Магда Сабо - Старомодная история
Мария Риккль умерла 14 января 1915 года, за день до того подготовительного собрания, по предложению которого Элека Сабо 30 января выберут муниципальным советником; в последние минуты матушка находится возле нее; на дворе оттепель, и Ленке лишь накидывает платок на плечи, чтобы бежать на улицу Кишмештер, когда тетя Клари присылает за ней Аннуш. Вокруг смертного одра купецкой дочери, как персонажи какой-то странной пьесы, стоят в неподвижных позах ее близкие; пока Сиксаи сочиняет траурное объявление, взгляд покрасневших от слез глаз Ленке Яблонцаи встречается со взглядом покрасневших от слез глаз Гизеллы Яблонцаи. В этот день в Карпатах бушует снежная буря, венгерские форпосты, по сообщению «Дебреценской газеты», находят вблизи Ужокского ущелья множество замерзших трупов русских солдат, в Италии назначен новый министр иностранных дел, от которого страна ждет решительного поворота во внешней политике, главный редактор Дюла Тан находит, что и на польском, и на французском театрах военных действий берут верх немцы, которые к северу от Суассона не только захватили трофеи: одиннадцать орудий и шесть пулеметов, — но и нанесли урон неприятелю в живой силе, взяв в плен пять тысяч шестьсот и уничтожив четыре тысячи французов. У реки Дунаец идет ожесточенная артиллерийская дуэль, Англия обращается за помощью к Греции, предлагая взамен Кипр, Хиос, Митилини, Турция блокирует Дарданеллы, в Варшаве день и ночь слышна близкая канонада, Швеция не пропускает американский транспорт с оружием, министр обороны венгерского королевского правительства в приказе № 305/1915 объявляет о мобилизации граждан 1875 года рождения, городские власти в целях обеспечения населения продовольствием настаивают на конфискации излишков у торговцев, в кинотеатре «Урания» демонстрируют «Драгоценности графини», социальную драму из жизни аристократов в трех частях, и солдатскую шутовскую комедию «Любимец полка» в двух частях; владелец кинотеатра, чтобы привлечь побольше зрителей, обещает и военную хронику. В театре дают «Гусарские проделки», пьесу в народном духе, и «Доброй ночи, Муки»; сливки дебреценского общества готовятся к любительскому представлению в постановке г-жи Фратер и г-жи Бергер — сбор со спектакля идет в дебреценский фонд помощи армии; в Италии земля поглотила город Авенцано, в Первой дебреценской сберегательной кассе открыта подписка на облигации военного займа. В газетах пишут, что в Санкт-Петербурге преследуют и бросают за решетку евреев, которые незаконно находятся там; что какой-то буковинский мальчик, выпав из мчащегося поезда, отлетает на шестнадцать метров, не получив даже царапины; в книжной лавке Чати продается книга о современных средствах ведения войны, в газетных объявлениях предлагаются ящики для фронтовых посылок, продается также семейный дом на улице Кошут с газовым и электрическим освещением; под объявлением о том, что в кино «Урания» идет «Невидимый свидетель» (социальная драма в шести действиях), помещен написанный любящей рукой некролог:
Вдова Кальмана Яблонцаи скончалась.
Общество Дебрецена сегодня в трауре. Оно оплакивает одну из лучших, благороднейших представительниц старой доброй Венгрии, женщину большого сердца, вдову Кальмана Яблонцаи, ушедшую от нас пополудни 14 января. Еще за несколько часов до кончины она сиянием своего духа освещала дом, для которого столько лет была добрым гением, но, как только солнце начало склоняться к горизонту, ветер тления коснулся хозяйки этой обители тихого счастья, и мрачное дыхание его погасило семейный светоч, который бессильны теперь пробудить к жизни все слезы, вся любовь ее близких. Усопшая прожила долгую и богатую жизнь, она была добра и благородна, она всегда шла дорогой праведных. Долгие годы вела она плодотворную деятельность в Дебреценском женском благотворительном обществе и в Ассоциации св. Эржебет. Десятилетиями заботилась она о бедняках, не только добрым словом неся мир их душам, но и щедрой помощью облегчая их жизнь.
В «обители тихого счастья» Бела Майтени обнимает не жену, а рыдающую Мелинду. Объятие это — важный факт: оно равноценно открытому признанию в любви. Матушка улыбнулась сквозь слезы и, подойдя к Мелинде, поцеловала ее — словно поздравляя, — поцеловала и Белу Майтени, затем ушла к Бартокам. Белла, которая к этому времени знала все, о чем так долго молчала ее подруга, расплакалась: слезы ее вызваны не только печальным известием, но и мыслью о том, что почва под ногами у Ленке вновь стала зыбкой. Белла плачет от сострадания, от волнения, от любви к Ленке и оттого, что решительно ничем не может ей помочь; лишь поставить самовар, чтобы хоть напоить подругу чаем: вон она как дрожит, бедняжка.
