства, требуется воля чрезвычайно сильная.
Леди Гленкора когда-то оказалась в подобном положении сама и, попытавшись бороться, была повержена. Она была юна и хотела поступить неблагоразумно, но пересилить близких не сумела. Ее усмирили, поставили на место и принудили идти по предписанному пути. Теперь, глядя на дерзкое личико своего маленького сына, она готова была уже согласиться, что близкие были правы, а предписанный путь и есть лучший из возможных. Но если уж она не могла распоряжаться собой в молодости, то и герцогу в старости это ни к чему. Вольно мужчинам, да и женщинам хвалиться: они-де вправе поступать с собой и своим имуществом, как пожелают. В иных обстоятельствах есть риск нанести вред столь многим, что вмешательство извне совершенно необходимо. Каким суровым оно бывает, леди Гленкора знала не понаслышке, но, признав со временем, что такие меры могут быть обоснованны, теперь готова была применять их сама, не стесняясь в средствах. Мадам Гослер могла сколько угодно смеяться и фыркать, слушая о тревогах леди Гленкоры, но та знала: если черноволосого, смуглого младенца и правда явят миру как нового лорда Силвербриджа, ее собственный душевный покой будет утрачен навсегда. В юности у нее было одно желание – и оно так и не сбылось. Она долго страдала, а затем смирилась и обрела новые надежды. Если и они пойдут прахом, мир для нее не будет стоить и понюшки табаку. Герцог сбежал, и сегодня она не могла сделать ничего, но завтра наступление будет развернуто по всем фронтам.
И ведь она сама сотворила нынешнюю беду собственными руками! Она пригласила эту женщину в Матчинг! О небеса! Как мог герцог оказаться настолько глуп! Вдова еврейского банкира! Чтобы герцог Омнийский вознамерился погубить свою честь, свой покой, шанс достойно прожить остаток жизни – быть может, по сути не слишком примечательной, но, несомненно, во всем подобавшей человеку благородного происхождения и оттого всеми превозносимой! И все это ради тощей, чернявой, смуглой женщины с ее кудрями, и дьявольскими глазами, и усиками на верхней губе – еврейки, – существа, чьи привычки и образ мыслей неведомы никому. Быть может, она пьет. Или – кто знает! – на самом деле она мошенница, аферистка, которая, не имея на свете ни единого родственника, хитростью и настойчивостью пробилась в высшее общество! А теперь эта женщина заполучила достаточно влияния, чтобы претендовать на место в семье герцога Омнийского, запятнать своим присутствием герб и, что хуже всего, стать, возможно, матерью будущих герцогов!
…Разгневанная леди Гленкора была к мадам Гослер очень несправедлива, видя все ее поступки в дурном свете, обвиняя в наихудших грехах и отрицая ее обаяние и красоту. Увлекись герцог какой-нибудь светловолосой, белокожей девицей с серыми глазами и гладкими волосами, происходившей из хорошей семьи, леди Гленкоре – как считала она сама – было бы куда легче его простить. Что ж, возможно, мадам Гослер и удастся заполучить герцогскую корону, но, попытавшись ее надеть, она обнаружит, что внутри острые шипы. Ни одна приличная дама в Лондоне с ней не заговорит – как и ни один мужчина, с которым пожелала бы водить знакомство герцогиня Омнийская. Мужа ее сочтут старым дураком, а ее саму – ловкой авантюристкой. И будет крайне удивительно, если новоиспеченные супруги не разъедутся, не пройдет и года! Повторюсь: в своем гневе леди Гленкора была весьма несправедлива.
Герцог, покидая дом и держа в секрете свое место назначения, все-таки сообщил адрес одному человеку – той, которая стала его луной в небе. Записку доставили мадам Гослер поздно вечером в воскресенье: «Жду вашего ответа в понедельник. Я буду в Брайтоне. Отправьте письмо частным курьером в гостиницу «Бедфорд». Мне едва ли нужно говорить вам, с каким нетерпением, надеждой и страхом я буду его предвкушать. – О.».
Несчастный старик! Слишком рано он пресытился мирскими удовольствиями, и теперь мало что могло его развлечь. В конце концов он остановил свой взгляд на луне в небе и, устав от земных радостей, всей душой возжелал ее. Бедняга! Заполучи он вожделенное – какой прок был бы в том для него? Мадам Гослер долго сидела с запиской в руках, думая о великой страсти герцога. «А через месяц новая игрушка ему надоест», – сказала она себе. Но у нее было время до следующего утра, и она не собиралась принимать решение вечером. Пусть еще на одну ночь корона герцогини останется в пределах досягаемости. Ночь прошла, и мадам Гослер проснулась утром вся во власти сомнений, однако к моменту, когда она спустилась к завтраку, сомнения исчезли. Настало время решать, и она сделала это, пока горничная расчесывала ей волосы.
– Ах, что за жизнь, должно
