Никос Казандзакис - Последнее искушение Христа
Чем больше вечерело, тем сильнее сжималось у всех сердце. Внезапно в раскрытое окно стремительно влетела ласточка, трижды сделала круг над их головами, радостно пискнула и, мелькнув в лучах уходящего солнца, исчезла – только они и видели ее белую грудку и острые крылья.
Иисус словно только и ждал этого знака. Он встал и сказал:
– Пришло время, – промолвил Иисус и поднялся, словно только и ждал этого знамения. Медленно и жадно оглядел он дом – очаг, посуду, лампаду, кувшин с водой, пряжу; потом перевел взгляд на женщин – старую Саломею, Марфу, Магдалину и Марию, и наконец, на побелевшего старика, который вступил уже в жизнь вечную.
– Прощайте, – сказал он, подняв руки. Ни одна из трех девушек не смогла ответить ему, и только почтенная Саломея сказала:
– Не смотри на нас так, будто ты покидаешь нас навсегда, дитя.
– Прощайте, – повторил Иисус и, приблизившись к женщинам, положил руку сначала на голову Марфы, потом Магдалины. Мария, бросив свою работу, подошла ближе и тоже опустила голову. Им казалось, что он, благословляя каждую из них, словно собирается взять их с собой – навсегда. И вдруг, не сговариваясь, все трое начали погребальную песнь.
Они вышли во двор: впереди – Иисус, следом за ним – ученики. Поверх ограды двора над колодцем расцвела жимолость, которая теперь, с наступлением вечера благоухала. Иисус протянул руку, сорвал цветок и стиснул его в зубах. «Бог да пошлет мне силы, – взмолился он в сердце своем. – Бог да пошлет мне силы удержать в зубах этот нежный цветок, не прикусив его в муках распинания!» В воротах он снова остановился и поднял руку.
– Прощайте, жены! – воскликнул он голосом, идущим из глубины души.
Ни одна из них не ответила. Плач стоял во дворе. Иисус шел впереди всех. Путь их лежал к Иерусалиму. Полная луна поднималась из-за Моавитских гор, солнце садилось за Иудейскими горами. На мгновение эти два великие небесные украшения задержались, посмотрели друг на друга, а затем одно из них взошло вверх, а другое закатилось. Иисус кивнул Иуде, и тот подошел к нему. Они завели между собой разговор о какой-то тайне – говорили тихо, то Иисус, то Иуда время от времени наклоняли голову, каждый взвешивал слова, перед тем как ответить.
– Прости, брат мой Иуда, – сказал Иисус, – но так нужно.
– Я уже и раньше спрашивал тебя, Учитель: неужели нет иного пути?
– Нет, брат мой Иуда. И мне хотелось бы того же. До сих пор я все надеялся на это и ожидал, но все напрасно. Нет, иного пути нет. Наступил конец света, этот мир, Царство Лукавого, рухнет и придет Царство Небесное. Я принесу его. Как? Смертию моею. Иного пути нет. Не падай духом, брат мой Иуда, через три дня я воскресну.
– Ты говоришь так, чтобы успокоить меня, чтобы заставить меня предать тебя и сердце мое не разрывалось при этом. Ты говоришь, что я способен выдержать, чтобы придать мне мужества, но чем ближе ужасный миг, тем труднее это. Нет, я не выдержу, не выдержу, Учитель!
– Выдержишь, брат мой Иуда. Бог даст тебе силу, которой тебе недостает, потому что так нужно. Нужно, чтобы я погиб, а ты предал меня – мы вдвоем должны спасти мир, помоги же мне!
Иуда опустил голову и, немного помолчав, спросил:
– А если бы ты должен был предать своего Учителя, ты сделал бы это?
Иисус ответил не сразу. Он задумался и, наконец, сказал:
– Нет. Думаю, что я бы не смог. Потому Бог сжалился надо мной и определил мне более легкий долг – быть распятым.
Иисус взял Иуду за руку и тихо, обольстительно заговорил:
– Только не оставляй меня, помоги мне. Ты уже переговорил с первосвященником Каиафой? Слуги Храма уже вооружились, уже готовы схватить меня? Все сделано, как мы договорились, брат мой Иуда? Так отпразднуем же ныне вечером все вместе Пасху, и я кивну тебе, когда ты должен встать и отправиться за ними. Черных дней всего три, и промчатся они с быстротой молнии. А на третий день мы все обнимемся и пустимся в пляс, ибо придет воскресение!
– А другие будут знать о том? – спросил Иуда, указав большим пальцем на учеников, гурьбой следовавших за ними.
– Сегодня вечером я скажу им, чтобы они не оказывали сопротивления воинами и левитам, которые придут схватить меня.
Иуда презрительно скривил губы:
– Это они-то окажут сопротивление? И где ты только выискал их, Учитель? Все как на подбор! Иисус опустил голову и ничего не ответил. Луна восходила, изливая свет, который лизал камни, деревья, людей. Темно-голубые тени падали на землю. Позади шли гурьбою, разговаривая и споря друг с другом, ученики: одни уже облизывались, думая о накрытом столе, другие с тревогой вспоминали двусмысленные слова Учителя, а Фома вспомнил бедного почтенного раввина:
– И с нами будет то же, что с ним!