Купецкую дочь схоронили 17 января, погребальное шествие двинулось с улицы Кишмештер в половине третьего пополудни; за гробом шло много народу; Бела, мой брат, еще помнил эти пышные похороны. На следующий день адвокат Марии Риккль огласил ее завещание, матушка присутствовала там лишь порядка ради да еще ради Мелинды: она знала, что сама она в завещании не упомянута, законными наследниками являются лишь дети Марии Риккль. Это был тот день, когда она с разрешения теток взяла себе красный настенный карман, из которого Богохульник доставал ей конфеты, когда она ребенком плясала перед ним.
При оглашении завещания, когда наследники поносили друг друга из-за полдюжины серебряных ложек и нескольких доставшихся другому простыней, оказалось, что в завещании Марии Риккль есть-таки один пункт, касающийся Ленке Яблонцаи. «Внучку, Ленке, дочь моего сына Кальмана, я воспитала, выдала замуж, и никто не имеет права требовать с нее тех денег, которые я на нее потратила; все, что я сделала для нее, я сделала любя, и да благословит господь ее жизненный путь, за которым я уже не смогу следить». Матушка склоняет лицо на красный настенный карман. В ту минуту по-иному и, как ей казалось, яснее, чем когда-либо, увидела она свою жизнь на улице Кишмештер, увидела, что могло бы быть с ней, если бы она не попала сюда, а осталась бы с родителями, став щепкой в волнах и водоворотах бурной их жизни. Горьких впечатлений детства словно и не бывало, теперь она помнит и будет помнить всегда лишь то, чем она обязана Марии Риккль, за что она должна благодарить ее даже мертвую: это и диплом учительницы, который при необходимости обеспечит ей кусок хлеба, и ловкость чутких пальцев на клавишах, приобретенная в музыкальной школе, и надежный, что там ни говори, кров над головой, под которым она росла, и поддержка, всегда ожидавшая ее на улице Кишмештер и облегчавшая ей жизнь в критические минуты. После ухода адвоката семейное собрание переросло во всеобщую свару — уже не только на материальной, но и на моральной почве: оказалось, о том, что матушка так старательно скрывала, не знала одна только купецкая дочь: в последние два года она почти не выходила из дому, тревожить же ее дурными вестями ни у кого не было охоты, даже на краю могилы она внушала страх окружающим. О связи Белы Майтени и Мелинды давно уже шептались в семье, и вот наступил удобный момент, чтобы увидеть Ленке, единственную, для кого у купецкой дочери нашлось доброе слово и человеческое чувство, униженной и опозоренной. Правда, главные персонажи семейного спектакля держатся достойно: Ленке, та лишь плечами пожимает, Мелинда не краснеет и не падает в обморок, а Бела Майтени без колебаний встает на сторону своей возлюбленной и заявляет брызгающей слюной, бьющей кулаками по столу, визгливо кричащей семье, что он очень уважает и любит Ленке, ни в чем не может ее упрекнуть, ибо она показала себя образцовой матерью и хозяйкой дома, но они с Мелиндой полюбили друг друга на всю жизнь, и самое разумное будет, если он разведется с Ленке и женится на Гизелле. Со времен шекспировского «Ричарда III» не бывало столь своеобразного сватовства; Сиксаи, удалившись в угол, прячет ухмылку в складках занавеси: так им и надо, этим благополучным детям, которые, вместо того чтобы оплакивать мать, поливают друг друга грязью из-за какого-то барахла, а вот о судьбе старых служанок никто не желает подумать, с них станет выставить на улицу восьмидесятилетнюю тетю Клари да Агнеш с Аннуш, тоже одряхлевших. Ничего, он найдет для них угол, у него они как-нибудь приютятся, и пусть Маргит, которая жалеет им кусок хлеба, лопнет от злости: в конце концов, он дает деньги в семью и имеет право на собственное мнение. Скандал кончается тем, что высоконравственные члены семьи изгоняют из своей среды грешную Мелинду: пускай собирает свои пожитки и убирается куда хочет, скатертью дорога. Матушка и Бела Майтени одновременно подходят к Мелинде, которую все же сразил этот семейный приговор: она вдруг оказалась в своем родном гнезде без крыши над головой; Ленке Яблонцаи заявляет: если Мелинду прогонят и сплетни разнесут по городу истинную причину этого, то Мария Риккль, только что похороненная, наверняка перевернется в гробу. Она, Ленке, которой больше всех касается это дело, защитит свою тетку от общественного бойкота, возьмет ее к себе, как-нибудь они проживут втроем, пока каждый из них не станет свободным и не пойдет по своему собственному пути.
