Магда Сабо - Старомодная история
В день похорон купецкой дочери Белла пишет мужу на фронт: «…После обеда мы были на погребении бедной тети Яблонцаи, потом на поминках. Я заказала венок с надписью: «С искренней любовью от Беллы и Мони». Правда ведь, ты согласен? Бедная Гизи пока поселится у Ленке, в комнате мужа, Иренке же будет жить с Пирошкой. Мамочка хотела послать тебе исландский мох и шандру, я спросила на почте, можно ли, но посылки сейчас могут получать только три других номера полевой почты. Мы живем тихо, по газетным новостям, надеемся на скорый мир. Вечерами, когда ветер завывает за окнами, я думаю о том, как ты там, теплое ли у тебя жилье». Спустя три дня, 20 января, Анталу Тичи в Оберрорбах идет следующее письмо: «У бедных Миклошши сегодня похоронная: третий их сын тоже пал смертью храбрых. Четвертый, последний сын проходит сейчас строевую подготовку. Как выдержать все это? Наша дружба с Ленке очень окрепла. Знаешь, Мони, бедная тетя Яблонцаи перевернулась бы в гробу, если бы узнала, что вытворяет ее дочь, Илона, из-за каждого крайцара наследства! Бедная Гизи, не знаю, что она будет делать? Пока не реализована недвижимость, ей просто не на что жить». Из письма Беллы от 24 января выясняется, что она тоже пыталась помочь Мелинде, но без особого успеха. «Была я у Гизи Яблонцаи, звала ее жить ко мне, бедняжка в ужасном положении, да и мне было бы лучше. Она горячо благодарила меня, но переезжать ко мне отказалась. Бела считает, что именно сейчас они с Ленке не должны ее отпускать к чужим, хоть бы и к хорошим друзьям». По свидетельству почтового ящика Бартоков, 24 января Мелинда вместе со всем своим имуществом перебирается в дом Майтени: «…Простуда у мамочки не проходит, мы вызывали доктора Листа, он и меня осмотрел, от похудания прописал мышьяк. О, как я по тебе скучаю, пиши скорее! Гизи Яблонцаи переселилась к Ленке; лучше б она жила у меня. Жизнь у Ленке совсем не похожа на мою; ты сам знаешь, когда речь заходит о тебе, сердце мое наполняется таким благодарным счастьем. У меня две новые красивые блузки: одна пестрая, из китайского шелка, с воротничком «стюарт», другая — легкая, белая, девическая, я очень ей рада. (Примерно в то самое время, когда шьются блузки Беллы, генштаб принимает решение о том, что, пока не покончено с угрозой вторжения русских и с находящимся в непосредственной близости врагом, сербами, нецелесообразно обращать силы против главного неприятеля, французов и англичан.) В обществе бываю по понедельникам и четвергам: мы с Ленке по очереди ходим друг к другу. Наш Белушка в большой дружбе с Майтени-младшим, они ужасно друг друга любят, Ленке водит обоих на гимнастику. Так как Гизи живет уже у Ленке, то вчера и она была у нас, а потом, первый раз за бог знает какое долгое время, и Бела Майтени пришел за семьей…»
Дневник Агоштона Бартока не упоминает о взятии Перемышля, но автор его с радостью отмечает, что первого и второго мая, в результате Горлицкого прорыва, «русские были выбиты из Северной Венгрии».[168] «Твой отец с самого начала не верил в успех, — рассказывала мне об этом времени дочь Ольги, Лилли. — Гизи после Горлицкого прорыва плясала от радости, Лекши же был бледен и сказал мне тогда — одной мне сказал, о подобных вещах, среди всеобщего воодушевления, мы только с ним и могли разговаривать, — что там был ураганный огонь; представляю ли я, что такое ураганный огонь? Я не представляла. Тогда он мне объяснил. Ни он, ни я в рот ничего не взяли на том вечере». 23 мая вступает в войну Италия; в промежутке между двумя датами, 2-м и 23-м, Белла сообщает мужу лишь о местных сенсациях; у нее такое чувство, что «дни идут гармонично и тихо». Вскоре начинается страшная битва при Изопцо, от крови венгерских ополченцев земля покрыта жидкой кашицей, спешащие вестовые скользят и падают на окровавленных камнях; пятого октября генерал Маккензен, чтобы помочь туркам, начинает наступление в Сербии, его части форсируют Дунай и Саву и быстро оккупируют Сербию вместе с частью Черногории и Албании. Ленке Яблонцаи не расстается с атласом: один за другим гибнут знакомые, все больше в Дебрецене женщин, носящих траур. «Бедная госпожа Чикош, — пишет Белла, — она так утомила близких и всех, кто рядом, что врачи Тюдёш и Кенези забрали ее в клинику. Я часто бываю с Ленке, ты знаешь, какое у них положение. Самое приятное для меня — милые домашние хлопоты в нашем доме, на Печатной улице. Ну, и конечно, множество участников войны! Я всех их люблю самой глубокой человеческой и патриотической любовью. Приезжал сюда Борш, он с самого начала на южном фронте, сейчас получил отпуск на несколько дней. Он цел и невредим, только какой-то мрачный и усталый».