– Что? Мы тоже умрем? – оторопело спросил Нафанаил. – Разве не было сказано, что мы отправляемся за бессмертием?
– Так оно и есть, но прежде мы должны пройти через смерть, – объяснил ему Фома. Нафанаил покачал головой.
– Плох такой путь к бессмертию, – проворчал он. – Не поздоровится нам на том свете, помяните мои слова!
Иерусалим уже возвышался перед ними в воздухе, залитый лунным светом, белоснежный и прозрачный, словно призрак. В сиянии луны казалось, что дома оторвались от земли и повисли в воздухе. Все отчетливее становился шум сливавшихся воедино людских голосов, поющих псалмы, рева и блеяния закалываемых в жертву животных.
У восточных ворот их поджидали Петр и Иоанн. С сияющими в лунном свете лицами они радостно бросились навстречу.
– Все было так, как ты сказал, Учитель. Столы накрыты, пожалуйте отведать угощения!
– А что касается хозяина, то он приготовил угощение и исчез, – сказал, смеясь, Иоанн.
Иисус улыбнулся:
– Это и есть верх гостеприимства, когда хозяин исчезает. Все ускорили шаг. Улицы были заполнены людьми, горящими фонарями и миртовыми венками. Из-за закрытых дверей торжественно звучал пасхальный псалом:
Когда вышел Израиль из Египта,Дом Иакова из народа иноплеменного,Море увидело его и побежало,Иордан обратился вспять.Горы прыгали, как овцы,И холмы – как агнцы.Что с тобою, море, что ты побежало,И с тобою, Иордан, что ты обратился вспять?Что вы прыгаете, горы, как овцы,И вы, холмы, как агнцы?Пред ликом Господа трепещет Земля,Пред ликом Бога Израилева,Превращающего скалы в озеро воды,И камень – в источник воды!
Проходившие мимо ученики подхватили пасхальный псалом и тоже запели его, следуя за Петром и Иоанном. Все кроме Иисуса и Иуды забыли страхи и тревоги и спешили к накрытым столам.
Петр и Иоанн остановились, толкнули дверь, помеченную мазком крови заколотого агнца, и вошли внутрь, а следом вошел и Иисус с проголодавшимися спутниками. Они прошли через двор, поднялись по каменной лестнице, вошли в горницу. Столы были накрыты, три семисвечных светильника освещали агнца, вино, пресный хлеб, закуску, а также посохи, которые должно держать во время вкушения пищи, словно готовясь в дальний путь.
– Приветствуем тебя! – сказал Иисус и, подняв руку, благословил невидимого хозяина.
Ученики засмеялись:
– Кого ты приветствуешь, Учитель?
– Незримого, – ответил Иисус, строго глянув на них. Он опоясался широким полотенцем, взял воду, опустился на колени и принялся мыть ноги ученикам.
– Не могу позволить, чтобы ты мыл мне ноги, Учитель! – воскликнул Петр.
– Если я не вымою тебе ноги, Петр, ты не сможешь войти вместе со мною в Царство Небесное.
– Ну, тогда. Учитель, не только ноги, но и руки и голову, – сказал Петр.
Ученики уселись за столы. Они проголодались, но никто не решался протянуть руку к еде, потому как в тот вечер лицо Учителя было строгим и горечь была у него на устах. Одного за другим Иисус обвел взглядом учеников – от сидевшего справа от него Петра до сидевшего слева Иоанна, всех. И сидевшего напротив своего сообщника сурового и угрюмого рыжебородого.
– Прежде всего, – сказал Иисус, – выпьем соленой воды, дабы помянуть слезы, пролитые отцами нашими на этой земле неволи.
Он взял большой глиняный кувшин с соленой водой, наполнил из него до краев сперва чашу Иуды, затем плеснул по нескольку раз в чаши прочих учеников и напоследок наполнил до краев собственную чашу.
– Помянем слезы, мучения и борьбу человека, стремящегося к свободе! – сказал он и одним духом осушил свою наполненную до краев чашу.
Все выпили и вытерли губы, а Иуда осушил свою чашу одним глотком и показал ее Иисусу, повернув вверх дном: ни капли не осталось внутри.
– Молодчина, Иуда, – сказал, улыбнувшись, Иисус. – Ты стерпишь и большую горечь.
Он взял пресный хлеб и разделил его. Затем разделил и агнца. Каждый протянул руку и посыпал свою долю, как велит Закон, горькими травами, душицей, перезревшими маслинами и лавровым листом. А затем полили мясо красным отваром, напоминавшим, что предки их изготовляли кирпичи, пребывая в неволе. Ели спешно, как велит Закон, и каждый держал наготове посох и выставил ногу, словно готовясь отправиться в путь.
