Саттри - Кормак Маккарти
Мне пора идти, детка.
Что ж.
Ты вот в этой лохани моешься?
Да. Какая уж есть.
Я там разделась и письку себе мыла, а тут какой-то черномазый заходит. Старик. Чуть в обморок не упал.
Великолепно, произнес Саттри. Что сказал?
Ну, на нем была такая чокнутая шляпа, и он ее снял и давай кланяться и пятиться в дверь, а сам все твердил: Извинить, мэм, извинить, мэм.
Боже ему помоги. Он станет чуднее некуда.
Она откинула волосы ему со лба. Когда я тебя увижу?
Не знаю.
Что ты сегодня вечером делаешь?
Ничего. Ты на свидание набиваешься?
А ты против?
Нет.
Можно мне с тобой увидеться вечером?
Должно быть где-нибудь подешевле.
У меня есть какие-то деньги. Детка, не надо. Мне правда пора. Детка.
Она ушла в середине дня. Он лежал в постели опустошенным порфироносцем. Ему было очень хорошо.
Белесое солнце середины зимы висело низко и продолговато под подветренными рыбовидными тучами. Солнце жаркощекое и приземистое в сочащихся лавандовых сумерках. Вдоль по этой узкой улочке, где зеленым тлеет китайская вывеска. Она ждет, задвинувшись в буфет одной из высоких кабинок. Дружелюбная азиатка, чтоб пожелать доброго вечера. Саттри увидел, как она улыбается из дальнего угла.
Нет. С юной дамой вон там.
Официантка улыбнулась.
Привет, детка.
Привет.
Он скользнул на сиденье напротив, но она взяла его за руку. Садись лучше ко мне.
Он снова встал. Пересядь сюда, сказал он. Чтоб мы не стукались локтями.
Ты левша.
Да.
Она протерлась мимо него. Мило, сказала она.
На ней было бледно-желтое вязаное платье, облегавшее ее повсюду, и смотрелась она очень хорошо. Посидели и посмотрели друг на дружку, и она подалась к нему и поцеловала.
Ты уже сколько тут? спросил он.
Не знаю. Полчасика.
Я не знал, что так опаздываю.
Мне все равно. Я не против тебя ждать, если ты придешь.
Намокла?
Нет. Я взяла такси. Снаружи еще льет?
Нет. Что будем есть?
Хочешь, чтоб я предложила? Она улыбалась ему и взяла его обеими руками за локоть.
Нет, сказал он.
Вместе посидели в кабинке, проглядывая меню размерами с газету.
Креветки-бабочки неплохо.
Тогда заказывай за обоих.
Ладно. Как насчет общей тарелки.
Это хорошо. А там будет кисло-сладкая свинина?
Да. И давай возьмем яичный рулет.
С острой горчицей.
Тебе нравится острая?
Да. А тебе?
Обожаю. У них тут такая, что синусы напрочь отобьет.
Ништяк.
В ресторанчике больше никого не было. За окном стемнело, и она держала его за руку, и они прихлебывали чай и ждали, когда принесут еду.
Пошли в кино. Он улыбался от пробужденных воспоминаний. Сидеть одеревенело и испуганно рядом с какой-нибудь девчоночкой, стараясь собраться с духом и взять ее за руку.
Вдвоем они нашептывали на ухо друг дружке скабрезности про актеров, стремясь поподробней описать самые несусветные извращения. Выпили кофе в кофейне «Фэррагут», и прошли по улицам под мелким дождиком и пригашенными огнями, и заглядывали в магазинные витрины, закутавшись и нахохлившись, сбиваясь друг к дружке поближе, и запах ее славных духов и волос ее. И она, не прекращая улыбаться, как счастливая кошечка, весь вечер напролет держала его под руку по всей Веселой улице к ее гостинице, и сквозь запотевшие стеклянные двери в вестибюль, старый кафель и растения в кадушках, и надраенная латунь. Она прошагала к стойке и получила ключ, и вернулась, и взяла его под руку, и они пошли к лифту с маленьким загорелым коридорным, который читал газету за столиком в вестибюле.
Старый латунный трельяж двери щелкнул, закрываясь, и они принялись подниматься. Тусклый гул механизмов, кабели, скользившие в отвесном кирпичном колодце.
Тебе этой белой киски перепадает, Джеймз? спросила она.
Джеймз покачал головой, мол, не перепадает.
Она держала Саттри под руку. Вышли на пятом этаже и двинулись по длинному коридору, черный резиновый ковер. Мимо одной двери за другой, все одинаковы, с металлическими номерами, прибитыми к ним гвоздиками, или отсутствующими, или покосившимися. Она вставила ключ в свою дверь и открыла ее, и протянула ему руку, чтобы входил.
Сперва ты, сказал он.
Вошел за нею следом, и она захлопнула дверь, и сняла пальто, и повесила его на дверь изнутри, и повернулась к нему, и взялась расстегивать на нем бушлат. В номере было чисто и опрятно, по туалетному столику и крышке бюро разложено прилично косметики, и переносной фен и бигуди, и какая-то дорогая с виду одежда свисала со стен. На кровати сидела огромная набивная обезьяна с длинными руками и оранжевой шевелюрой.
Это Ог, сказала она.
Кто его так назвал, ты?
Подружка моя. Это она его мне подарила.
Марджи?
Нет, Цыпа в Чикаго. Господи, да эта штука тонну весит.
Давай я уберу.
Я сама. Ты не промок, нет? У тебя голова влажная.
Все в порядке.
Она взяла полотенце и ерошила им ему волосы. Ты на мальчишку маленького похож. Вот. Садись. Ну-ка, не передают ли музыку по радио.
Саттри расстегнул молнии на ботинках и скинул их, и проерзал назад по кровати, и скрестил ноги, и приподнял одну обезьянью руку, и отпустил ее.
Тебе вахлацкие нравятся?
Что угодно.
А я раньше терпеть не могла.
Найди что-нибудь еще.
В дверь постучали, и она подошла открыть. Обнаружился лифтер с жестяным ведерком льда и пинтой виски в бумажном кульке.
Детка, сказала она, ты хочешь «Коку» или чего-нибудь? Я что-то не подумала спросить.
Мне ничего не нужно.
Она заплатила невозмутимому желтому Джеймзу и впихнула ему в руку сдачу, и локтем захлопнула дверь. Ведерко и пакет с виски поставила на тумбочку у кровати, и с полки над раковиной сняла два стаканчика, и поднесла их, и положила в них лед. Села на край кровати и принялась счищать запечатку с бутылки, пока Саттри не взял ее у нее и не свернул колпачок зубами. Разлил им, и они сели на кровати друг напротив дружки, и отхлебывали, и смотрели друг на дружку, и улыбались.
Вот интересно, я опять уже проголодалась, или тут что-то другое, сказала она.
Говорят, в этом беда с китайскими девушками.
В чем?
Час спустя опять на передок неймется.
Она улыбнулась и отпила из стаканчика. Было ее, сидевшей с ним, в целом чересчур много, простор бедра, окутанный незначительным чулком, и пажи с напученной бледной плотью, и ее полные груди, и сажисто-черная окантовка на веках, крикливый скос металлической пыли в прусской лазури, где от какого-то диковинного