Борш, о котором мне так и не удалось выяснить, кто это такой, был мрачен не без причины; многие дебреценские молодые женщины тоже помрачнели бы, если бы обращали внимание не только на себя, но и на другие вещи. Но дочь Беллы, Марианка, просто очаровательна, когда она пляшет, притопывая, и поет без намека на мелодию: «Ну, белегись, собака Сельбия!»;[169] Ленке Яблонцаи, тактично повременив некоторое время — пусть немного забудется скандальная история с Мелиндой, — обсуждает с мужем формальности, связанные с разводом. «Решение Ленке окончательно, — пишет Белла, — теперь предстоят практические шаги». Йозефа Хейнрих умерла спустя несколько недель после краха торгового дела сыновей, Ольга же всегда обожала брата, не умея относиться к нему критически, да она и сама живет во втором браке — так что со стороны семьи Майтени в адрес Белы даже упрека не прозвучало, когда он объявил о готовящемся разводе; прекрасно им известную и всеми уважаемую Мелинду они воспринимают в роли будущей невестки с величайшей радостью и без тени вражды, самым дружелюбным образом расстаются вскоре с Ленке Яблонцаи. Дружба и взаимная симпатия до могилы будут характеризовать отношения бывших родственников. После смерти Ольги Лилли, заняв место матери, становится для Ленке близкой подругой, и дружба их остается столь прочной, что дочь Ленке Яблонцаи и Элека Сабо поддерживает родственные отношения с семьей Майтени, считая дочь Ольги двоюродной сестрой, так же как и Бела Майтени-младший всегда считает своей семью сводной сестры.
Разумеется, Ленке Яблонцаи держит монастырскую школу в курсе своих дел. Мелинда, утратив спокойную обеспеченность и родительский кров над головой, оказалась в тяжелых условиях, и содержание, которое полагалось матушке и ее сыну, весьма усложнило бы жизнь молодой четы. Матушка решает: она переедет к младшим сестрам, как-нибудь они проживут втроем, особенно если она снова пойдет работать; когда у нее будет свой заработок, и Майтени с Мелиндой легче будет существовать. Она просит помощи у Штилльмунгус; монахиня выслушивает ее без удивления — Штилльмунгус трудно чем-нибудь удивить. Но посодействовать Ленке Яблонцаи получить прежнее место учительницы или доверить ей преподавание музыки в заведении Шветича она отказывается наотрез: Ленке собирается разводиться, а разведенной женщине в католической школе не место. Матушка уходит опечаленная: до разговора с начальницей дело представлялось ей куда более простым. Конечно, она должна была бы знать, что в этой ситуации обращаться к монахине бесполезно, однако ей казалось: Штилльмунгус так ее любит, что ради нее что-нибудь придумает или даже отступит от своих принципов. Она пересекает улицу Баттяни, затем пассаж Чизмадия; по дороге ей приходит в голову: ведь в музыкальной школе она всегда слышала только добрые слова и похвалы, недавно ее опять приглашали выступить с концертом — может быть, там ей помогут. Конечно, сказать в открытую, что и как, невозможно, в музыкальной школе она ни с кем не была в столь доверительных отношениях, как с бывшей начальницей, бракоразводный процесс же еще не начался. В дирекции ее встречают с восторгом: неужто она снова решила выйти на сцену? Как давно они ждали этого! Матушка, запинаясь, сообщает, что хотела бы найти учеников — и улыбающиеся лица мрачнеют. «Видите ли, школа сама существует за счет учеников, — слышит она ответ. — Не хотите же вы забрать часть учеников и учить их?» К тому же у нее нет диплома учителя музыки, и вообще весьма печально, если именно Ленке Яблонцаи станет им конкуренткой.
Дорога домой ведет по Крепостной улице; Ленке Яблонцаи медленно шагает по тротуару и, дойдя до угла Печатной, размышляет, не зайти ли ей к Бартокам; нет, сейчас, пожалуй, лучше их не видеть. Белла, несмотря на свою тоску по мужу, так безоблачно счастлива — что она может ей сказать? Ленке идет дальше по направлению к Ботанической, к дому, откуда нужно как можно скорее отселить Майтени: все-таки это ужасно, такая совместная жизнь под одной крышей, постоянное напряжение, да и ребенок еще, не дай бог, что-нибудь заметит. «Надо добывать деньги, — думает Ленке Яблонцаи, — или найти работу, которая даст деньги». Если бы кому-нибудь были нужны те причудливые истории, что часто приходят ей в голову, если бы кто-нибудь заплатил за те сказки, новеллы, которые словно бы уже написаны у нее в голове. Как люди становятся писателями? Как стать писателем тому, у кого ничего нет, кроме малокровного, слабенького сына; как, с чего начать и где: здесь ли или в городе широких возможностей, Будапеште, где женщина-писатель уже не считается каким-то невероятным дивом? Будапешт. Но как туда перебраться? На что жить, пока она не пустит где-нибудь корни? И имеет ли она право, решаясь на такое рискованное предприятие, где ничего наперед неизвестно, тащить с собой маленького Белу? Хоть она и не ждала его до рождения, теперь он связан с ней неразрывно. Надо все-таки ехать в Пешт… Мысли набегают, теснятся — и вдруг обрываются. В Пеште живет Эмма Гачари с двумя сыновьями. Ленке не хочет, не может дышать с ней одним воздухом, не хочет идти на риск, что встретится с нею.
